– Таня! Это просто замечательно. Только учти: с сегодняшнего дня ты – в доле. Не желаю бесплатно эксплуатировать твой труд. Главное в торговле – наличие покупателей. Можно сидеть на золоте и не суметь продать его.
Татьяна фыркнула и положила трубку. Мила же заметалась по квартире, вспомнив, что с минуты на минуту появится мнимый частный детектив с синими глазами и чудесным ртом, обещающим рай на земле всякой женщине, которая ему понравится. «Сколько дел, сколько дел! – бормотала Мила, загребая веником рассыпанный «Геркулес». – И все требуют денег. Боже мой! Мне же нужно еще оплатить побелку потолка у Капитолины Захаровны! Почему получается так, что, когда нет денег, срочные дела терпят, а как только деньги появляются, становится невозможно ничего отложить?»
Глубоков явился к ней в голубых джинсах и черной вельветовой рубашке, неотразимый, как молодой Делон.
– Угостите чашечкой чаю? – спросил он, неуверенно улыбаясь. – Или дело слишком срочное, чтобы заниматься чайной церемонией?
– Я должна сообщить вам о себе кое-что шокирующее, – выдавила из себя Мила, ведя его на кухню и принимаясь тереть тряпкой чистый стол. – В последнее время у меня возникли кое-какие подозрения относительно Гуркина.
– Гуркин – это ваш бойфренд? – уточнил Глубоков.
– Все дело как раз в этом, – вздохнула Мила, наливая полный чайник и водружая его дрожащими руками на плиту. – На самом деле он мне никакой не бойфренд. Он не влюблен и даже не увлечен. А просто находится у меня на денежном довольствии. Я плачу ему деньги.
Константин дернул щекой, потом, криво ухмыльнувшись, сказал:
– Я обратил внимание, что вам нравится именно такой стиль отношений.
Вспомнив их совместную «сторублевую» ночь, Мила побледнела от унижения.
– Вы меня неправильно поняли, – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Я плачу ему только за то, чтобы он играл роль моего сердечного друга. На самом деле – мы совершенно чужие друг другу люди.
– Вот это да! – оживился Глубоков и ляпнул: – Я так рад! Ну, то есть, что вы не… зашли слишком далеко, чтобы платить мужчинам за то, чтобы они не просто изображали, что они что-то делают, а делали это на самом деле… – запутался он в собственной фразе.
Мила его не слушала, она была чересчур возмущена.
– Гуркин лгал, что он одинокий бедный ученый, которому до зарезу нужен необременительный приработок. Я платила ему полторы тысячи в месяц и чувствовала себя благородной, как фон Мекк. А сегодня выяснилось, что этот драный павлин женат на красивой и богатой молодой женщине, ездит в роскошном автомобиле, постоянно ужинает в ресторанах и одевается так, словно какой-нибудь Армани – его добрый дорогой друг. Возникает вопрос: зачем ему я? Зачем он тратит на меня свое свободное время, когда мог бы проводить его гораздо более интересно?
– Может быть, – неуверенно предположил Глубоков, обводя всю Милу внимательным взглядом, – он все же питает к вам некие чувства? И, изображая бедного ученого, надеется привлечь к себе ваше внимание?
– Да ничего подобного! – горячо возразила Мила. – Приходя ко мне, он ведет себя, словно пенсионер. И самым приятным времяпрепровождением считает отдых на диване.
– Да, действительно, поведение чертовски подозрительное! – повеселел Глубоков, понимая, что Лютикова нравится ему, несмотря ни на что – ни на свою взбалмошность, ни на ситуацию, в которую она попала, ни на возможную свою причастность к распространению «невидимки». Хотя Борис, доставивший домой знаменитую бабушкину мазь, здорово поколебал версию о ее причастности.
– Можете придумать хоть одну правдоподобную причину, по которой Гуркин все это проделывал? – спросила Мила, разливая по чашкам чай.
– Зачем мне придумывать? – вопросом на вопрос ответил Константин. – Я узнаю все доподлинно. Если не получится сделать это тихо, я вытрясу из вашего Гуркина правду!
В его голосе была такая уверенность, а во взгляде такая мужественность, что Мила ему даже поверила.
– Знаете, я хотел вам кое-что сказать касательно той ночи, – неожиданно перескочил на другую тему Глубоков. – Ну, той, когда мы с вами заключили дополнительное соглашение…
– Я помню, – торопливо перебила его Мила, снедаемая, помимо стыда, неопознанным томительным чувством.
– Дело в том, что…
Константин не успел договорить – телефон, прицепленный к его поясу, принялся подавать громкие сигналы. Он раздраженно чертыхнулся и, извинившись, приложил трубку к уху. На связи был Борис.
– Дедушку украли! – тонким, не своим голосом сообщил он и издал восклицание, похожее на всхлип.
