Уоррен Мерфи - У последней черты

Если бы кто-нибудь еще недавно посмел назвать Сэмми Ки предателем интересов Соединенных Штатов, Сэмми бы поднял его на смех.

«Какое же это предательство – стремление сделать свою родину лучше, продиктованное подлинно сыновней любовью? А видит Бог, наша страна нуждается в совершенствовании», – сказал бы он.

В конце концов всем давно уже ясно, что Америка – фашистская, расистская страна.

Ни для кого не секрет, что здесь каждый человек, отбывающий тюремное наказание, – не кто иной, как политический заключенный.

Все знают, что в мире не было совершено такого акта насилия, которому не нашлось бы аналога в американской истории, только в куда более жутком варианте.

И разве непонятно, что до тех пор, пока Америка не прекратит наращивать ядерные вооружения, о мире на Земле можно только мечтать?!

Никто специально не растолковывал Сэмми Ки этих истин. Он дошел до них собственным умом, для чего оказалось достаточно всего лишь смотреть новости по телевизору. Ведь телевидение врать не станет!

И он стал на каждом углу кричать об этом, а также принимать участие в маршах протеста против выделения помощи никарагуанским «контрас». Но счастливее от этого не сделался.

И тем более он чувствовал себя несчастным, что ни в одной из крупных телекомпаний его не взяли на работу и качестве корреспондента. И это притом, что он разослал им пятнадцатиминутную запись, которая была его выпускной работой в киношколе Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, где получила невиданно высокую оценку – пять с двумя плюсами.

На этой пленке, при слабом освещении и слегка не в фокусе, были запечатлены интервью с проститутками, торговцами наркотиками и грабителями, и все они в один голос заявляли перед камерой, что на путь преступности их привела экономическая политика президента Рейгана.

Получив от ворот поворот, Сэмми сперва впал в уныние. Поразмыслив, однако, он решил, что это не столько его неудача, сколько проблема самих телекомпаний. Ведь что означает их отказ? Во-первых, что они еще не созрели для такой острой подачи материала, какую продемонстрировал независимый журналист Сэмми Ки, а во-вторых, что они испытывают все более жесткий контроль со стороны Вашингтона.

Свалив свою неудачу на Рональда Рейгана, Сэмми Ки моментально воспрянул духом, и именно тогда в его голове и родилась новая идея. Если телекомпании не нуждаются в его услугах и не желают показать, насколько низко пала Америка, тогда он сделается иностранным корреспондентом и станет показывать, насколько лучше устроена жизнь в других странах.

И вот сейчас у Сэмми Ки готов как раз такой материал. Остается только переправить его на родину, и публикация сразу сделает его самым известным тележурналистом со времен Джеральдо Риверы. Даже более известным, чем Ривера, поскольку Сэмми определенно удалось найти нечто поважнее пустых бутылок в старом чулане Аль Капоне.

Но сначала надо попасть домой, в США. Сэмми все больше укреплялся в мысли, что это будет непросто.

Он попытался добраться до аэропорта, но красивая восточная столица оказалась в плотном кольце охранников, для которых существовал только официально оформленный пропуск. У Ки такого пропуска не было. Все, что у него было, – это белая полотняная рубаха и грязные брюки, штанины которых были по-деревенски подвязаны у щиколоток синими шнурками. Но крестьян в этом столичном граде не очень-то привечали, во всяком случае, Сэмми завернул обратно первый же патруль, даже не спросив пропуска.

Он нырнул под старый овощной фургон, который стоял у контрольно-пропускного пункта на южной дороге, уцепился за полуось и в таком положении добрался до центра Пхеньяна, где и выбрался из-под грузовика.

Красота представшего Сэмми города превзошла все ожидания. Ему рассказывали, что тридцать пять лет назад американские бомбардировщики сровняли город с землей и он был отстроен заново. Город сверкал и искрился.

Устремлялись ввысь небоскребы, сияли чистотой солидные правительственные здания, и на каждой площади красовалась героическая скульптурная группа.

Лучезарное, по-азиатски плоское лицо Великого Вождя взирало с плакатов и афишных щитов подобно некоему милосердному божеству.

