— Тебе-то зачем все это? — удивился Конрад.
— Не могу я оставаться в стороне, — мрачно пояснила Юстина. — Знаешь, сил уже нет глядеть на них. Ведь скоро поубивают друг друга! А так тетка займется собой, отвлечется от… от всяких глупых планов, дядя же перестанет твердить об автомобильных покрышках.
— Да пусть себе твердит. Обычное дело.
— Если речь идет об автомобиле — обычное, а если о теткиной фигуре…
— Дошло.
— Такие вот отпускает комплименты.
Очень точное сравнение, подумал Конрад, но благоразумно промолчал. Вместо этого спросил:
— И сколько же ты собираешься держать ее на поводке?
— Минимум неделю, до банкета, а потом хорошо бы еще с недельку. Больше мне не выдержать. Очень надеюсь, что за это время ее желудок съежится. К тому же платья дисциплинируют, и дальше она сама станет стараться.
— И отвяжется от нашего агентства?
— Не уверена. Тетка боится развода, а дядя… кто его знает… Возможно, и не отвяжется, чтобы быть в курсе его дел. На всякий случай.
— Но ты же не можешь присматривать за ними всю свою жизнь!
— Разумеется, не могу. На перемены только и надеюсь.
* * *
Марина третий день питалась супчиком. Сваренный по всем правилам, протертый и более похожий на пюре, он сначала даже нравился ей, особенно в первый день, после того как накануне вообще ничего не ела. На второй день суп уже не казался таким вкусным, а на третий сделался просто омерзительным. И если бы Кароль не пропадал с утра до ночи на работе и не строгий присмотр двух домашних церберов, Марина и трех дней бы не выдержала. Но, как бы там ни было, три дня диеты Марина могла смело записать в актив. Себе. До нее не доходило, сколько сил потребовалось на это несчастной племяннице. Два ужина она смогла удержать в скромных рамках. Рыба фаршированная, рыба в желе, нежирная ветчина и тому подобные холодные закуски дядя безропотно выносил два вечера. На третий возроптал. Пришлось ему пожарить оладушки из сырого натертого картофеля и подать со сметаной, Марина с трудом удержалась от того, чтобы не проглотить в один присест всю миску сырья.
В отличие от других страдалиц во имя фигуры, хотя бы той же Лиз Тейлор, Марине и в голову не пришло вырваться в город и поесть в какой-нибудь забегаловке. Она выносила адские муки, но режим выдерживала. Может, потому, что никогда в жизни не осмеливалась в одиночку посетить кафе. А возможно, ее отпугивала пешая пробежка до ближайшего заведения, как-никак два километра.
На четвертый день Юстина затащила тетку на весы, которые Марина возненавидела добрых десять лет назад и с той поры видеть не могла.
Марина решилась открыть глаза, глянула — и себе не поверила.
— Четыре с половиной, — сухо подтвердила племянница.
За три с половиной дня мучений сброшено четыре с половиной кило избыточного веса. Теперь в ней меньше девяноста! Это же просто чудо!
По застарелой привычке Марина не удержалась от претензии:
— Почему же ты меня раньше не взвесила?
— Чтобы тетечка не расхолодилась, — честно призналась племянница. — В первый день еще ничего не произошло, вы бы сразу потеряли интерес к диете. А на четвертый день — проше бардзо! Сами видите. Еще килограмма три скинуть, и тетю удастся затолкать в шифон-велюр.
— Так, может, уже сегодня хоть кусочек…
— Тетя хочет влезть в платье или нет?
Влезть в любимое платье, которое довелось надеть всего лишь раз, Марина хотела страстно. Когда по прошествии положенного времени она решила снова в нем покрасоваться, платье уже не налезало. Пришлось покупать другое, с серебряной искоркой. Впрочем, в вечер памятного бриджа и это чуть не лопнуло по швам.
Марина слезла с весов и больше не канючила.
Юстина с Хеленой вылили остатки диетического супчика и безжалостно сварили свежий. Обе даже сами его поели и нашли весьма вкусным. Им хорошо, захотят — могут есть и еще что угодно. Впрочем, кухарка из сострадания к хозяйке тоже весь день питалась одним супом. Марине же варево так осточертело, что она предпочла голодать, только бы не глотать его больше. К сожалению, Юстинка настаивала на микроэлементах и не разрешила заменить суп на сухой хлеб и воду.
К вечеру пятого дня Марина тайком пробралась в гардеробную. Она дошла до такого состояния, что ей срочно требовалась моральная поддержка, иначе просто помрет. Достала вожделенное платье. А вдруг уже дохудела до него? Может, молния и застегнется? Примерить, убедиться и наплевать на опостылевший супчик. Съесть наконец что-то вкусненькое…
Платье застряло на бедрах, силой удалось его все же натянуть, но о том, чтобы застегнуть молнию, и мечтать нечего. А хуже всего — его невозможно было снять!
