– Мне надо знать, куда вы дели ножницы.
– Какие такие ножницы?
Дворецкий хмыкнул. А ведь Рысаков был прав. Как только речь зашла о ножницах, бедняга просто с лица сошла.
– Ножницы, которые хранились в бархатном футляре, – не отставал он.
Белинда прикусила губу и задрожала подбородком. Дворецкий никогда раньше не видел, чтобы она плакала. Не считая того случая, когда она специально пустила слезу, чтобы разжалобить Таню.
– У меня их украли…
– А почему вы плачете? – спросил Дворецкий, подходя к ней на непозволительно близкое расстояние.
Втайне он рассчитывал, что сейчас она бросится ему на грудь и, рыдая, выложит правду, какой бы она ни была.
– Так почему вы плачете? – неожиданно ласково переспросил он.
– Потому что мне жалко, что их украли! – злобно ответила Белинда и шмыгнула носом.
– А! – разозлился Дворецкий. – Будете продолжать упрямиться, я упеку вас за решетку.
– Не имеете права! – Белинда выпятила грудь, и ее противник нервно сглотнул.
– Еще как имею. Я подозреваю, что вы этими ножницами кого-нибудь убили. Говорят, вы не женщина, а ураган в юбке. Запросто могли кого-нибудь прикончить просто потому, что у вас руки-крюки!
– Это у меня крюки?!
– Говорите сейчас же, что произошло! Я не могу заводить серьезные отношения с женщиной, которая подозревается в противоправных действиях!
– Почему вы на меня все время орете?!
– Потому что вы все время выставляете колючки.
Белинда некоторое время молчала, переводя дыхание, потом удивленно спросила:
– Что вы там сказали насчет серьезных отношений?
Дворецкий усмехнулся, копчиком почувствовав, что он уже победил.
– Сказал, что хочу их с вами завести. И это чистая правда. Не юмор и не прикол.
– А если мы заведем отношения, вы меня защитите? – спросила Белинда, глядя на него снизу вверх. Во взгляде читалась затаенная надежда.
– Господи, что же вы такое сделали-то?! – не удержался от вопроса Дворецкий. И тотчас добавил: – Конечно, защищу. Еще бы! Вы мне так сильно нравитесь, что я готов на все.
И вот тут она все-таки бросилась ему на грудь. В ее организме накопился такой запас слез, что рубашка Дворецкого вымокла в два счета.
– Я знала, что Романчикова назначила Таранову свидание-е-е… – принялась объяснять бедняжка сквозь рыдания. – И я ради Тани решила его расстро-о-о-ить…
– Взяла ножницы, – подсказал Дворецкий не без внутреннего трепета. – И…
История оказалась ужасно глупой. Белинда взяла ножницы и принялась резать газеты. Из вырезанных слов она составила записку угрожающего содержания, которую собиралась подсунуть мэрше. Мэрша должна была испугаться, ведь в записке говорилось, что на нее готовится покушение в кафе. Белинда рассчитывала, что испугавшись, Романчикова бросит Таранова одного и уедет, спасая свою шкуру. Свидание расстроится, и Таня с Тарановым будут счастливы.
Подготовив записку, Белинда выследила Таранова и проникла в кафе. Когда Романчикова вошла в дамскую комнату, она шмыгнула вслед за мэршей и подсунула записку под дверь кабинки. Выйдя из туалета, Романчикова наткнулась на Белинду и сразу спросила, не видела ли та здесь кого-нибудь подозрительного. Белинда ответила отрицательно. А потом вместо того, чтобы побежать с запиской к своему шоферу и телохранителю, Романчикова снова отправилась за свой столик. Конечно, она расстроилась.
А Белинда была раздосадована тем, что ей не удалось разлучить мэршу и Таранова. Однако досада сменилась полной паникой, когда она узнала, что Романчикову убили! Она была уверена, что в ее записку сразу вцепятся следователи и что автора этой записки будут искать. Да еще как искать! В ужасе Белинда уничтожила единственную улику, связывающую ее с запиской – ножницы, которыми она вырезала буквы из газет. Любое упоминание этих ножниц наводило на нее панический страх.
– Белинда, прекрати рыдать, – приказал Дворецкий, ненавязчиво переходя на «ты». – Из-за того что ты плачешь, я не могу тебя поцеловать.
– Почему? – прогундосила она ему в рубашку.
– Потому что у тебя заложен нос, и если мы начнем целоваться, ты попросту задохнешься.
– Ладно уж, я перестану, – пробормотала она, теребя его пуговицу.
В этот момент у Дворецкого в кармане зазвонил телефон. Обняв Белинду одной рукой и крепко прижав к себе, он достал аппарат и приложил к уху. Выслушал все, что ему сказали, спрятал телефон в карман и задумчиво пробормотал:
– Кредитная карточка жены Барабанова в руках бывшей сиделки Курочкина… Нет-нет, это мне не по зубам. Это как-то уж слишком сложно… Конечно, возможно, что кто-то из них кого-то убил… А возможно, это просто цепь совпадений…
Голова у него шла кругом, и ему никак не удавалось сосредоточиться. Да ему и не хотелось сейчас сосредотачиваться на работе.
– У тебя есть носовой платок? – спросила Белинда у него из-под мышки. – Мне хочется поскорее поцеловаться. И закрепить наши отношения. А потом мы пойдем вниз, в ресторан, и там ты расскажешь всю историю расследования от начала и до конца. Наверное, наши все волнуются и сгорают от нетерпения. И я тоже сгораю.
– Неужели ты можешь думать о других в такой исторический момент? – спросил Дворецкий, разворачивая ее к себе лицом.
– Могу, – серьезно ответила Белинда. – В конце концов, существуют законы природы. И один из них гласит: чем богаче личная жизнь женщины, тем добрее женщина к своим коллегам.
