Снова и снова, раз за разом все сильнее, все болезненнее. Все ожесточеннее.
Месиво, поначалу не особо реагировавшее на мелких пакостниц – что они могут, шмакодявки! – постепенно начало ощущать определенный дискомфорт. Что-то было не так, неправильно, что-то нарушало целостную картину существования этой вязкой бесконечности.
Но что? Что именно?
Месиво заволновалось, задергалось, пытаясь определить причину дискомфорта, оно усиленно булькало и чавкало, оно пыталось сформировать псевдоподии, чтобы прихлопнуть ими свербящих мерзавок. И уже почти отрастило, и уже занесло склизкое щупальце, но…
Но было уже поздно.
Упертые тени, где-то там, в другой реальности, называвшиеся Силой Воли, Инстинктом Самосохранения и Жаждой Жизни, сделали свое черное, вернее, белое дело.
Больше не было общей чавкающей пустоты. Настойчивые атаки теней постепенно уплотнили центральную часть серого месива, сформировав из него враждебную, смертельно опасную для пустоты субстанцию.
Разум.
Травмированный, пока не восстановившийся полностью, слабый и измученный, но – разум.
И последнее, что он услышал, вырываясь из серого месива, был злобный вой пустоты.
А потом все изменилось.
На смену серости пришел мрак. Нет, не угрюмый, беспросветный мрак смерти, а тот, с радужными переливами, который обычно прячется за плотно закрытыми веками.
Веки? Это те штуки, что закрывают… глаза? А глазами… глазами… смотрят! Ура, вспомнил! Так, сейчас поднимем эти самые веки и поглядим, что тут и как. И вообще, где он. И…
КТО ОН?
Мужчина уже почти выполнил приказ возвращающегося разума, но одна из теней, устало отдыхавшая в сторонке, угрожающе зарычала и бесцеремонно грызанула хозяина за мозжечок. Кажется, это был инстинкт самосохранения. И, кажется, он так тонко и изящно намекал на то, что сначала надо окончательно вернуться из небытия, провести полную инвентаризацию органов чувств, а потом уже проверять их функционирование.
Причем с максимальной осторожностью.
«Но почему? Я ведь даже не знаю, кто я и что со мной!»
«Именно поэтому, идиот! Ты не знаешь, кто ты, что с тобой случилось и где ты находишься! А следовательно, я тоже не знаю. И для сохранения твоей самости надо продолжать изображать бесчувственное бревно, пока мы все вместе не разберемся, что происходит».
«Ладно-ладно, понял. Можно было и не так жестко!»
«Можно было. Но ты нас достал за этот месяц! Мы уже думали, что все, трындец. Ты навсегда останешься овощем, а нам придется тупо курить бамбук до самой твоей смерти. Мы с ребятами в кровь расшиблись, вытаскивая тебя, устали жутко и теперь хотим хоть немного отдохнуть. А тут ты снова идиотничаешь! Так что уж извини, что не поцеловал трепетно плечико и не пролепетал угодливо: «Барин, не стоит вам глазки покедова открывать, опасно это для вашего сиятельства»! Все, делай, что велено, и дай отдохнуть!»
А что велено, кстати? А, инвентаризацию провести. Ну что же, поехали. Со зрением пока не получится, не велено. Что там еще должно быть? Слух, обоняние, осязание, вкус?
Ай, молодца, вот умничка! Вспомнил, патиссон ты наш, не забыл!
Ну что же, осязание вроде имеет место быть. Оно подсказывает, что хозяин лежит на чем-то твердом, верхняя часть тела приподнята, в носу и в горле торчат трубки, в вены рук впились иголки.
А это значит? А фиг его знает, что это значит. Нет, ну понятно, что он, мягко говоря, не совсем в порядке, но с чем именно связан этот непорядок – неизвестно. То ли травма, то ли он просто тяжело болен.
Ладно, потом разберемся. Что там дальше? О, слух!
«Так точно, сэр! Присутствует! Позвольте доложить: фиксируется мерный писк и периодическое пыхтение, что соответствует работе реанимационного оборудования. Кажется».
Ишь ты, а я умный! Вон, даже могу по слуху определить, что это пищит и сопит рядом!
Так, а вроде ничего, кроме этих звуков, и не слышно! А значит, никого нет. И можно открыть глаза! Ладно-ладно, хватит рычать, я и сам вспомнил – видеонаблюдение. Оно скорее всего имеется. Оно тут везде имеется, кроме сортиров. И то не факт.
Ну и где это – тут?
Не знаю. Но насчет видеокамер – знаю. Знаю, и все.
Так что если и рискнуть осмотреться, то надо сделать это незаметно. Чуть-чуть приподнять ресницы, не меняя положения головы.
