Все вылезли из кают, появился знакомый уже Овчарке моряк с перьями от подушки в волосах. Он поглядел на зеленую Овчарку и рассмеялся. Сумки снова свалили на носу. Все ждали, когда из-за мыса, поросшего соснами, покажется Бабий остров. Овчарку все это не волновало, ей хотелось только ступить на твердую землю, и все. Она уже решила, что выбираться с острова на материк будет только на самолете-кукурузнике, во сколько бы это ей ни обошлось. Шуры Каретной видно не было, наверное, она все еще сидела на корме. Сходить бы посмотреть, но Овчарке казалось, что, если она сдвинется со своего места у борта, ее точно вырвет. Катерок мотало все сильнее.
Показался остров. Отец Панкратий с паломницей кланялись и крестились на серебристые луковицы куполов, женщина с вытравленными волосами снимала на камеру, Груша щелкала фотоаппаратом, отец Овчарки разглядывал остров в бинокль. Васса тоже вытащила свою «мыльницу» и хотела было попросить Овчарку щелкнуть ее на фоне далекого пока острова, но увидела, что Овчарка просто посерела. Она сходила и попросила у женщины с вытравленными волосами леденец от укачивания. Овчарка сунула его в рот, и, когда Васса через пять минут спросила, не лучше ли ей, она лишь безжизненно махнула рукой. Овчарке было так худо, что она и не говорила, опасаясь, что желудок совсем взбунтуется. Когда «Святитель Николай» вошел в бухту Благополучия и пришвартовался, Овчарка первой рванула по трапу, едва его только перекинули, и, волоча за собой тяжеленную сумку цвета хаки, припустилась прочь от причала. Васса с трудом поспевала за ней. После этот эпизод они с Вассой вспоминали со смехом.
Они миновали монастырь и поднялись в гору. Васса объяснила, что, по словам знакомых, лесбиянки живут за холмом.
— Я бы больше не доверяла россказням твоих знакомых, — заявила Овчарка, начиная приходить в себя.
Они шли по грунтовой дороге, очутились на площади, где было кафе, две столовых, магазин галантереи и два продуктовых магазина. По площади расхаживали в большом количестве бродячие псы и бродячие коты. Здесь же рыскали в траве куры и гуси. Проехал мужик на мотоцикле, гоня перед собой рыжую корову. Пропылил ментовский газик. Овчарка ожидала увидеть розовые парочки, валяющиеся под каждым кустом, или толпы голых женщин, пляшущих при луне амазонские танцы. Но все было тихо, мирно и благостно. С трудом верилось в то, о чем постоянно писали в столичной прессе.
Овчарка перед отъездом покопалась в Интернете и вдоволь начиталась статей о том, например, как отец Панкратий с позором выставил какую-то лесбиянку из храма, а она, обидевшись, вернулась домой, собрала подруг и призывала их пойти громить кельи монахов. Слава богу, до погромов дело не дошло.
Овчарка и Васса миновали площадь и зашагали дальше по улочке, ведущей вдоль пресного озера. На Бабьем острове были в основном деревянные бараки, двух-или реже трехэтажные, которые остались еще с советских времен. Но встречались и просто деревенские дома, каких полно в Подмосковье. Нигде не было видно толп лесбиянок, радушно предлагающих дармовое жилье коллегам по ориентации.
— Может, нам взяться за руки или идти в обнимочку, как те две малолетки из поезда? — сказала Овчарка.
— Не валяй дурака. Вон женщина какая-то. Давай у нее спросим.
В палисаднике грузная краснолицая дама в потертых трениках и оранжевой майке с надписью «Олимпиада-80» вешала белье на веревку. Васса подошла к забору и спросила, не может ли она сдать комнату ей и подруге недели на две — на три.
Женщина не слишком-то походила на лесбиянку. Овчарка ни разу не видела настоящей лесбиянки. Скорее всего, это обычная местная баба, а дома у нее трое сопливых ребятишек и муж-алкаш. По крайней мере, такой у нее был вид. Очень уж гетеросексуальный. Когда она поднимала руки, чтоб повесить очередную шмотку, были видны черные мохнатые подмышки, по меньшей мере года три не видевшие ни бритвы, ни даже ножниц.
— Из Москвы, девочки? — спросила она.
— Ага, — ответила Овчарка.
— А из какого района?
— Мы обе из Измайлова, — сказала Овчарка.
— А где вы там живете?
— Я на Тринадцатой Парковой, а она на Первой.
Выяснилось, что дама родилась и жила в Измайлове, а девять лет назад переехала сюда с подругой и с тех пор живет тут круглый год. «Девять лет вместе живут, — подумала Овчарка, — и обычные-то люди редко столько выдержат, чтобы все время вдвоем».
