— Привет, — сказала она почему-то шепотом и неожиданно поцеловала Леху в губы. — А теперь держись! — добавила она, оторвавшись от Лехи и оставив его с незнакомым дурманящим вкусом на губах и туманом в голове.
«Мерседес» рванул с места, и через несколько секунд пропала пыльная улица, пропал и весь район, где обитал Леха. Все исчезло, как будто и не было ничего. Вырулив на центральную улицу, Барыня сбросила скорость, машина пошла с торжественной неторопливостью, как на параде. Водители в соседних рядах изумленно таращились на розовый «Мерседес», и тем более их изумлял невзрачный белобрысый пацан на переднем сиденье. Мухину очень хотелось показать этим козлам что-нибудь неприличное, но тут брюнетка положила ему руку на колено, и Леха забыл обо всем.
— Сейчас поедем ко мне... — сказала она. — Если не возражаешь.
Господи, еще бы он возражал! Мухин еще не видел ее квартиры, но заранее знал, что будет НЕЧТО. Нечто, столь же сильно вышибающее мозги, как и розовый «мерс». Так оно и оказалось. У кого там двенадцать лет назад в черте города имелся двухэтажный кирпичный особняк? Не дачный домик, не сарай, не гараж с пристройкой, а именно особняк? У кого — у директора рынка, у председателя горсовета, у директора химкомбината? Черта с два! Только у Барыни. Вот туда Леха и попал.
Походив по комнатам, он понял, что съезд крыши продолжается. И когда к нему вышла хозяйка в черном шелковом халате, а на столике в ведерке со льдом стояло шампанское, а в здоровенном японском телевизоре пели какие-то тетки...
— Зачем это? — выдавил из себя Мухин. Это были последние здравые слова, которые он произнес в тот день. Хозяйка засмеялась — будто зазвенели серебряные колокольчики — и подтолкнула Мухина в сторону ванной комнаты.
— Потому что я так хочу, — прошептала она ему на ухо. И ее горячий язык коснулся мочки его уха. — И потому что ты мне нравишься.
Ванная комната была размером со школьный класс, и там было много всяких разных вещей, о назначении которых Мухин даже не догадывался. Он просто разделся и лег в высокую белую пену. Положив голову на специальную подушечку, он посмотрел вверх и увидел на потолке зеркало. Смысл этого излишества остался Лехе непонятен, он лишь подумал, что в этом зеркале выглядит совсем крошечным, затерянным в огромной ванне...
— У тебя были девушки?
Леха вздрогнул — оказывается, она уже была здесь, сидела на бортике ванны.
— Девушки? — Леха наморщил лоб. Вообще-то соседка, которую они с пацанами долго спаивали, а потом по очереди трахали... Безусловно, она была девушкой. Когда-то.
— Были, — сказал Леха, глядя на молочно-белую кожу этой женщины с вожделением и страхом. — Конечно, были...
— Ну так забудь о них, — посоветовала она, и рука ее скользнула в пену, безошибочно отыскала там то, что искала, крепко обхватила, потом ослабила хватку...
— Забудь обо всем, — посоветовала Барыня. И Леха ее послушался.
— Больно? — Хруст присел на корточки, сочувственно вглядываясь в разбитое лицо Мухина. На этот раз очки не уцелели, Леха подслеповато щурился и пытался встать, но это было невозможно. — Больно? — повторил Хруст свой вопрос. — Я тебя спрашиваю, сука!
— Ну что ты... — пробормотал Леха. — Какое уж тут больно... Пообщавшись с Барыней, я стал законченным мазохистом... Приятно мне, приятно! Так и передай!
— Тьфу ты, — плюнул Хруст. — Шиза маломерная... Так, теперь ты! — драгоценное внимание перешло на меня. — Еще одна головная боль... На кого ты работаешь?
Я хотел было по инерции ляпнуть про «Золотую Антилопу» и Карабаса, но вовремя спохватился — речь шла совсем о другом. Любознательного Хруста интересовало, чьи поручения я выполнял, когда шастал по «Интуристу», когда устраивал переполох возле подъезда на улице Чайковского и когда валил людей Хруста в самых разных местах — возле орловской дачи, в больнице, у двери собственной квартиры... У квартиры, правда, валил хрустовских ребят не я, а Шумов. По шумовской же инициативе потом выкидывали одного хрустящего в окно лоджии. Впрочем, это было слабым оправданием. Шумова, судя по всему, уже нельзя было привлечь к ответственности, а я... Вот он я.
— Глухой? — Хруст угрожающе прищурился. — Один почти слепой, другой почти глухой... На кого...
— На Тыкву, — быстро сказал я, как только ботинок Хруста оторвался от пола. Может, мне нужно было для пущего правдоподобия поупорствовать, получить пару пинков по физиономии, лишиться передних зубов и лишь потом назвать своего «хозяина»...
Может, и так. Только нервы у меня не выдержали, и я раскололся сразу.
