Сокращение романов, вошедших в этот том, выполнено Ридерз Дайджест Ассосиэйшн, Инк. по особой договоренности с издателями, авторами и правообладателями. Все персонажи и события, описываемые в романах, вымышленные. Любое совпадение с реальными событиями и людьми — случайность.
Распознать террориста-смертника просто. Они выдают себя сами, массой разных примет. В основном потому, что нервничают. По определению, все они — новички.
Израильская контрразведка выпустила специальную памятку. Там сказано, на что обращать внимание. Они взяли практику наблюдений, добавили психологии и выдали список поведенческих признаков. О списке я узнал от одного капитана израильской армии двадцать лет назад. Для него он был как присяга. И для меня стал тем же: в те дни я находился в трехнедельной командировке, рядом с капитаном: в самом Израиле, в Иерусалиме, на Западном берегу, в Ливане, в Сирии, в Иордании, в автобусах, в магазинах, на запруженных людьми тротуарах. Я не переставал смотреть в оба, мысленно пробегая сверху вниз жирные печатные строчки.
Прошло двадцать лет, а я до сих пор помню тот список. И глаза мои по-прежнему глядят в оба. Дело привычки. У других парней я научился еще одной мантре: «Смотреть, а не видеть; слушать, а не слышать». Чем пристальнее внимание, тем дольше ты остаешься в живых.
В списке двенадцать пунктов. Это если подозреваемый мужского пола. Одиннадцать, если женского. Разница — в свежевыбритости. Перед акцией смертники-мужчины сбривают бороду. Так проще слиться с толпой. Результат — более светлая кожа на нижней части лица.
Но в данный момент бритье меня не интересовало.
Я работал по списку из одиннадцати позиций.
Я ехал в нью-йоркской подземке. Два часа ночи. Линия 6, «Лексингтон-авеню», местный поезд со всеми остановками, в сторону спальных районов. В поезд я сел на станции «Бликер-стрит», с южной части платформы. Вагон был почти пустой — всего пять человек, не считая меня. Я устроился на двухместном сиденье, к северу от последней двери, на той стороне вагона, где двери не открываются. Пятеро остальных пассажиров находились от меня к югу, на длинных скамьях: трое — слева и двое — справа.
Номер вагона был 7622. Как-то я уже ездил 6-м маршрутом, рядом с одним полоумным типом: все восемь остановок он тараторил о вагоне, в котором мы находились, с энтузиазмом, какой большинство мужчин приберегают для женщин и спорта. Поэтому я знал, что вагон номер 7622 — это модель R-142A, новейшая в нью-йоркском метро. Что пробег вагона, построенного «Кавасаки» в Кобе, без капремонта — двести тысяч миль. Что автоматическая система оповещения выдает инструкции мужским голосом, а информацию — женским: по мнению транспортного начальства, такое разделение психологически эффективней. Я знал, что длина R-142A чуть более пятидесяти одного фута, а ширина — восемь с небольшим. И что не оснащенный кабиной машиниста вагон рассчитан на сорок сидячих и сто сорок восемь стоячих мест. Все эти данные мой одержимый сосед выдал без единой запинки.
Я видел, что стеновые панели вагона отлиты из стекловолокна, устойчивого к граффити. В том месте, где панели встречались с крышей, шли сдвоенные полосы рекламы. Маленькие яркие постеры расхваливали всевозможные шоу, языковые курсы и высшее образование без труда.
И полицейский плакат: «Если вы что-то заметили, не молчите».
Ближе всех ко мне была латиноамериканка. Она сидела слева через проход, одна на скамейке для восьмерых. Маленького роста, от тридцати до пятидесяти лет, женщина выглядела усталой и раздраженной. Видавшая виды сумка из супермаркета петлей обхватила кисть. Взгляд — слишком изнуренный, чтобы видеть много, — устремлен в пустое пространство перед собой.
Следующим был мужчина. На той же стороне, футах в четырех от латиноамериканки, один на скамейке для восьмерых. Темные волосы, кожа в сетке морщин. Жилистый, измотанный тяжким трудом на открытом воздухе, мужчина сидел, склонившись вперед, локти на коленях. Не спал, но близко к тому. На вид около пятидесяти. Мешковатые, едва прикрывавшие икры джинсы и просторная футболка не по размеру с надписью NBA и именем баскетболиста, которого я не знал.
Третьей шла негритянка — вероятно, из Западной Африки. Она сидела слева, к югу от центральной двери. Утомленная, вялая; в люминесцентном свете метро ее кожа казалась присыпанной серой пылью. Цветастое платье из батика и тканевая косынка в тон. Глаза женщины были закрыты.