Женщина сказала, что комната у нее есть, и повела Вассу и Овчарку ее смотреть.
— Если понравится, платить не надо. Живите, раз люди хорошие, — говорила женщина, пока они шли по коридору.
По меркам острова она жила роскошно: почти городская квартира с водопроводом и городским унитазом вместо дырки во дворе. На кухне была, правда, белоснежная печка. Здесь у газовой плиты хлопотала тоненькая девушка лет двадцати пяти в халатике. О ее голые ноги терлась полосатая кошка. Девушка пробовала ложкой суп. Она улыбнулась вошедшим, потянулась за солонкой и продолжала звенеть ложкой.
«Настоящая семейная идиллия», — подумала Овчарка.
В комнате, которую показали Вассе и Овчарке, был ковер и даже пианино. Васса незаметно показала Овчарке большой палец, мол, перекантуемся с комфортом. Вот только холодновато было в комнате. Но позже подруги поняли, что на острове нет отапливаемых комнат. Топят здесь только зимой, а летом лишь по большим праздникам. Считается, что летом в деревянных домах и так тепло. На самом же деле дощатые дома защищают только от ветра, но не от холода.
Может быть, Овчарка и Васса и прожили бы три недели на острове, не выбегая по нужде во двор и не умываясь по утрам ледяной водой из ржавого рукомойника, если бы Овчарка не сваляла дурака. В комнате стоял разложенный зеленый диванчик. Для одноместной кровати он был широк, для двухместной узок. Больше никакого спального места не наблюдалось. И простодушная Овчарка ляпнула:
— А кровать что, одна? — после чего они вновь оказались на пыльной дороге с тяжелыми сумками, оттянувшими им руки. Они побрели в обратную сторону.
— Извини, вырвалось, — оправдывалась Овчарка, — мы могли бы там, конечно, и вдвоем уместиться, не убыло бы от нас. Но, знаешь, все, что ни делается, то к лучшему. Не годится обманывать людей три недели подряд.
Они вновь очутились на площади. Здесь Овчарка увидела, что к стене магазина приклеено объявление о сдаче комнаты на улице Полярной, в доме семь. Они спросили у азербайджанки, торговавшей у магазина дешевыми шлепанцами, где эта улица, и отправились туда. У Овчарки ноги отваливались. Но пришлось спуститься с холма, пройти вдоль бухты, обогнуть монастырь, потом вновь подняться в гору и не менее километра еще шлепать по бетонке, спотыкаясь о металлические скобы на ней. Они нашли дом.
— Если они ее сдали, я повешусь, — простонала Овчарка, поставив сумку и с трудом разгибая спину.
Васса поднялась на крыльцо и постучала в дверь. Вышла глуховатая старушка. Вассе пришлось громко объяснять, что они насчет комнаты, а не за сушеными грибами и черничным вареньем. Бабкин дом был без всяких удобств. Туалет за огородом, вода в колонке дальше по улице. Правда, вид из окон на монастырь был хорош. Они сразу сговорились о цене, но старушка как-то мялась, потом, очевидно, сама на себя рассердилась за нерешительность и в конце концов грозно спросила:
— А вы, случаем, не из этих?
Овчарка испугалась, что их выгонят. Лесбиянки выгнали их, потому что они не лесбиянки. А старуха их выпрет, потому что подозревает, что они одни из них. Она сказала торопливо:
— Нет, бабушка, мы просто дружим.
— Ну, вот и ладно. Распаковывайтесь, а белье я вам сейчас принесу.
Овчарка бросила сумку и рухнула на продавленную койку, покрытую засаленным покрывалом. Васса свалилась на соседнюю.
В пять вечера Васса по дороге из турбюро встретила Овчарку, которая ходила поглядеть монастырь. В пакете Овчарка несла что-то круглое, завернутое в бумагу.
— Сияешь?
— Сияю, — отозвалась Овчарка.
Они с детства так говорили друг другу вместо «привет». Был такой советский фильм про Красную Шапочку. Там две звезды встречаются и одна другую спрашивает: «Сияешь?» — а та отвечает: «Сияю».
— Что это у тебя?
— Классный, еще теплый пирог с брусникой из монастырской пекарни.
— Ого! Пойдем скорей домой и съедим его.
— Пошли лучше в столовку там, на площади. Нормально поедим. Я хочу большой кусок жареного мяса, какого-нибудь супа и чая. Мне за два дня дороги осточертела сухомятка. Ну а на десерт съедим пирог.
— Идет. Я в турбюро заказала нам на завтра поездку на Заячий остров. Еще есть экскурсия на высокую гору с древним маяком. Но мне сказали, что туда можно добраться и на великах, которые дают напрокат. Монастырь тоже можно самим осмотреть. А если идти от поселка вон в ту сторону, придешь к каким-то древним развалинам и каменному лабиринту.
