Герман смотрел с изумлением.
– Откуда ты все это знаешь? – наконец спросил он.
– Я что, Америку открыла или собаку Бас-кервиллей нашла? Чему ты удивляешься? Мне только одно не понятно, почему ты меня с ней до сих пор не познакомил?
– Я собирался это сделать после свадьбы. Катя очень тяжело перенесла смерть матери. Она к тебе привяжется, а вдруг у нас с тобой ничего не сложится… Не хочу причинять ей лишние страдания.
– От жизни ты ее все равно не убережешь, – заметила Пульхерия, но Герман продолжал говорить, словно не слыша:
– Иногда мне кажется, что я сплю. Открою глаза и пойму, что ты – плод моего воображения. Ты слишком хороша для меня.
– Ой, только вот не надо этого: «слишком хороша». Я не понимаю, как можно быть слишком хорошей или слишком плохой. Мы все разные. Сегодня у тебя хорошее настроение и я для тебя – хорошая. А завтра ты меня разлюбишь, и я сразу стану плохой. Все в этом мире относительно, именно двойственность делает его привлекательным, интересным. Благодаря папе у тебя заниженная самооценка. Пора начинать относиться к себе с уважением. Так ты скажешь мне, где сейчас Катя?
– У Олиных родителей. Она у них часто гостит, папе это не нравится, а я не препятствую.
– Ну и правильно. Хоть в чем-то с ним не соглашаешься, значит, ты небезнадежен.
Прошло несколько месяцев. Пульхерия окончательно переселилась к Герману, познакомилась с Катей, очаровательной девочкой, непоседливой и любознательной. Она совершенно не походила на отца, но в ней угадывалось сходство с Александром Николаевичем, что, несомненно, очень ему льстило. Катя была несколько крупновата для своих лет, по своему умственному развитию также опережала своих сверстников, поэтому было решено отдать ее в школу на год раньше.
Когда она впервые увидела Пульхерию, то некоторое время рассматривала ее своими огромными цвета спелой вишни глазами, потом доверчиво прижалась и с детской непосредственностью спросила:
– Теперь ты будешь моей новой мамой?
Пульхерия решила, что этому научил ее Герман, поэтому сдержанно ответила:
– Я постараюсь ее заменить.
Она погладила девочку по шелковистым каштановым волосам, которые пахли детством и травяным шампунем.
Работы в салоне оказалась мало: по документам машин продавалось ровно столько, чтобы прибыли хватило на зарплату, аренду, хозяйственные расходы и налоги. Большая часть сделок осуществлялась, как говорится, «мимо дома с песнями». Пульхерию это вовсе не удивляло: по этой схеме существовала вся страна, начиная от мелких предпринимателей и заканчивая большими заводами. Теневая экономика процветала. Люди жили одним днем и радовались деньгам в конвертах, за которые они нигде не расписывались, совершенно не понимая, что обворовывают, в конечном итоге, сами себя. С «черных» денег не платятся налоги, ими распоряжаются только владельцы фирм и предприятий. Сколько они положат себе в карман, сколько в конверт наемному работнику, проконтролировать нельзя. Черные деньги не учитываются при оплате больничных листов, отпусков и выходных пособий, они не влияют на размер пенсий. Мощная теневая экономика свидетельствует о том, что люди не уверены в завтрашнем дне и не доверяют своему правительству.
Документы фирмы, которой владел Герман, были не совсем в порядке. Пуля быстро разобралась что к чему и привела все в надлежащий вид. Это заняло у нее меньше двух недель. В дальнейшем достаточно было пару раз в неделю появляться в салоне на несколько часов. У нее появилось много свободного времени. Ей действовало на нервы то, что приходилось вести светскую жизнь, в особенности посещать ужины у Александра Николаевича. Общение с бизнесменом особой радости не приносило, но больше всех ее доставал Гриша. Она пробовала быть с ним и грубой, и циничной, и хамила, как торговка на базаре, чего никто не позволял себе в общении с сыном олигарха, но его это только забавляло, и он лип к ней, словно муха к дыне. Гришу привлекала намеренная грубость Пульхерии, с ней было интересно, в ней он чувствовал достойного противника. Папа внушал ему, что жизнь – это агрессивная среда, все люди – враги, людей надо использовать, иначе они используют тебя. А на самом деле оказывалось, что все ему улыбаются, во всем с ним соглашаются, ни в чем не перечат, как маленькие щенки, с готовностью переворачиваются на спинку, чтобы он почесал им животик. Пульхерия не такая. Она настоящая. Ненавидит его и совершенно этого не скрывает. А ему хотелось, чтобы она стала ему другом.