— Какого еще Тыкву? — недоверчиво спросил Хруст, ставя ногу на место.
— Да есть тут один деятель... — сказал я, отводя глаза. Мол, мне стыдно, что я заложил шефа. — Этот козел, — кивнул я на Мухина, — кинул его на двести штук «зеленых». Я должен был его найти и вытрясти должок.
— Вытряс? — из вежливости поинтересовался Хруст.
— Нет, — вздохнул я. — Не вышло. Куда-то он эти бабки запрятал... И не говорит.
— Допустим, — сказал Хруст. — Допустим, что ты и вправду добывал деньги для какого-то там овоща. А моих людей ты мочил тоже по поручению овоща? Возле дачи одного из карабина завалили, второго почему-то в кустах под твоими окнами нашли... Они же ничего плохого тебе не хотели. Просто поговорить. Выяснить, кому что нужно. Тебе были нужны деньги, нам был нужен сам этот хмырь. Мы могли спокойно разойтись, не портя друг другу нервы...
— Вот и Костя мне то же самое говорил, — вздохнул я. — Просто я слишком медленно соображаю... Наверное, нужно было договориться.
— А что за Костя? — заинтересовался Хруст. Оставленный без внимания Мухин тем временем подобрал очки, нацепил их на нос и, лежа на боку, внимал нашему разговору, изредка сплевывая кровь на пол.
— Это тот, который из карабина стрелял, — немедленно заложил я Шумова. — И тот, кто вашего парня резиновым членом на лестнице... В смысле, по голове треснул резиновым членом, — уточнил я, увидев, как меняется лицо Хруста и парней, стоявших позади него. — И с балкона выкинуть труп — это тоже была его идея.
— Толковый у тебя приятель, — оценил Шумова Хруст. — Он что, тоже на Тыкву пашет?
Я задумался. Мне нужно было говорить все, что угодно, лишь бы как-то вывернуться, лишь бы отмазаться, выкрутиться. Или хотя бы потянуть время. Как отнесутся к моим словам Шумов (если он еще жив) или Тыква — это волновало меня в самую последнюю очередь.
— Он не на Тыкву пашет, он на свою хозяйку пашет, — выдал я Шумова еще раз. — А фамилия его хозяйки — Орлова. Вы еще у нее машину взорвали. Вот она и поручила ему разобраться.
— Мы? Машину взорвали? Не было такого, — ухмыльнулся Хруст. — Ну а где же найти твоего толкового дружка? Мы бы с ним поговорили. Вспомнили бы наши прежние встречи, когда нам не удалось поболтать. Где он?
— Так он же за рулем был, — сказал я, торопясь успеть, пока Хруст снова не начал отрывать ботинок от земли. — За рулем в той самой машине, которую вы... Ну, из которой меня вытащили. И Мухина тоже.
Хруст удивленно поднял брови и отошел к своим подручным. Они что-то принялись обсуждать, причем на лице Хруста преобладала угрожающая и недовольная мимика.
— Кажется, мое пальто успело вовремя смыться, — предположил лежащий на полу Мухин. — Иначе бы они так не дергались.
— Куда он там смылся? — скептически отозвался я. — Машина как раз на ту сторону опрокинулась, где он сидел. Никак ему было не выбраться.
— Хочешь быть пессимистом, будь им. Я только не понимаю, зачем ты Хрусту все про все выкладываешь. Думаешь, он тебя пожалеет, погладит по головке и отпустит? Ни фига подобного. Иначе бы нас в этот подвал не затаскивали. Нас в конце концов грохнут. Порасспрашивают, а потом грохнут. Так что не суетись, прими свою судьбу достойно...
Я с сомнением посмотрел на разбитое лицо Мухина:
— Достойно? Орать всякую чушь, за которую тебе сломают челюсть?
— Тебя потом все равно убьют, так что челюсть тут уже не важна. А важно сказать им, что они козлы. Даже если их тут двадцать человек. Они думают, что переиграли меня, думают, что у них все схвачено...
— Скажешь, не так?
— Они в сильном пролете, — прошептал Мухин. — Только это большой секрет.
Кажется, у него прогрессировала мания величия. Полудохлый и прикованный наручниками к стулу, он еще трепыхался и грозил врагам неминуемым обломом. Клинический случай.
Хруст переговорил со своими и вернулся к нам. Лицо его не предвещало ничего хорошего.
— Ты много тут наболтал, — сказал он мне. — А мне нужна не болтовня, мне нужна точная информация. Поэтому я вызвал сюда Тыкву. Сделаю вам очную ставку, и не дай бог выяснится, что ты врал...
Я понял, что и этот тип страдает манией величия: станет Тыква, подыматься среди ночи и переться на какой-то склад, чтобы побазарить с треугольной рожей... Но чтобы поддержать свой имидж простого и правдивого парня, я согласно мотнул головой и с надеждой в голосе спросил:
