Должно быть, что-то подобное пришло в голову и тому типу, который стрелял, потому что дядя Миммо услышал его вопль: «Твою мааааать!» Секунду спустя тот уже удирал со всех ног с зачехленным ружьем в руке, а дядя Миммо недоумевал: как это ему удалось так быстро спрятать ружье в чехол. Вот это трезвость ума!..
– Так это было ружье, а не пистолет! Вот почему ему разнесло башку! – громко охнул дядя Миммо и без сил рухнул на табуретку.
– Из-за звона в голове, черт побери, я не смог рассмотреть этого сукиного сына, – уже прощаясь на улице с друзьями, говорил дядя Миммо, поднимая воротник куртки. – Помню только, что рожа у него была, как будто он приложился ею к раскаленному противню для пиццы!
– Где ты покупал это мясо, Тони?
– Где ты покупал это мясо, Тони? – Дядя Сал на свой манер пытался оживить атмосферу на барбекю у Тони. – Оно с душком! Я тебе тыщу раз говорил, чтобы ты брал мясо в лавке Тано, у которого родственники в Аргентине!
– Там было закрыто, дядя Сал, – с напускной веселостью отозвался Тони. – Но ты подал мне отличную идею. В следующий раз я угощу тебя таким мясом, пальчики оближешь!
Дядя Сал довольно рассмеялся.
Сегодня на барбекю собралась вся семья.
Четтина – жена Тони, нарядившаяся в ярко-зеленое атласное платье. Три сестры дяди Сала: Агата – вдова, мать Тони и Рози; Кармела – старая дева; Розария – мать Алессии, Минди, Чинции и Валентины, тоже вроде бы вдова – во всяком случае, ее муж, Луллио Карузо, исчез, хотя никто никогда не видел его трупа. Изредка поминая пропавшего без вести мужа, Розария никогда не забывала подчеркнуть: «Ну и бабник был, жуть!» Из-за этих слов многие подозревали, что Сал Скали приложил руку к его исчезновению. Родственники из тех, кого принято называть «седьмая вода на киселе»: сыновья эмигрировавших кузенов, внуки умерших дядюшек, чьи-то дедушки, бабушки в черных платьях и шалях, – эти смотрелись на общем фоне словно пятна на шкуре далматина. И наконец, Алессия, Минди, Чинция и Валентина Карузо.
Младшая сестра Тони Рози – младше брата лет на пятнадцать-двадцать, если б еще знать точный возраст Тони, – сидела на плетеном диване («смерть чулкам, чтоб ему пусто было») и с беспокойством оглядывалась по сторонам.
– Черт, – сказала она, обращаясь к Чинции, – только бы Стив сюда не притащился.
– А ты что, его пригласила? – заинтересованно спросила Чинция, пристраивая на коленях огромную тарелку с мясом.
– Ты что, сдурела? Стив приглашал меня вечером на открытие нового пивного бара, а мне из-за этого паршивого барбекю пришлось отказаться. Наврала ему, что у меня грипп. Не могла же я ему сказать: «Извини, сегодня никак не могу, мой братец-парикмахер устраивает барбекю»?
Чинция кивком показала: нет, не могла.
– Стив прямо рассвирепел. Как же так, говорит, с чего это у тебя нарисовался грипп, и именно сегодня вечером? Ты что, хочешь, чтобы я потащился туда с какой-нибудь страхолюдиной? И чтобы все на меня смотрели как на идиота?
– А ты что?
– А что я? Что я могла ответить? Швырнула трубку, и все тут! Ну ладно, насчет температуры я ему наврала, но он-то не знал, что я вру! И еще наорал на меня! За то, что у меня температура! Ну, скажи, не сволочь?
Чинция тыкала вилкой в кусок мяса.
– Слушай, как ты можешь есть эту гадость! – сморщила нос Рози. – Такое впечатление, что его кто-то уже обкусал. И еще похоже на джинсы Стива, такая же рвань, – засмеялась она.
Чинция бросила на тарелку вилку и нож.
– Представляешь, Стив разрезал джинсы ножницами. Вот здесь! – Рози показала руками между ног. – А после надел и соединил штанины скрепками.
Чинция ничего не ответила.
– Черт… – вздохнула Рози. – Только бы Стиву не взбрело в башку припереться сюда!
Черный «мерседес» затормозил возле дома Тони.
– Сейчас мы выйдем, – не отрывая глаз от руля, сказал Туччо, обращаясь к Нуччо, – потащимся на это долбаное барбекю, и там ты не откроешь рта. Понял? Говорить буду только я. А ты будешь вести себя так, как будто тебя нет. Усек?
– Ни хрена себе… Это почему же?
– Потому что я так сказал. И точка, а ты закрой пасть!
– Нет, ну это же полный бред! Я абсолютно отказываюсь это понимать! У меня точно ярко выраженный эдипов комплекс!
