Дело было пятого июля. Прошло девять дней после фиаско в «Колизее». Дортмундер находился в Трентоне в Нью-Джерси.
Светило солнце, но, несмотря на жару, Дортмундер был в легкой, почти наглухо застегнутой куртке поверх белой рубашки и может поэтому казался злым и раздраженным. Через квартал от магазина положил пакет на капот стоящий у тротуара машины.
Сунув руку в правый карман куртки, он достал банку тунца, бросил ее в пакет. Потом пошарил в левом кармане и вытащил два набора бульонных кубиков, которые также бросил в пакет.
Затем сунул руку в левый карман брюк, выудил зубную пасту и тоже положил ее в пакет. Затем опустил молнию на куртке и достал пакет американского сыра, который тоже положил в пакет. И, наконец, из области правой подмышки извлек упаковку нарезанной колбасы и присоединил ее к остальному. Пакет был теперь гораздо более полным, чем недавно, и, взяв его в руку, Дортмундер отправился к себе домой.
Домом служил жалкий, занюханый отель. Дортмундер платил дополнительно два доллара в неделю за комнату с умывальником и газовой плитой, но полностью покрывал это экономией, так как питался дома, готовя себе сам.
Дом!… Дортмундер зашел в свою комнату, пренебрежительно осмотрел ее и разложил провизию. Он поставил воду на огонь — для растворимого кофе потом сел просмотреть газету, которую стащил утром. Ничего интересного. Уже целую неделю газеты не вспоминали о Гринвуде, а больше ничего в мире Дортмундера не волновало.
Триста долларов, полученных от майора Айко, растаяли, словно дым. Прибыв в Трентон, Дортмундер зарегистрировался в полицейском участке, как выпущенный под честное слово, — зачем напрашиваться на неприятности? — и ему предложили паршивую работенку на муниципальном поле для гольфа. Он даже вышел туда как-то днем, подстриг зеленую травку, цветом напоминавшую ему трижды проклятый изумруд, и обгорел.
Этого было достаточно.
Дортмундер пил кофе и просматривал комиксы, когда в дверь постучали. Он вздрогнул и машинально посмотрел на окно, пытаясь сообразить, есть ли там пожарная лестница, потом вспомнил, что в настоящий момент он не в розыске, и, обозленный на себя, пошел открывать дверь.
Это был Келп.
— Тебя трудно найти.
— Не так уж и трудно, — возразил Дортмундер. — Входи же. — Келп вошел в комнату, и Дортмундер запер за ним дверь. — Ну, очередное выгодное дельце?
— Не совсем, — ответил Келп, оглядываясь кругом. — Ты купаешься в роскоши, — усмехнулся он.
— Я всегда бросал деньги на ветер, — сказал Дортмундер.
— Для меня только все самое лучшее. Что ты имеешь в виду — «не совсем»?
— Не совсем очередное выгодное дельце.
— Что ты имеешь в виду — «не совсем очередное выгодное дельце»?
— То же самое, — ответил Келп.
Дортмундер удивленно уставился на него.
— Опять изумруд?
— Гринвуд спрятал его. Он сказал об этом своему адвокату и послал его сказать майору Айко. Айко сказал мне, а я говорю тебе.
— Зачем? — спросил Дортмундер.
— У нас еще есть надежда получить наши тридцать кусков. И по сто пятьдесят в неделю, пока дело не будет сделано.
— Какое дело?
— Освободить Гринвуда, — ответил Келп.
— Ты свихнулся, — бросил Дортмундер и пошел допивать свой кофе.
— Гринвуд здорово погорел и знает это. Его адвокат того же мнения. У него нет ни малейшей надежды выйти оттуда, его хотят засадить все в ярости, что пропал изумруд. Итак, или он вернет камень, чтобы заслужить боже мягкое наказание, или он даст его нам, если мы его освободим. Следовательно, достаточно помочь Гринвуду выйти оттуда, и камень наш. Тридцать тысяч долларов — как раз плюнуть.
— А где он? — нахмурил брови Дортмундер.
— В тюрьме.
— Я понимаю, что в тюрьме. Но в какой? В Томбе?
— Нет, там была заварушка, и его увезли из Манхэттена.
— Какая еще заварушка?
— Черные обозлились, что белые организовали похищение изумруда. Целая банда приехала из Гарлема и начала буянить. Они хотели линчевать Гринвуда.
— Линчевать Гринвуда?
Келп пожал плечами.
— Хотелось бы знать, где они этому научились…
— Мы украли камень для Айко, — сказал Дортмундер, — а он черный.
— Обэтом никто не знает.
— Достаточно посмотреть на него.
Келп покачал головой.
— Я хотел сказать, что никто не знает, кто за стоит за похищением.
Дортмундер стал мерить комнату шагами.
— В какой он тюрьме?
— Гринвуд?
Дортмундер остановился и саркастически уставился на Келла.
— Нет, король Фарук.
— Король Фарук? — недоумевал Келп. — Я много лет о нем не слышал. Разве он в тюрьме?