Эй, эй, что за бунт на корабле? Обоняние и вкус, а ну, тихо! И как, по-вашему, я должен вас проверить? Понюхать и лизнуть? Что именно? Очень остроумно! Нашли время, придурки.
Не меняя положения, мужчина осторожно приоткрыл глаза, чуть-чуть, буквально на миллиметр.
Мда. Все страньше и страньше. Кто так говорил, кстати? Алиса говорила, из сказки Льюиса Кэрролла. Это ты помнишь. А вот что посущественнее – кто ты и где ты – вспомнить не получается.
Да и само помещение, в котором он находится, тоже как-то слабо поддается идентификации. Во всяком случае, на больничную палату это совсем не похоже. Потому что в похожем на сыр (из-за дырок разного размера) разуме словосочетание «больничная палата» транслирует совсем другую картинку: хорошо освещенное помещение со светлыми стенами и большими окнами, белый потолок, плитка на полу, сверкающее хромом медицинское оборудование, сложная аппаратура жизнеобеспечения, врачи и медсестры в белых халатах.
А здесь… нет, ну аппаратура имелась, именно она пищала и пыхтела, помогая ему дышать. И капельницы тоже присутствовали, унылыми цаплями нависнув над головой мужчины.
Что же касается светлых стен, окон, потолка и плитки на полу…
Ничего этого не было. Ни окон, ни светлых стен, ни белого потолка, ни плитки. А был металл. Со всех сторон.
Небольшая комнатушка – максимум десять квадратных метров – была полностью закрыта металлическими листами. Причем металл был какого-то странного, непривычного оттенка, словно покрыт тонкой пленкой-хамелеоном – цвет постоянно переливался, вызывая легкое головокружение. Но это только если смотреть на него достаточно долго.
И видеокамер здесь было гораздо больше, чем можно было ожидать. Ну ладно бы одна – в наше время дело привычное, – но здесь холодные стеклянные зрачки таращились из каждого угла. А еще в каждом углу было смонтировано странное оборудование – непонятные приборы с небольшими раструбами. И все эти раструбы были направлены в сторону кровати, на которой лежал пациент.
Правда, судя по всему, приборы эти в данный момент не работали. Во всяком случае, никаких огоньков на них не светилось. Не факт, конечно, но мужчина был почему-то уверен, что эти прибамбасы отключены.
Откуда, как, почему он был в этом уверен – разберемся потом. Потому что сейчас некогда.
Потому что в сторону поехала одна из металлических стен, открывая проход.
В комнату вошли двое. Высокий стройный мужчина – ура, в белом халате! – и женщина постарше. Их можно было принять за брата и сестру, настолько они были похожи: светлые волосы, бледно-голубые глаза, правильные черты лица, анатомически пропорциональные тела – никакой кривоногости или кряжистости и в помине не было, не говоря уже о пузатости или сутулости.
Отличались вошедшие только одним – выражением лица. Подобострастно-виноватое – у мужчины, и властно-недовольное – у женщины. Которая, кстати, была одета, если можно так сказать, в цивильное: идеально сидящие серые брюки из тонкой шерсти, светло-голубая блузка, удобные серые туфли на невысоком каблуке.
Лежавший на кровати мужчина сквозь узкую щелочку век пристально вглядывался в эти почти одинаковые лица, мучительно стараясь вспомнить: кто это? Они знакомы или нет?
Что-то ворочалось и свербело на дне памяти, пытаясь пробиться сквозь раны изувеченного разума, но ничего, судя по всему, не получалось.
Визитеры были ему незнакомы. А значит, он все сделал правильно – рядом с бесчувственным телом никто фильтровать речь не будет, и можно получить хоть какую-то информацию.
Женщина внезапно повернулась и внимательно посмотрела прямо в глаза лежащему. Во всяком случае, ему так показалось.
И опять болезненно дернулась струна в глубине памяти. Что-то связывало его с этой женщиной, и это что-то было не самым радостным.
Пришлось срочно задраить обзорную щель и выровнять сбившееся на мгновение дыхание. А то ведь вся эта пищащая фискатень мгновенно сдаст подопечного хозяевам – аларм, господа, у патиссона сменился сердечный ритм и подскочило давление!
– Я же говорил вам, фрау Ландберг, – занудил тип в белом халате, – изменений нет. И скорее всего не будет. Слишком серьезной была травма, поврежден обширный участок головного мозга, и… Что вы так на него смотрите?
– Помолчи! – раздраженно приказала женщина, а затем по металлическому полу зацокали каблуки, выдавая направление движения хозяйки – к кровати.
Она приблизилась вплотную и, кажется, наклонилась над лежавшим. Во всяком случае, мужчина почувствовал запах ее духов. А еще… еще он ощутил что-то странное. Усталость, раздражение, злость и где-то на периферии, тщательно спрятанную от себя тоску.