– Что?! – зловещим шепотом переспросил Константин. – Украли человека, находящегося в коме? Из хорошо охраняемой клиники?
– Это не обычное похищение, – зачастил Борис. – Врачи эвакуировали его в Швейцарию. В тамошнюю клинику. Кто-то оплатил не только дорогу, но и лечение. Это он, нынешний хозяин «невидимки». Тот, кто купил наркотик. Наверное, дедушкина жизнь для него очень дорога.
– Но как позволила бабушка?!
– Бабушка улетела вместе с дедом. Она думала, что это наша инициатива – отправить старика за границу.
– Она думала! А почему не связалась с нами, прежде чем давать согласие?
– Все произошло слишком стремительно. Я только что разговаривал с ней по телефону…
– Ты сможешь отследить, кто произвел выплаты?
– Смогу, наверное, но ни секунды не сомневаюсь, что ниточка не приведет ни к кому конкретному. Дело, судя по всему, крупнее, чем мы думали вначале.
– Мне нужно бежать, – с сожалением глядя на Милу, заявил Константин, закончив переговоры.
– Вы не выпили чай, – застенчиво сказала та. Покраснела и добавила: – И не договорили.
– Обещаю, – поклялся Константин, – что при первой же возможности мы продолжим наш разговор.
– А Гуркин?
– Гуркина я беру под личный контроль. Кстати, забыл спросить: Листопадов отвечает вашим требованиям?
– Да, конечно, – пробормотала Мила и неожиданно вспомнила: – Я забыла отдать ему фляжку из-под коньяка.
Константин рассердился.
– Он что, спаивает вас?
– Да что вы, что вы! Просто я замерзла, сделала глоточек…
– Мне хочется, чтобы ваша жизнь как можно скорее вошла в привычную колею, тогда и моя жизнь, скажем так, облегчится. И мы с вами сможем, не оглядываясь на обстоятельства, пить вместе чай сколько вздумается.
После этой высокопарной речи Константин выскочил на лестничную площадку словно ошпаренный. «Боже мой, я стал изъясняться, как интеллигент из плохой пьесы. Надо прекратить думать об этой женщине днем и ночью. Ни к чему хорошему это все равно не приведет, виновна она в чем-нибудь или не виновна».
17Покормив Листопадова, Мила предложила ему ночевку на диване, но он отчего-то отказался и сообщил, что проведет ночь на лестничной площадке. Часа в два пополуночи Мила для контроля покрутила изнутри замок на входной двери и увидела в глазок, что Листопадов тут же высунулся сверху. Успокоенная, она отправилась спать и впервые за последнее время заснула сразу и надолго. Из царства сновидений ее вырвал настойчивый трезвон, который кто-то поднял, звоня в ее входную дверь. Взглянув на часы, она обнаружила, что стрелка только что сползла с семи утра.
Протирая глаза кулаками, Мила походкой пьяного матроса дошла до коридора и обнаружила на лестничной площадке Ольгиного мужа Николая. Его внешний вид просто вопил о неприятностях. Расхристанная куртка, шарф на спине, словно высунутый язык, никакого пробора – волосы встрепаны и торчат в разные стороны, будто их специально распушали феном.
– Что? – мертвым голосом спросила Мила, распахивая дверь.
Николай ворвался в коридор, не видя ничего вокруг себя.
– Ольгу похитили! – плачущим голосом воскликнул он. – Стукнули по голове, засунули в машину и увезли в неизвестном направлении!
– Ты сам видел? – ахнула Мила.
– Видел. Меня тоже стукнули по голове. А потом наступили черным сапогом на горло и сказали: «Позвонишь в милицию, ее убьют!»
Николай пробежал в комнату и принялся кружить по ней, словно игрушка на батарейках.
– И ты, конечно, не позвонил в милицию? – уточнила Мила, начиная бегать за ним.
– Конечно, не позвонил. Как я мог?! Она моя жена, и я хочу, чтобы она вернулась обратно!
– Кому ты сказал о случившемся? – допытывалась Мила, подтягивая пижамные штаны повыше.
– Никому. Сразу же, как очухался, поехал к тебе.
– Почему ко мне? – хмуро спросила та.
– Ну как же? – растерялся Николай. – Вы с ней так близки, так откровенны. Я подумал, может, ты знаешь, из-за чего все это случилось?
– Ничего я не знаю! – огрызнулась раздавленная известием Мила. – И что теперь делать, не знаю. Господи, какой ужас!
Она плюхнулась на разобранную постель и в буквальном смысле слова схватилась за голову. Николай тотчас же рухнул поблизости на ковер и уткнул буйную голову Миле в колени. Плечи его вздрагивали. Мила краешком сознания отметила, что даже в горе от него несет любимой туалетной водой отвратительного качества.
