Мы слушали, открыв рот. Получая видимое удовольствие, игуменья еще долго рассказывала нам о приюте, о том, как счастлива была сестра, когда наконец смогла хоть чем-то искупить вину перед своим маленьким ангелом.
— А почему, когда мы… были здесь в прошлый раз… — нерешительно начала я, поглядывая на спину сестры Анисьи, — то сестры едва нас не поколотили?
Этот вопрос мучил меня безмерно. Поняв, что задать его когда-нибудь еще мне вряд ли доведется, я решила не упускать шанса. Мои слова игуменью позабавили.
— Не обижайтесь, дети мои, на сестер. Просто они не знали, кто вы. Дело в том, что в последнее время у Татьяны вновь начали появляться люди, интересующиеся коллекцией. Они представлялись ей журналистами, работниками детских приютов, музейными служащими… Звонили, присылали письма. Даже сюда приезжала какая-то женщина, представляясь журналисткой, пыталась выведать о бывших владельцах Вельяминова. И когда сестры увидели у вас карты… — Монахиня развела руками.
Я покрутила головой. Похоже, нам здорово повезло, что мы сбежали тогда. Конечно, монашки вряд ли бы нас побили, но посидеть недельку на хлебе и воде нам определенно светило. Впрочем, подруге не мешало бы сбросить пару килограммов.
— А кто такой Зиновий Михайлович Шверг?
— Зиновий? — Брови игуменьи дрогнули, и она на секунду задумалась, словно припоминая забытое. — Ах, Зяма! — Голос ее потеплел. — Это Танин ангел-хранитель. Они вместе воевали. После он опекал ее, как мог. Без него она вряд ли бы смогла все это сделать. Он любил Таню… Любил всю жизнь, и всю жизнь был несчастен…
— Почему? — расстроенно спросила Мегрэнь.
— Потому что она не могла ответить ему тем же…
Теперь все молчали, переваривая то, о чем сегодня
узнали.
Впереди показались стены монастыря. Анисья приободрилась, понукая задумчивую лошадку. Матушка Виринея, тяжело вздохнув, убрала четки.
— Теперь я осталась одна… А мои сестры сейчас вместе… Я молюсь за них…
Телега остановилась. Сойдя на землю, игуменья оправила рясу и посмотрела на нас:
— Анисья довезет вас туда, куда нужно. Спаси вас бог!
И, перекрестив всех нас по очереди, она вошла в распахнутые монастырские ворота.
— Журналистка? — вытянув губы трубочкой, протянула Мегрэнь и устроилась поудобней. — Кто это, интересно, мог быть?
Я пожала плечами:
— Скорее всего, Моль. Других кандидатур нет. К тому же это объясняет, зачем Жорж перерезал ей горло…
— Жорж перерезал ей горло? — хмыкнула Мегрэнь, косясь мне за спину.
Сообразив, что об этом никто еще не знал, я умолкла, затылком ощутив позади себя совершенно неестественную тишину. Я оглянулась. На меня в упор таращились три пары глаз.
— О чем это вы? — подозрительно спросил одноклассник.
— О своем, о девичьем… — отрезала сестрица и сменила тему. — Мы сестру Анисью задерживаем.
— Куда поедем?
Она повернулась к монашке и вежливо сказала:
— В Вельяминово, пожалуйста…
— В Вельяминово? — удивилась я. — Зачем?
— Узнаешь, — усмехнулась Тайка, и мы тронулись.
Дорога от монастыря до Вельяминова была в лучшем состоянии, чем до кладбища, и лошадка заметно прибавила в скорости. Тайка с Федей устроились рядышком и, держа друг друга за руки, принялись шептаться.
Я покосилась на Юрку. Задумчиво хмурясь, он смотрел на дорогу. Уцепившись за рукав его куртки, я подобралась поближе.
— Слушай, Лапкин… Вообще-то я забыла сказать тебе спасибо.
— За что? — не понял Юрка, поднимая глаза.
— Ну-у… за то, что ты меня спас.
— А-а! — протянул он. — И что?
— Ну… спасибо.
— Пожалуйста!
Лапкина-старшего явно мучили невеселые мысли, и я чувствовала себя в этом отчасти виноватой.
— А ты давно узнал про сестру Татьяны Антоновны?
Юрка качнул головой:
— Нет… Только когда Тайка назвала мне фамилии. Вот тогда и выяснилось, что Шверг очень хорошо знал Татьяну Антоновну. Он и рассказал мне о сестре.
— А зачем тебе был нужен Шверг? — не поняла я.
— Я же говорил тебе, что Шверг ювелир с такой репутацией, что его слово равно банковской печати. Мы работали по делу убитого антиквара Пекунько, а все его ювелирные приобретения проверял и оценивал Зиновий Михайлович Шверг.
— Ну и?
— Пекунько ведь был не только коллекционером. Он работал с музеями, связывался с другими коллекционерами… Это он и Шверг помогли Георгиевской безо всяких проблем продавать предметы коллекции. Но если бы их телефоны не оказались вместе в книжке Татьяны Антоновны, вряд ли бы мы смогли все это связать.
— Но при чем тут Жорж?