Я неплохо знаю Нью-Йорк. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: любая троица, севшая в движущийся на север ночной поезд метро 6-го маршрута к югу от «Бликер-стрит», либо возвращающиеся домой после вечерней смены уборщики офисов у здания городского совета, либо обслуживающий персонал из ресторанчиков Чайнатауна или «Маленькой Италии».
Пассажиры четыре и пять были совершенно другими.
Номер пять — мужчина. Вероятно, моего возраста, он сидел на двухместной скамье напротив и наискось от меня, в дальнем конце вагона. Одежда на каждый день, но явно не из дешевых. Слаксы и рубашка для гольфа. Его глаза пристально смотрели перед собой. Зрачки то сужались, то расширялись. Взгляд профессионального игрока. Практичный, осторожный, расчетливый.
Но смотрел я не на него. Я смотрел на номер четыре.
Она сидела по правой стороне, одна на скамейке для восьмерых, напротив и примерно посередине между африканкой и парнем в рубашке для гольфа. Белая кожа, возраст слегка за сорок. Неприметная. Темные волосы, аккуратная, но немодная стрижка. Одета она была во все черное. Мужчина в футболке NBA продолжал склоняться вперед, и V-образный зазор между его согнутой спиной и стенкой вагона обеспечивал мне хороший обзор, прерываемый лишь стальными поручнями.
Не идеальный, но достаточный, чтобы все одиннадцать пунктов списка разом раскололи мне голову колокольным звоном. Если верить израильской контрразведке, передо мной была типичная террористка-смертница.
Я тут же отмахнулся от этой мысли. Время было явно неподходящее. Метро Нью-Йорка — лакомая мишень для бомбиста-самоубийцы. 6-й маршрут — один из лучших вариантов. Поезд останавливается под вокзалом Грэнд-Сентрал. Восемь утра, шесть вечера, битком набитый вагон, подождать, пока откроются двери на переполненную народом платформу, нажать на кнопку. Сотня трупов, две сотни раненых, крупный транспортный узел парализован на недели, а то и месяцы. Серьезный успех для тех, чьи мозги здорово сдвинуты набекрень.
Но не в два часа ночи.
Поезд остановился на «Астор-плейс». Двери с шипением открылись. Никто не вошел. Никто не вышел. Поезд двинулся дальше.
Жирные буквы из списка стояли у меня перед глазами.
С первым пунктом все было ясно: одежда не по сезону. В наши дни смастерить начиненный взрывчаткой пояс по силам кому угодно. Взять кусок брезента размером три на два фута, согнуть пополам в длину, и вы получите длинный сплошной карман глубиною в фут. Оберните карман вокруг смертника и сшейте края за спиной. Вложите по кругу частокол динамитных шашек, подсоедините провода, нашпигуйте пустоты рублеными гвоздями, обметайте верх и добавьте лямки покрепче. Эффективно, но довольно громоздко. Единственная практичная маскировка для такого сооружения — просторная одежда, лучше всего — дутая зимняя парка.
На дворе был сентябрь, но жара стояла как летом. Я был в одной футболке. Пассажирка номер четыре сидела в пуховике — черном, пышном, застегнутом на молнию до самого подбородка.
Если вы что-то заметили, не молчите.
Второй пункт списка — походка робота. В случае, когда подозреваемый сидит, — увы, бесполезный. Террористы-смертники ходят как роботы, потому что тащат на себе лишних фунтов сорок плюс находятся под воздействием наркотических средств. Ореол мученика привлекателен, но лишь до определенных пределов. Большинство нынешних бомбистов — зомбированные примитивы с шариком опия-сырца между десной и щекой.
Поезд остановился на «Юнион-сквер». Никто не вошел. Никто не вышел. Поезд двинулся дальше.
Пункты с третьего по шестой: потливость, раздражительность, тик и нервозное поведение. По мне, потливость могут вызвать не только нервы, но и физический перегрев. Равно как и одежда не по сезону, и тот же динамит. Ведь что есть динамит? Пропитанная нитроглицерином древесная пульпа, сформованная в шашки размером с жезл. А пульпа — хороший изолятор тепла. Но раздражительность, тик и нервозное поведение — очень ценные индикаторы. В последние минуты жизни бомбисты испытывают патологический страх. Даже накачанные сильнодействующими наркотиками, все они жутко боятся боли. Одно дело — громкие бравады на тайных сборищах, и совсем другое — реальное действие.
Пассажирка номер четыре выглядела точь-в-точь как человек, решившийся свести счеты с жизнью.