Алессия, изучавшая психологию, объясняла Минди, что она – живое опровержение психоанализа, согласно которому эдипов комплекс бывает только у мужчин. Дело в том, что ей не раз хотелось убить отца.
– Как же так, Але? – удивилась Минди. – У нас же нет отца.
– Ну и что? Это не имеет значения. Допустим, я хотела бы убить дядю Сала!
– Но это же некрасиво – убивать кого-нибудь, – сказала Минди.
– Мысленно, Минди, понимаешь? Мысленно.
На эту вечеринку Минди надела платье, сшитое ей матерью по готовой выкройке. В таких платьях она походила на модель из дешевого журнала мод, давно вышедших из моды, – обычно их продают запечатанными в целлофан и с их страниц никому не известные фирмы призывают покупать по почте просроченную пудру и прочую муру. Впрочем, лицо Минди не имело ничего общего с убожеством ее платья. С лицом у нее все было в порядке.
С видом человека, которому срочно нужно излить душу, на кухню ворвался Тони. Он застыл перед девушками, притоптывая ногой.
– Что случилось, Тони? – спросила Минди.
Тони молчал и продолжал стучать ногой. Всем своим видом он напоминал сейчас рассерженного ребенка. И заботило его вовсе не то, что бумажные салфетки совершенно не подходят по цвету к бокалам, и не то, что Четтина догадалась полить лужайку всего за два часа до барбекю, отчего у всех гостей намокли туфли, не говоря уже о сандалиях, и даже не то, что Четтина, как обычно, забыла сунуть пиво в холодильник. Пиво стояло именно здесь, на кухне, и любая нормальная хозяйка, увидев на кухне бутылки с пивом в день барбекю, обязательно поставила бы их в холодильник! Ведь это же так просто. Это делается автоматически, инстинктивно, все равно что зажмуриться, если тебе ткнут пальцем в глаз. А если она этого не делает, чтоб ей ни дна ни покрышки, то не делает мне назло! И все-таки не это заставило его так психовать. Его напугал дядя Сал, вернее, то, что он сказал про Ника. Как, бишь, звали того антиквара? Тони забыл, как его звали, но отлично помнил, что сказал дядя Сал в день, когда обнаружили искромсанный бритвой труп этого несчастного: «Все знали, что он был снобом». Вот что он сказал, этот старый мудак!
Тони прекратил стучать ногой.
– Валентина какая-то бледная, – сказал он. – Наверное, плохо себя чувствует… Может, подойдете к ней?
По саду Тони Туччо и Нуччо шли, расталкивая гостей. Они ни с кем не здоровались. Они искали дядю Сала, и до остальных им не было никакого дела.
Нуччо шагал, с любопытством озираясь по сторонам. «Черт, сколько же здесь классных телок, без слов говорили его враз заблестевшие глазки. Зуб даю, все в заводе, я прямо чую, как у них пахнет между ног!» Рукой он коснулся члена и погрузился в сладкие грезы наяву.
Туччо, напротив, хранил на лице напряженное выражение. Он молил Бога, чтобы не встретиться с дядей Салом прямо сейчас. Еще в «мерседесе» он составил четкий план, тщательно продумал слова и паузы, мимику и жесты, но из-за яркого света и толпы гостей его мозг словно парализовало, и он напрочь забыл все, что так хорошо придумал.
Ему показалось, что они уже в третий раз проходят мимо одного и того же типа. Или мы ходим по кругу, или саду Тони не такой большой, как кажется. Туччо остановился и взглянул прямо в глаза этому человеку. Вроде рожа знакомая, подумал он. Интересно, что это за хрен. На всякий случай Туччо сказал ему: «Добрый вечер».
– Добрый вечер, – ответил хрен – вежливо, как старый сумасшедший, шагающий в плотной толпе против течения.
С чего это Туччо заговорил с каким-то придурочным стариканом, недоумевал Нуччо, когда им нужен дон Скали. Ладно, ему виднее. Нуччо слегка повел плечами, словно расправляя хорошо пошитый пиджак, надетый после долгого перерыва, и снова через ткань кармана нащупал член.
Старый хрен смущенно указывал глазами на что-то за спиной Туччо.
Туччо не понял его гримасы. Чего ты мне глазки строишь, пидор вонючий? так и подмывало его спросить старика. Но нет, нельзя – раз его пригласили на барбекю к племяннику дона Сала, не исключено, что он один из Скали. Туччо несколько раз энергично моргнул, стараясь сбросить растущее раздражение.
А старикан и не думал униматься.
Туччо решил обернуться (он сам не понял почему, но все же обернулся) и тут же увидел дядю Сала. Тот стоял у него спиной, засунув руки в карманы темно-серого пиджака из тонкой шерсти. Твою мать, он же в ярости, догадался Туччо, иначе не стал бы держать руки в карманах. Такие, как он, не суют руки в карманы, если их не распирает злоба. Туччо хотел приблизиться к дяде Салу как можно непринужденнее, но его ноги двигались как будто отдельно друг от друга.
