Бомж был мелкий и шустрый, как таракан. Я эту публику знаю – только успевай бить по рукам. Но этого я стукнуть не успела. Когда я, подсунув Лягусику почти новый дамский роман «Пожар страсти», выволокла это приобретение за шиворот и вернулась, оказалось – пропала сахарница.
Сахарница у нас была большая, из граненого стекла, в виде довольно высокого ведерка. Как бомж ухитрился ее на себе спрятать – уму непостижимо. Я высказалась в том смысле, что неплохо бы отдать бомжа какому-нибудь сексуальному маньяку, вооруженному для этой цели ржавым якорем. К сожалению, Лягусик еще не провалилась с головой в «Пожар страсти» и услышала мою гневную реплику.
– Ему эта сахарница нужнее, чем нам! Он ее продаст, а деньги пропьет! – убежденно и радостно сказала Лягусик.
– Если успеет… – буркнула я.
Просто я знаю, куда именно приносят бомжи свою добычу, чтобы обменять на стакан самопальной водки. Это не старый добрый самогон – это такая химическая субстанция, которой даже канализационные трубы промывать опасно – может разъесть. А они – пьют, и ни хрена!
Если сейчас же побежать туда с метлой, то я еще имею шанс отбить сахарницу.
Но что важнее – сахарница или убийство?
Неизвестно, сколько времени я потрачу на спасение сахарницы. За это самое время бабка Клеопатра, не дождавшись быка, вполне может выставить Юльку за дверь, и бедная баба поедет к какой-нибудь давней подружке – плакать и жаловаться на непутевого мужика. Ее след затеряется, и я не смогу ее расспросить о картофельных очистках…
А как бы поступила Яша Квасильева?
Я задала себе этот суровый вопрос и сама же немедленно ответила, Яша отправилась бы расследовать преступление, даже если бы у нее сперли фамильные бриллианты! Бриллианты она и новые купит, а вот если пренебречь преступлением – творческий процесс застопорится. А мы ведь так привыкли, что трижды в месяц на прилавке появляется ее новая книга! Нет, Яша нас не подводит – и мы должны вдохновляться ее образом, а не гоняться за вороватыми бомжами.
Я переоделась, вывела Лягусика во двор на лавочку, потому что в такую погоду лучше читать любовные романы на свежем воздухе, и пошла в Натальину квартиру за быком на папирусе.
Хорошо, что я заготовила бумажных полосок на несколько таких визитов. Быка я нашла сразу, сняла его и сунула в пакет, а потом стала проводить обыск на свой лад. Коротенький такой обыск – и по методике, которой ни один мент не знает.
Дело в том, что мужчины обращают внимание на отдельно взятые вещи, а нужно видеть их взаимосвязь. Тем более – когда речь идет о женских вещах. Скажем, если в сумке у женщины в летнее время лежит один носок и валяется на дне кучка троллейбусных билетов и отработанная за один день десятиразовая карточка метро, что это значит? По отдельности – то, что женщина – неряха. А вместе – она потратила целый жаркий летний день на поиски новых босоножек, объездила двадцать магазинов, устала, как собака, и безумно зла на продавщиц, которые не позволяют мерить дорогую обувь на босу ногу.
У Натальи было место, где на видном месте валялась если не вся целиком разгадка этого преступления, то по крайней мере половина разгадки. Посторонние называли его «бардак», но я знала – это всего-навсего рабочий угол. Там имелось все – от бронзовых накладок для старинного комода до запчастей к мумии фараона. Этюдники, художественные альбомы, постаменты, плоскогубцы, палитры, скелеты стульев, малярные кисти, пружины от диванов, полотнища кожи, китайские вазы с драконами, гипсовые статуэтки – все это составляло композицию, которую даже крутой атеист назвал бы «Конец света».
Я хотела всего-навсего исследовать верхний слой. Когда я спускала быка со шкафа на пол, мне было не до изысканий, а теперь я могла хотя бы окинуть взглядом эти шесть квадратных метров Апокалипсиса.
Сверху лежала газета – обыкновенная рекламная газета, которая, скорее всего, прикрывала незаконченное творение от пыли. Я подняла ее и обнаружила толстенную книжищу «Старая Москва». Там же лежал другой том – «Московский архив». И еще какие-то дореволюционные издания на ту же тему. Я взяла современный альбомчик про Оружейную палату и перелистала. Меня поразило количество посуды, которая там скопилась за века. Вот ведь несправедливость – одним пуды себебра, а у других последнюю сахарницу сперли! Возможно, Наталья готовилась реставрировать что-то историческое и собирала материал. Именно готовилась – потому что на поверхности никакой сломанной ендовы или покалеченного сундука я не обнаружила. Или же Наталья уже выполнила заказ – но что же это был за жуткий заказ, если после него осталось два больших мешка картофельных очистков?