С огромным трудом Марина содрала все-таки платье, швырнула на пол, тяжело дыша, опустилась на пуфик и залилась горючими слезами. Столько мучений, и все напрасно!
И такая она была голодная, такая несчастная, что даже не нашла в себе сил подняться и поесть. Впрочем, пусть бы только попробовала, Хелена с Юстиной, две гарпии, выдрали бы еду прямо изо рта. А Кароль, этот… этот… ничего ему не делается, только жрет, жрет, жрет!
И тут в гардеробную заглянул Кароль собственной персоной. Позабыл в кармане пиджака записную книжку. Увидел плачущую жену, попиравшую ногами драгоценное платье, и все понял. Он уже несколько дней ощущал происшедшую в доме перемену, не мог не обратить внимания на то, что жена не садилась с ним за стол ужинать, компанию ему теперь составляла одна Юстина. Один раз даже в присущей ему манере поинтересовался, уж не смертельная ли болезнь постигла его супругу, что-то ее не видать за столом, на что девушка коротко информировала — тетя проводит курс лечения, которым мужчинам интересоваться не следует. Ответ Кароля вполне удовлетворил. Ему же лучше, спокойнее, и денег никто не просит.
И вот теперь, увидев рыдающую жену, он понял, о каком лечении говорила племянница.
Поглядев с минуту на всклокоченную супругу, Кароль все же нашел нужным поинтересоваться:
— Не скажешь ли, в чем дело?
— Я такая… такая голодная! — прорыдала супруга из самых глубин своего отчаяния.
Кароль еще помолчал.
— Что ж, признаюсь, не ожидал от тебя такого. Если выдержишь до конца недели, поверю, что у тебя есть характер, что можешь совладать со своей натурой. Не стану разводиться. А сейчас дай пройти.
Осторожно, стараясь не наступить на велюр, он пробрался к шкафу.
Юстинка, в поисках Марины обыскавшая весь дом — несносная тетка наверняка где-то забилась в угол и объедается пончиками, — заглянула в гардеробную и случайно услышала слова дяди. Дождавшись его ухода, она подошла к тетке.
Смысл сказанного до Марины дошел не сразу. Подняв голову и увидев вместо мужа племянницу, она недоуменно заморгала.
— Тете потребуется не только фигура, но и лицо, — сурово сказала та. — Вы что же себе позволяете? От рыданий человек худеет только тогда, когда они лишают его аппетита. А вот лицо портится во всех случаях.
— Не влезает, — пнула Марина платье на полу.
— Послезавтра влезет, если выдержите до послезавтра. Не дам больше чаю, только минеральную воду, вот и еще три сантиметра долой, потому что на полтора литра меньше. А если не это, то другое черное, в крапинку, уже свободно наденется.
— Оно к сапфирам не подходит.
— Тогда возьмете серебряный шарф. Да неужели вы не слышали, что сказал дядя?
— Слышала. А что он сказал?
— Что не будет с вами разводиться. Ведь это больше всего заставляет вас нервничать, правда? А вы проявили характер, голодаете, да и денег не просите.
Марина подняла велюровое платье и стала разыскивать вешалку. Сумбур в голове почти улегся. По привычке возразила:
— Нет, о деньгах он ничего не говорил.
— Но это же ясно! — воскликнула Юстина. — Он оценил ваши усилия. Надо только больше думать о нем.
— Ну вот еще! — возмутилась тетка. — Я и без того…
И вдруг сообразила: раз он не собирается с ней разводиться, нет необходимости его убивать. Во всяком случае, можно с этим не спешить. Боже, какое облегчение! Не нужно теперь всем твердить, как она любит мужа, как заботится о нем. Наконец-то останется время для себя.
Она почти успокоилась, и вроде бы даже голод уже не так терзает. Можно больше не платить детективам, колоссальная экономия, и в конце концов, почему бы не надеть серебряный шарф?
— Хотите, тетечка, я вам еще раз подробно объясню, что именно имел в виду дядя? — умильно спросила племянница.
Марина отмахнулась от нее:
— Когда-нибудь позже. Сейчас мне некогда. Надо сделать косметическую масочку, привести в порядок лицо… и хорошенько все обдумать. Самой!
У Юстины опустились руки. Она-то надеялась, что при столь драматичных обстоятельствах удастся хоть что-то вбить тетке в голову. Где там! Тетка опять ускользнула, опять для нее не существует никого, кроме собственной персоны.
И все же бросить тетку Юстина не могла. Та нуждалась в постоянном присмотре. Поверила, правда, что держится собственной железной волей и сама контролирует диетический процесс, но стоило Хелене или Юстине ослабить бдительность, как она тут же бросала осточертевший супчик и норовила запихнуть в себя что-нибудь посущественнее.