Дортмундер вздохнул.
— Я имел в виду Гринвуда.
— Тогда зачем…
— Это была шутка, — оборвал Дортмундер. — В какой тюрьме находится Гринвуд?
— О, в какой-то тюрьме Лонг-Айленда. Его будут держать там до суда.
— Жаль, что его нельзя освободить под честное слово.
— Может, судья читал его мысли, — заметил Келп.
— Или биографию, — добавил Дортмундер. Он снова кружил по комнате и кусал пальцы.
— Сделаем вторую попытку, вот и все. Чем мы рискуем? — Келп презрительно махнул рукой. — Судя по тому, что я здесь вижу, ты не слишком роскошествуешь. В крайнем случае, просто получим у Айко зарплату.
— Да, пожалуй, — задумался Дортмундер. Он все еще был полон сомнений, но в конце концов пожал плечами. — У тебя есть машина?
— Естественно.
— А на ней ты ездить умеешь?
Келп был оскорблен.
— Я и на «кадиллаке» умел! — возмущенно воскликнул он. — Беда в том, что проклятая штуковина пыталась ездить сама!
— Ясно, — подвел итог Дортмундер. — Помоги сложить вещи.
Майор Айко сидел за письменным столом и перелистывал досье на Эжена Эндрю Проскера, 53 лет, адвоката Гринвуда. У Э. Эндрю Проскера, как он себя называл, было все, о чем мог мечтать состоятельный человек: от конюшни на Лонг-Айленде с парой скаковых лошадей, совладельцем которых он являлся, до квартиры на Восточной Шестьдесят седьмой улице с любовницей — блондинкой, единственным обладателем которой он себя считал. Проскер пользовался довольно сомнительной репутацией во Дворце Правосудия и большим успехом у темных элементов. Но на него никогда не поступали жалобы, и клиенты ему доверяли. Один из них заявил: «Я бы на целую ночь доверил Эндрю свою сестру, если бы у нее при себе было не больше пятнадцати центов».
Секретарь, поблескивая стеклами очков, открыл дверь и доложил:
— Вас спрашивают господа Келп и Дортмундер.
Майор спрятал досье в ящик.
— Пусть войдут.
Келп, входивший в кабинет прыгающей походкой, казалось, ничуть не изменился. Зато Дортмундер выглядел еще более худым и изможденным.
— Ну вот, я привел его, — сказал Келп.
— Вижу. — Майор встал. — Весьма рад, господин Дортмундер.
— Хочу надеяться, что вы и дальше будете рады, — ответил Дортмундер, опускаясь в кресло и складывая руки на коленях.
— Келп сказал мне, что у нас есть еще один шанс.
— И очень реальный. — Келп тоже сел, и майор снова занял свое место за столом. — Честно говоря, я подозревал, что вы взяли изумруд себе.
— Изумруд мне не нужен, — сказал Дортмундер, — однако я охотно выпил бы бурбон.
— Но… Разумеется, — проговорил Дико. — Келп?
— Не могу спокойно смотреть, как человек пьет один, — сказал Келп. — Бурбон со льдом.
Майор протянул руку, чтобы позвонить секретарю, но секретарь вошел сам.
— Сэр, к вам некий господин Проскер.
— Спросите у него, что он будет пить, — сказал майор.
— Простите? — изумился секретарь.
— Бурбон для этих господ и скотч с капелькой воды для меня.
— Хорошо, сэр.
— И пригласите сюда господина Проскера.
— Да, сэр.
Секретарь вышел, и майор услышал, как кто-то воскликнул:
«Джек Дэниэлс!». Он уже хотел порыться в досье, но вспомнил, что это сорт американского виски.
Через несколько секунд в комнату размашистыми шагами вошел Проскер с черным «дипломатом» в руке. На его лице сияла улыбка.
— Господа, я спешу, — заявил он. — Надеюсь, мы не будем задерживаться. Полагаю, вы — майор Айко?
Майор встал и пожал руку адвоката. Последовали дальнейшие представления. Проскер вручил визитки Дортмундеру и Келпу.
— На случай, если вам понадобится помощь, хотя, надеюсь, до этого не дойдет.
Он хихикнул и подмигнул.
Затем все снова сели, но тут вошел секретарь с напитками на подносе. Наконец, дверь за ним закрылась, и Проскер взял слово.
— Господа, я редко даю своим клиентам советы, которые идут против закона, но ради нашего друга Гринвуда я сделал исключение.
«Алан, — сказал я ему, — свяжи из простыней лестницу и удирай отсюда».
Господа, Алан Гринвуд был пойман с поличным, как говорится.
На нем не нашли изумруда, но это не имеет значения. Он находился на месте преступления в форме сторожа и был опознан полудюжиной охранников как один из людей, застигнутых около изумруда «Балабомо» в момент кражи. Гринвуд находится в их власти. Я ничего не смогу сделать для него и ему об этом сказал. Его единственная надежда — побег.
