— Матерь божья!
Часы на моей кухне показывали половину одиннадцатого, когда старший следователь Удальцов поднялся, поблагодарил нас с Мегрэныо неизвестно за что и удалился. Юрка вышел вслед за ним, и я услышала, как они шепчутся в коридоре.
Мегрэнь сжала виски руками и, раскачиваясь взад-вперед, прошептала:
— Светка, неужели все это взаправду?
Я вздохнула:
— Не зря мне сегодня кошмар приснился.
Хлопнула входная дверь, вернулся Юрка.
— Что теперь будет? — спросила Мегрэнь, и губы ее скривила жалобная гримаса.
— Что и всегда, — развел руками Юрка, — следствие… Хотя тут…
Он многозначительно пожал плечами, давая понять, что подобные преступления раскрываются далеко не всегда.
— А когда… ее? — нервно клацнув зубами, спросила я.
— Точно сейчас нельзя сказать… Около суток.
— Ножом?
— Нет, задушена.
— А откуда кровь?
— Мочки порвали. Видимо, серьги выдернули…
— Серьги? — изумилась я. — Да они у нее простенькие были…
— Не скажи, — вдруг встряла Мегрэнь, — как раз наоборот. Мы один раз с ней болтали, разговор о камнях зашел. Она свою сережку сняла и говорит: «Видишь, камешек какой невзрачный? Это потому, что ты не разбираешься. Да я их специально и не чищу, чтобы зря глаз не мозолить…» Это, говорит, алмаз. А работа старинная, теперь такие не в моде… Вот так…
— Мне и в голову не приходило, — призналась я. — Выходит, ее могли из-за сережек убить?
Юрка хмыкнул:
— Не исключено, раз так… Если, конечно, нашелся человек, который в этом разбирается…
Я вытащила из бара бутылку конька.
— Просто так все равно не уснуть… Помянем Татьяну Антоновну…
Ближе к полуночи Юрка встал и потянул Мегрэнь за руку:
— Пойдем, поздно уже…
— Юрка, — встревожилась та, — ты ведь у меня останешься? Я одна не могу…
— Останусь, останусь, — недовольно забубнил Юрка, подталкивая осоловевшую от выпитого коньяка сестренку. — А ты как, не боишься?
Он оглянулся, и я замотала головой:
— Нет, я в порядке. Спокойной ночи…
По большому счету, я Юрке соврала. Но сидеть на кухне уже не было сил, ныла спина, и я почти обрадовалась, когда за семейкой Лапкиных захлопнулась дверь. Хотя, казалось бы, после такого безумного дня уснуть может только самый бесчувственный человек. Но глаза упорно слипались, и я поплелась в комнату.
— Может, это просто кошмарный сон? — Проходя мимо, я с надеждой глянула в большое овальное зеркало, висевшее в коридоре.
Зеркало явило взору покрасневшие веки и мешки под глазами, я вздохнула и покачала головой. Одно верно — все это настоящий кошмар.
Я рухнула в кровать как подкошенная. Ноги и руки налились свинцом, и сон навалился, словно большой лохматый медведь, нещадно давя и не принося желанного отдыха. Подушка жгла лицо, одеяло обвивало ноги, я вскакивала, крича, и валилась снова, скуля от жалости к себе самой. Ближе к утру немного полегчало. Но вот ледяные тиски снова стиснули затылок, и, застонав, я попыталась поднять голов>у… Однако тело не хотело слушаться. Кошмар продолжался. Устав от бесплодной борьбы, я подумала: «Я должна проснуться… я обязательно должна проснуться…» Под веками набухли горячие слезы, и жгучие ручейки потекли по щекам… Подушка намокла, а я начала задыхаться… И вдруг поняла, что не сплю…
— Кто здесь?! — рванулась я вверх, но холодные пальцы еще сильнее стиснули голову, рывком вдавив лицо в подушку.
Подавившись собственным криком, я задергалась, пытаясь вырваться. Но рука все давила и давила, виски прокололо вспышкой дикой боли, и сознание поплыло… Тут хватка ослабла, и я судорожно вздохнула, впрочем, уже мало что соображая.
— Ну что, угомонилась? — насмешливо прошептал кто-то, склонившись к самому моему уху. И тихо рассмеялся, так, словно вдалеке глухо ударил хриплый колокол…
А я лежала, уткнувшись в промокшую от слез подушку, дрожа от слепого ужаса. Что это — страшный сон или продолжение дневного кошмара? Кто здесь? Кто сидит рядом, сжимая стальными пальцами мой затылок?
Не знаю, сколько прошло времени: может, час, а может, минута. Мне казалось, что я слышу какие-то звуки. Шорохи… Шаги… Вдруг громко звякнуло стекло. «Ваза…» — неожиданно поняла я, а пальцы на моем затылке чуть заметно дрогнули, и мужской голос раздраженно прошептал:
— Тихо!..
Вскоре кто-то осторожно подошел к моей кровати.
— Нет…
— Нет?
Наступила напряженная тишина, и я отчетливо различила дыхание двух человек. От холодного липкого страха мышцы свело судорогой, потому что я очень хорошо знала, что делают эти двое. Они смотрели на мой затылок и… решали. И я точно знала, что… И если бы я могла закричать… Если бы я могла…
А тот, кто держал меня, глубоко вздохнул, словно о чем-то сожалея, и тихо прошептал:
— Ну, извини…
Колокольный трезвон в голове не прекращался, я осторожно разлепила веки, о чем сразу же пожалела. Солнечный свет резанул по глазам, и я зажмурилась.