— Когда на руках засветились вещи с убийства Пекунько, выяснилось, что антиквар — работа его ребятишек. Потом вдруг Ринат, ваш участковый, подходит: «Юрий Алексеевич, тут Светлана спрашивала про владельца машины. Зовут Игорем, студент. А он вовсе никакой не Игорь и не студент. Дважды судимый, а машина на дядю зарегистрирована». Вот так зацепили Котю. Работать было чертовски сложно, Жорж и Шах здесь в большом авторитете, и местный ОВД у них в кармане.
— Это нам известно, — закивала я, вспоминая сладкую милицейскую парочку. Я помолчала, честно борясь с собой, поскольку все еще испытывала некоторое чувство вины. Но вот меня разобрало, и, стараясь подбирать слова, я деликатно кашлянула: — Только знаешь, Юрочка… из твоего рассказа получается, что без нас с Тайкой… у вас так ничего бы и не вышло. Одним словом, это мы с ней дело раскрыли…
Юрка сердито засопел и, глядя мне в глаза, с сердцем сказал:
— Конечно! Без вас бы никуда! — и отвернулся.
За разговором подъехали к усадьбе. Анисья натянула поводья, лошадка послушно замерла возле ступеней. Мы слезли на землю.
— Спасибо, что подвезла, — повернулась к Анисье Мегрэнь.
Анисья молча кивнула, глядя исподлобья.
— Ладно тебе, — примирительно сказала я. — Ты уж извини, что прошлый раз так вышло.
Монашка махнула рукой:
— Бог простит! — но взгляд ее потеплел, и, немного подумав, Анисья добавила: — Простите и вы, если что не так. — Громко чмокнув губами, она тряхнула поводьями и прикрикнула: — Но-о, милая… Пошла!
Мы поглядели ей вслед и пошли к дверям, где нас уже ожидали наши спутники. Глянув мельком на Федю, я негромко хмыкнула:
— Что же ты, Мегрэ в юбке, не разглядела на кавалере погон-то? Ведь небось подозревала его, когда Леопольда грохнули.
Тайка покаянно кивнула:
— Не разглядела! И потом пистолет меня с толку сбил. Не носят менты «ТТ»!
Я только головой покачала. Мне подобное даже в голову бы не пришло.
— А где Игорь? — полюбопытствовала я. — Тоже смотался?
— Нет. Юрка сказал, арестовали. Жених паршивый.
— Инку Куклину жалко. Замуж, наверное, собралась.
— Да, — согласилась Мегрэнь, — жалко. Она ведь дура дурой, узнает — реветь будет.
— А давай не будем ей говорить, что Игоря арестовали, — предложила я. — Скажем, что он полярник и его унесло на льдине…
Мегрэнь кивнула, и мы живо догнали наших мужчин.
Навстречу нам вышла директор музея Полина Григорьевна. Увидев нас с Тайкой, она несколько секунд озабоченно хмурила брови, потом всплеснула руками:
— Ах, вы ведь уже у нас были! А я смотрю — знакомые лица. Здравствуйте! Ну что, понравился вам наш музей?
Мы с жаром кивнули.
— Что ж, если интересно, я готова еще раз рассказать вам и вашим друзьям о нашем музее…
— Спасибо, Полина Григорьевна, — вежливо пресекла словоохотливую директрису Мегрэнь. — Но мы все хорошо помним. Даже можем сами экскурсию провести.
— Ну раз так, — закивала Полина Григорьевна, — тогда милости просим, сами еще раз посмотрите и друзьям…
Энергично улыбаясь и кивая, Мегрэнь схватила меня за руку и потащила вверх по лестнице. Мужчины активно затопали за нами. Директриса смотрела нам вслед и разве только не махала ручкой. Было похоже, что ей тут довольно-таки скучно.
Миновав несколько комнат, Мегрэнь остановилась. Мы оказались в том самом зале, где висела фотография бабушки Татьяны Антоновны.
— Ну? — спросила я, оглядываясь. — Что за тайны мадридского двора?
— Не мадридского, дорогая, — хмыкнула подруга, — а вельяминовского! Ну, погляди как следует, — она окинула широким жестом зал. — Ничего интересного не замечаешь?
Юрка с Федей в беседе не участвовали, но смотрели на меня с величайшим интересом, из чего я заключила, что они в курсе происходящего. И им нравится лицезреть мою недоумевающую физиономию.
«Ладно», — решила я и занялась подробным изучением фотографий. Довольно скоро я заметила, что физиономии у моих спутников скучающие, поэтому перешла к стене с фамильными портретами. Физиономии явно оживились.
Портретов у семейства Георгиевских набралось много. Род, безусловно, был весьма плодовит и, если бы не Октябрьская революция, наверняка процветал бы и дальше. Вскоре в глазах у меня начало рябить, и многообразие лиц стало самым странным образом сливаться в одно, неуловимо ускользающее от восприятия в дрожащем переливающемся тумане. Я потрясла головой и потерла глаза. Потом шагнула дальше и остановилась перед портретом молодого интересного мужчины с аккуратными усиками и властным взглядом. Я уже готова была двинуться дальше, но отчего-то замерла, похлопала глазами и ахнула:
