И сквозь заляпанный водорослями аквариум Мэри Андреа узнала лицо.
– Томас!
Он с любопытством выглянул из-за кромки аквариума. Ее муж.
– Будь я проклят, – пробормотал он.
– Ты и будешь! – завопила Мэри Андреа Финли Кроум. – Не сомневаюсь, что ты будешь проклят!
Она злобно распахнула плоскую сумочку и зашарила внутри. На мгновение Томас Пейн Кроум подумал, бывает ли ирония судьбы так безупречна, подумал, не убьют ли его сейчас взаправду, с необъяснимой охапкой черепашек в руках.
Леандр Симмонс и Жанин Симмонс Робинсон обозлились, узнав, что Бернард Сквайрз отозвал свое предложение по собственности их покойного отца. Во время конференц-связи с Кларой Маркхэм брат с сестрой сообщили, что им вовсе не нравится, что какой-то позер с Севера морочит им голову. Они-то понадеялись на заоблачную сумму после торгов, а теперь остались с одним покупателем и одним предложением.
– Которое, – напомнила им Клара, – больше, чем у вас было две недели назад.
Она не стала говорить, что Джолейн Фортунс сидит в офисе и слышит все через динамик громкой связи.
Леандр Симмонс выступал за отклонение предложения в 3 миллиона, поскольку за землю старика, очевидно, можно выручить больше. Нужно только потерпеть. Но его сестра энергично выступала против: она уже внесла свою долю залога в строительство теннисного корта с земляным покрытием и новых коттеджей для гостей в своей зимней резиденции на Бермудах.
Они судили и рядили полчаса кряду, спор прерывался лишь редкими лаконичными вопросами к Кларе Маркхэм на другом конце линии. Тем временем Джолейн развлекалась подслушиванием. Бедный Лайтхорс, думала она. Не удивительно, что он столько времени шастал по лесам – с такими-то детками.
Наконец Жанин и Леандр сошлись на предложенной сумме в 3 миллиона 175 тысяч, которую Джолейн молчаливо одобрила (показав Кларе жестом – «о'кей!»). Агентша сказала брату с сестрой, что обсудит новую сумму с покупателем и перезвонит им. К обеду сделка состоялась – три и один ровно. Новая владелица Симмонсова леса взяла трубку и представилась Леандру и Жанин, которые внезапно превратились в двух милейших людей на земле.
– Что вы задумали? – сердечно поинтересовалась сестра. – Кондоминиумы? Офисный парк?
– Знаете, оставлю землю как есть, – сказала Джолейн.
– Вот хитрюга. Необработанная древесина – чертовски долгосрочное вложение. – Брат старался казаться проницательным.
– Вообще-то, – сказала Джолейн, – я собираюсь оставить все в точности как есть… навсегда.
Озадаченное молчание от брата с сестрой. Клара Маркхэм жизнерадостно провозгласила в динамик:
– Рада была поработать со всеми вами. Вскоре еще созвонимся.
Моффит ждал снаружи. Он предложил подвезти Джолейн и по пути извинился за обыск.
– Я волновался, только и всего. Я постарался не свинячить.
– Ты прощен, подлый маленький поганец. А теперь скажи мне, что там было у вас с Берни – как ты его спугнул?
Моффит рассказал. Джолейн ухмыльнулась:
– Ах ты гад. Погоди, я еще Тому расскажу.
– Ага. Сила прессы. – Моффит подрулил огромный «шеви» к ее подъездной дорожке.
– Может, пообедаешь? – спросила она.
– Спасибо, но мне надо бежать.
Она поцеловала его и заверила, что он по-прежнему ее герой – это была их старая шуточка.
Моффит заметил:
– А как же – но лучше бы я был Томом.
Джолейн грустно замолчала. Иногда она жалела, что не влюблена в Моффита так же, как он в нее. Он был одним из лучших мужчин, которых она знала.
– Держись, – сказала она. – Ты еще встретишь девушку что надо.
Он расхохотался, запрокинув голову:
– Ты сама-то себя слышишь? Боже, ну прямо как моя тетушка!
– Ох ты, и точно. Не знаю, что на меня нашло. – Она выскользнула из машины. – Моффит, ты был великолепен, как обычно. Спасибо за все.
Он в шутку отдал ей честь:
– Звони в любое время. Особенно если мистер Томас Кроум окажется очередным сукиным сыном.
– По-моему, вряд ли.
– Будь осторожна, Джо. Ты теперь девушка богатая.
Ее лоб наморщился.
– Тьфу ты. Нуда, типа того.
Она махала, пока машина Моффита не исчезла за углом. Затем по боковой дорожке подбежала к крыльцу, где у входной двери громоздилась почта. Джолейн сгребла ее и открыла дом.
В холодильнике случилась природная катастрофа – десятидневная мерзлота и порча. Например, один круассан зацвел, как шалфей. Пригодной к употреблению казалась только банка имбирного эля, которую Джолейн и вскрыла, пролистывая письма и счета. Один конверт выделялся среди остальных – пыльно-синий, никакого адреса, только ее имя.
Мисс Джо Лэин Фортунс – было написано там шариковой ручкой.
Внутри конверта оказалась открытка с цветастой акварелью Джорджии О'Кифф [53], а в открытке прятался кусочек бумаги, при виде которого Джолейн воскликнула:
– О Господи! – действительно искренне имея это в виду.
Эмбер не глушила мотор.
– Ну, ты доволен? Скажи честно.
– Ага, я в норме, – сказал Фингал.
– Я же говорила.
– Хочешь войти? Кажись, ее нет дома. – Весь свет был выключен, наверху тоже.
Эмбер покачала головой:
– Не могу, солнц. Надо вернуться в Майами и узнать, осталась ли у меня работа. К тому же я и так запустила учебу.
Фингалу не хотелось прощаться – он верил, что нашел свою настоящую любовь. Они провели вместе еще две ночи – одну на придорожной стоянке у автострады около Форт-Драм, другую – припарковавшись далеко в лесу за Грейнджем. Ничего такого сексуального не случилось (Эмбер спала на заднем сиденье «краун-виктории», Фингал на переднем), но его это не парило. Находиться рядом с такой женщиной так долго – просто наслаждение. Он хорошо изучил запах ее волос и ритм ее дыхания и тысячу других вещей, экзотически женственных.
– Мы все сделали правильно, – сказала она.
– Угу.
– Я только до сих пор ломаю голову – кто же был в другой машине.
Не знаю, подумал Фингал, но, похоже, я ему обязан. Он подарил мне еще несколько часов с моей любимой.
Когда они в первый раз проезжали мимо дома Джолейн, у обочины стояла еще одна машина, приземистый серый седан «шевроле». Гибкая выносная антенна говорила о том, что человек из полиции. Фингал выругался и втопил педаль газа.
Они попробовали снова, за рулем была Эмбер. На этот раз наблюдатель припарковался за углом, у стойки с газетами. Фингал как следует его рассмотрел – аккуратно одетый черный парень в очках.
– Не останавливайся! Езжай! – твердил Фингал.
Он был слишком напуган, чтобы возвращаться прямо домой. Он боялся, что «Черный прилив» (кто еще мог скрываться в засаде у дома Джолейн?) обыскал его дом и похитил его мать на Багамы. Эмбер тоже нервничала. На ее взгляд, малый в сером седане выглядел как серьезный представитель правоохранительных органов – и разыскивать он мог только одну вещь.
Поэтому Эмбер не останавливалась, пока не выехала из Грейнджа к редким лесистым зарослям в стороне от главного шоссе. Она заметила дыру в заборе из колючей проволоки, туда и свернула. Они провели ясную зябкую ночь среди сосен и пальметто – сущий пустяк после Перл-Ки. Через легкую дымку тумана они видели на рассвете стадо белохвостых оленей и рыжую лисицу.
Когда они вернулись к дому Джолейн, было еще рано. Серая полицейская машина исчезла – они три раза объехали квартал, чтобы в этом убедиться. Эмбер сдала задним ходом к дому, готовая чуть что улепетывать, и сказала:
– Хочешь, я это сделаю?
Фингал покачал головой – он хотел сам.
Как же она посмотрела на него – черт, он почувствовал себя победителем, ей-богу. И это при том, что он просто пытался вновь все исправить.
Она вручила ему синий конверт, и Фингал быстро прокрался к крыльцу Джолейн – Эмбер наблюдала в зеркало заднего вида, чтобы ему наверняка не взбрело в голову никаких гениальных идей. Потом они отправились позавтракать – а теперь домой. Фингал хотел бы, чтобы все это никогда не кончалось.
Она жестом попросила его придвинуться ближе.
– Закатай рукав. Дай-ка взгляну.
Его бицепс выглядел сплошным синяком, надпись на татуировке покрылась коркой, прочитать невозможно.
– Не лучшая моя работа, – заметила Эмбер, слегка нахмурившись.
– Все нормально. Хоть орел у меня остался.
– Ну конечно. Тоже красиво. – Кончиком пальца она слегка провела по крыльям птицы. Фингал задохнулся от желания. Он крепко зажмурил глаза и услышал, как в ушах колотится пульс.
– Ух, – вымолвила Эмбер.
Через лобовое стекло уставился незнакомец – странный тип с пушистыми носками на руках.
– А, это Доминик, – сказал Фингал, собираясь с мыслями. Опустил стекло. – Как жизнь, Дом?
– Ты вернулся!
– Ага, вернулся.
– Кто твоя подруга? Э, а с пальцами-то у тебя чего?
– Это Эмбер. Эмбер, а это у нас Доминик Амадор.