Глава 5
Визит в прошлое
Пульхерия удивлялась своему спокойствию. Много раз она представляла свою встречу с Никитой Назаровым. Сердце ее при этом сладко замирало и падало куда-то вниз. И вот эта встреча, наконец, произошла. И что же? Никакой дрожи в коленках, никакого головокружения от избытка чувств, никакого замирания сердца. «Ну и прекрасно! Я окончательно избавилась от своей любви к этому человеку», – сказала она себе. Но ошибалась. Просто реакция ее души на нечто далеко спрятанное немного запоздала. Она сказала Герману, что хочет пройтись по магазинам, а сама направилась в гостиницу, где жил Никита. Пуля знала, что поступает неразумно, ей даже не слишком хотелось его видеть. Просто надо было сделать что-то, что не имело ничего общего с семейством Гранидиных и явно не понравилось бы папаше Гранде.
До гостиницы она добиралась на метро. В холле первого этажа, минуя стойку размещения, сразу направилась к лифтам. Поднявшись на третий этаж, долго шла по длинному унылому коридору, такому длинному, что казалось, ему нет конца. Возле двери с номером 320 она остановилась, чтобы перевести дух. Неожиданно дверь приоткрылась.
– Отстань от меня! Ты достал меня своим занудством, придурок долбаный!
– Куда ты собралась? – услышала она голос Никиты.
– Я не обязана перед тобой отчитываться, ты мне не муж!
Женский голос с небольшой хрипотцой принадлежал молодой особе лет двадцати, обладающей внешностью секс-бомбы. Тонкая талия, высокая грудь, стройные ножки, грива черных как смоль волос. Лицо ее было не менее совершенным: маленький вздернутый носик, пухлые чувственные губы, огромные зеленые глаза под аккуратно очерченными бровями. В обычное время эта женщина походила бы на ласкового котенка, мягкого и пушистого. Но в настоящий момент в дверном проеме предстала дикая, разъяренная кошка. На девушке были джинсы, едва прикрывавшие пупок. Оба уха – в маленьких колечках, не меньше десятка на каждом, даже из пупка выглядывало кольцо с синим камнем. Коротенькая маечка обтягивала налитую грудь, казалось, что она вот-вот лопнет по швам. На шее – немыслимое количество бижутерии, больше, чем гирлянд на новогодней елке. Пульхерия ничего не имела против пирсинга, но здесь всего было с излишком – и красоты, и украшений, и дырок на теле.
– Ты к кому?
– Мне нужен Никита.
– Назаров, к тебе тетка какая-то пришла, – небрежно бросила дива через плечо и выплыла из номера.
Пульхерия не удержалась и посмотрела ей в след. В коридоре никого не было, но передвигалась она так, словно шла перед публикой по подиуму. Обтянутые джинсами ягодицы выразительно покачивались в такт движению. Пуля, как завороженная, смотрела на красотку, не в силах оторвать взгляд, пока над ухом не раздалось деликатное покашливание. Назаров вышел в коридор и тоже смотрел вслед девушке. Так они и стояли, как два остолопа, не в силах отвести взгляд от ее прелестей, пока она не скрылась за поворотом.
– Это Виктория, – сказал он. – Моя…
– Можешь не уточнять, – прервала его Пульхерия. – Я войду?
– Конечно! – Назаров засуетился, пропуская ее вперед.
Номер был крошечный. Две кровати, две тумбочки, небольшой комод, на котором стоял маленький телевизор, журнальный столик и вышедшее из моды кресло рядом с ним. В комнате царил беспорядок, все было завалено женскими вещами. Никита быстро освободил кресло и предложил его Пульхерии. Только сейчас она заметила, что выглядит он неважно: нездоровая бледность, темные круги под глазами, лихорадочный взгляд.