Я осторожно сняла верхний пласт книг, и на пол покатились какие-то бусины. Я успела поймать одну и увидела довольно криво обточенный кусочек бирюзы, а настоящей или фальшивой – одному аллаху ведомо.
Дело в том, что несколько лет назад Наталья получила дружеский заказ на экспертизу. Одной ее подружке предложили бусы из самой что ни на есть настоящей бирюзы с черными прожилками. Наталья аккуратно сняла с нитки одну бусину, взяла ее плоскогубцами и в присутствии подруги, а также моем, поместила над пламенем свечи. Через пару секунд мы ощутили совершенно химический запах – вонь плавящейся пластмассы.
Стоп! Не эта ли химия примерещилась мне в связи с очистками?
Я взяла камушек плоскогубцами, нашла свечу и повторила эксперимент.
Вонь была, но не та. Я, как дворник, разбираюсь в оттенках всяких сомнительных ароматов и ни за что не спутаю горящую пластмассу, скажем, с горящей резиной. Очистки навели меня на воспоминания о совершенно ином запахе… впрочем, он еще незримо витал в квартире…
Я, шевеля ноздрями, как милицейская собака, стала обходить все углы и нашла бутыль из толстого стекла, примерно на двадцать литров. Впрочем, бутыль была пуста. Теоретически рассуждая, следовало бы отправить ее на экспертизу…
Только не это, подумала я, никаких экспертиз! Яша Квасильева ни с какими лабораториями не связывается – значит, и мне тоже нельзя! Меня выгонят из клуба в три шеи, если узнают, что я вела исследование не теми методами, которые так восхищают нас в романах Квасильевой.
Тут пробили настенные часы, и я поняла, что Юлька вот-вот выйдет к бюсту и начнет меня ожидать. Бросив следствие на полпути, я кинулась бежать, и хорошо еще, что успела прилепить на дверь фальшивую полоску.
Конечно же, я опоздала. Под бюстом никого не было.
Бедная Юлька, не дождавшись, отправилась непонятно куда.
Нет, подумала я, понятно, куда! У нее же была большая сумка. Выезжая за быком, сумку она оставила там, где ночевала, – у бабки Клеопатры. Значит, она едет сейчас именно туда – к египетской царице.
Адрес царицы я знала – несколько раз Наталья отправляла меня туда отвезти продовольствие.
Надо отдать Наталье должное – она очень хорошо поселила матушку, в трех шагах от метро. Правда, когда Лидия Анатольевна спятила и стала Клеопатрой, это потеряло значение – старуха наотрез отказывалась спускаться под землю без сопровождения жрецов и рабов с опахалами. Но возить ей продовольствие было несложно.
Я вышла из метро, перешла под землей Проспект Мира, свернула налево и сразу за гостиницей нырнула между домами. Длинной дом под номером сто восемьдесят два имел под двести квартир, мне требовалась сто двадцать первая, на втором этаже, окнами во двор. Это тоже имело свое преимущество – когда Клеопатра решала обратиться к народу, днем ей внимали разве что младенцы и бабульки, а вот если бы она выставилась в окошке, выходящем на проспект, там бы собралась немалая толпа.
В подъезде было целых два кодовых замка – жильцы береглись от террора. Хорошо, что с моего последнего визита цифры кодов не поменялись. Я поднялась на второй этаж и позвонила.
Клеопатра в бытность свою Лидией Анатольевной освоила такую технику, как магнитофон, и странным образом, пребывая в Древнем Египте, от этого технического нонсенса и не думала отказываться. Как и от электрической плиты, впрочем. Поэтому, услышав звонок в дверь, она могла в любое время суток врубить торжественный марш из оперы «Аида» – откуда, кстати, и позаимствовала всякие детали клеопатровского прикида. Так что я ждала музыки, но марша не было – была тишина.
Мне пришлось минут десять звонить в дверь, прежде чем я догадалась ее толкнуть. Замок оказался не заперт.
– Ваше царское величество! – заорала я и громко хлопнула дверью. – Клеопатра Анатольевна! Вы где?
В ответ – молчание. Сказать, что мне стало страшно, – это не сказать ничего. Только вчера в квартире Натальи меня встретила точь-в-точь такая зловещая тишина…
«Зловещая – это хорошо, – подумала я, – даже Яша Квасильева не постыдилась бы этого слова!»
– Ваше царское величество! Ваше сиятельство! Ваше высокопревосходительство! – я перебирала титулы наугад, надеясь, что хоть один подойдет к Древнему Египту. – Отзовитесь!