«Да это же в дверь звонят…» — неожиданно сообразила я, сбросила ноги с кровати и торопливо шагнула в сторону коридора.
И остановилась как вкопанная. Дверной звонок продолжал заливаться на все лады, а я продолжала разглядывать комнату, напряженно ворочая напрочь отказывающимися сотрудничать мозгами. По совести говоря, все было на месте и в полном порядке. Однако именно это меня и смущало. Ведь гудит же моя голова, словно тот улей, на который наступил Маугли…
Настороженно косясь в сторону входной двери, я на цыпочках направилась в кухню. Но тут в дверь принялись колошматить ногами, и я услышала:
— Светка, ты там весь коньяк прикончила, что ли?
Мегрэнь. Несколько мгновений я моргала на беспрерывно дергающуюся ручку и наконец опомнилась.
— Тайка!
Сердито хмуря брови, подруга шагнула через порог.
— Ты что, спала? Времени-то знаешь сколько? Правда весь коньяк допила?
Я стояла столбом и смотрела не моргая. Мегрэнь поупражнялась в остроумии еще немного и вдруг подозрительно прищурилась:
— Эй, ты чего? — Тут подруга заволновалась и принялась дергать меня за рукав пижамы. — Светка, что случилось? Светка, ты меня не пугай…
— Где Юрка?
— Домой поехал. Я его как раз провожала… Светуль, ты чего такая, а? А что у тебя с глазами-то?
— Тайка, — я медленно подняла руку и опустила ладонь себе на затылок, — меня… это… ограбили… кажется…
Она отпрянула, и во взгляде подруги появилось недоумение. Потом заглянула в комнату, пожала плечами и направилась на кухню.
— Мне не хочется тебя расстраивать… но у тебя все в порядке… Светочка, просто ты вчера очень сильно перенервничала. Светочка, ты весь коньяк допила?
— Да чего ты привязалась ко мне со своим коньяком? — разозлилась я, кинувшись следом. — Вон он, твой коньяк, на столе! Может, конечно, у меня ничего и не взяли, но ночью здесь были двое…
На этом пришлось заткнуться. Потому что бутылка, о которой так пеклась Мегрэнь и которая вчера была пуста лишь наполовину, сейчас была пуста абсолютно.
— Это было так страшно, так страшно… — забормотала я, теряясь. — Честное слово, это не я… Это они…
Подруга насмешливо хрюкнула и кивнула:
— Точно… Чертики зелененькие.
Я опустилась на табурет. Конечно, я девушка впечатлительная, но не сумасшедшая же… Взяв Мегрэнь за кисть, потянула к себе:
— Щупай!
Она долго перебирала пальцами по моему затылку, наконец констатировала:
— Шишка.
— Еще какая! — подхватила я. — У меня голова гудит, словно колокол, а ты в наркологов играешь.
Следующие несколько минут я подробно описывала веселую ночку. Подруга слушала, но кончики ее губ недоверчиво подрагивали.
— Глянь на всякий случай, нет ли у тебя на груди выжженной латинской F.
— Какой еще F? — не поняла я.
— Ну, Фантомас…
Я инстинктивно схватилась за пуговицу пижамы, но спохватилась:
— Тьфу на тебя… Ах, Фантомас? Погоди!
Оказавшись в комнате, я сразу нашла то, что нужно.
— Смотри, — я сняла с книжной полки хрустальную вазу и провела пальцем по свежей щербине на тонком золотом ободке, — они уронили ее ночью, я слышала.
— На черта им нужна была твоя ваза?
Однако теперь Мегрэнь выглядела менее самоуверенно и задумчиво чесала затылок. Но сдаваться пока не собиралась — уж больно ей приглянулась версия моего беспробудного пьянства.
— А коньяк?
— Да не пила я его! Вы ушли, я сразу спать легла… Они пришли под утро, и что здесь искали — один господь бог ведает! Возможно, они пытались меня убить, но у меня башка оказалась крепкая…
— Нет, — буркнула подруга, — хотели бы убить, били бы сюда! — Она ткнула мне в шею. — А тебя элементарно оглушили.
И она взялась за телефон:
— Алло? Отделение? Здравствуйте! Говорит Таисия Алексеевна Лапкина… Да… Лапкина. Почему «опять»? Да не украли… Нет, я не по поводу убийства, я по поводу соседки, Митрофановой Светланы Сергеевны. Да… Какого еще дяди племянница? Вы что, издеваетесь? — Я увидела, что лицо у подружки сделалось пятнистым, как камуфляжная куртка, только красно-белого колера. — Я издеваюсь? Да к ней ночью ворвались… Нет, ничего не украли… А я откуда знаю, они не сказали… Чем воспользовались? — Тайка покосилась на меня. — Нет, этим не воспользовались. Как чего? Чтобы вы пришли, вы же милиция… — и, вздрогнув, отпрянула от телефона. — Себе санитаров вызови, козел! — бросив трубку на рычаг, в сердцах добавила Мегрэнь.