Сэмми Ки бросилось в глаза и другое обстоятельство: город словно вымер. На улицах попадались лишь редкие прохожие, транспорта почти не было в магазинах и ресторанах – никого. Даже неоновым вывескам словно недоставало красок. Зато, как и повсюду в этом уголке азиатского континента, не было недостатка в солдатах с суровым выражением узкоглазых мальчишеских лиц. В зеленых шинелях и меховых шапках, они толпились на каждом углу.

Только бы суметь проскользнуть мимо них – тогда путь домой был бы открыт. Но возле отеля «Корио» крестьянский наряд Сэмми привлек внимание двух патрульных, и ему громко приказали остановиться. Сэмми бросился наутек.

Он бежал не разбирая дороги, заворачивая на каждом углу. За спиной слышался тяжелый топот солдатских сапог, но Сэмми все же поспевал быстрее, поскольку подгонявшее его чувство страха явно пересиливало чувство долга, которым были движимы его преследователи.

На Черепашьей улице он увидел ворота со знакомой эмблемой – земной шар, на фоне которого полощется флаг. Красный флаг. В темноте, за воротами, виднелось массивное беломраморное здание русского посольства, похожее на зловещий призрак.

Сэмми бросился к воротам и оглянулся – солдат не видно. Съеденная им на обед прокисшая лапша – «кимчи» – подступила к горлу. Он в тысячный раз провел грязной ладонью по правой штанине, дабы убедиться, что пластмассовая коробка на месте. То, что находилось в этой коробке, было для него гарантией жизни, свободы и скорой славы. Если, конечно, он доберется домой.

Перед воротами он помедлил, но окрестности огласил звук армейского свистка, и Сэмми заставил себя нажать кнопку звонка. С тех пор, как сорок с лишним лет назад к власти в стране пришли коммунисты, ни в Пхеньяне, ни в каком другом месте Корейской Народно-Демократической Республики ни один американец не имел права находиться без особого разрешения. И теперь его, американца, оказавшегося здесь волею судьбы, могли защитить только русские.

Ожидая ответа, Сэмми смахнул слезу. К воротам шагал мужчина в зеленой униформе. Это был белый человек, из чего Сэмми сделал вывод о его некорейском происхождении. Сам Сэмми не был белым, хотя родился в Сан-Франциско.

– Что вам угодно? – официальным тоном и с расстановкой по-корейски спросил человек в форме. Это был худощавый, светловолосый неприметный мужчина. Самой выдающейся деталью его внешности были очки в роговой оправе, лицо же было абсолютно невыразительным и заурядным.

– Прошу политического убежища, – ответил Сэмми Ки по-английски. – Я американец.

Русский был сражен наповал. При звуке американского выговора Сэмми лицо его напряглось. Он нажал на потайную кнопку, и ворота открылись.

– Быстрей! – скомандовал русский и, видя, что американец, больше похожий на простого корейского крестьянина, замешкался, так резко втащил его на территорию посольства, что Сэмми Ки повалился на асфальт, как полузащитник, против которого удачно применили блокировку.

– Вот придурок! – С этими словами русский подхватил Сэмми под локоть и поставил на ноги. – Если бы вас задержал кто-нибудь из моих корейских коллег, я ничем не смог бы вам помочь. Вас бы расстреляли на месте за шпионаж.

– Я хочу видеть посла, – сказал Сэмми Ки.

– Позже. Сначала вам придется ответить на несколько вопросов. Кто знает о том, что вы находитесь в этой стране?

– Никто.

– Я имею в виду, из американцев?

– Никто. Я приехал по собственной инициативе.

Русский повел Сэмми Ки в цокольный этаж здания посольства. Они вошли через заднюю дверь. Откуда-то доносился гул котельной. По обе стороны коридора располагались массивные деревянные двери, имевшие даже более внушительный вид, чем камень, из которого были выложены стены. Русский втолкнул Сэмми в одну из дверей и запер ее на замок.

Это, несомненно, была комната для допросов. Простой стол освещался ярким пучком света. Обстановку довершали жесткие деревянные стулья.

Повинуясь обстоятельствам, Сэмми Ки сел, не дожидаясь, пока его пригласят.

– Я полковник Виктор Дитко, – представился русский, и Сэмми сразу понял, что перед ним человек из КГБ.

Американец принялся было представляться в свою очередь, но полковник не дал ему договорить и выпалил:

– Как вы попали в страну?

– Морем с западного побережья. У меня был плот.

– С подводной лодки?

– Нет. Я плыл из Южной Кореи.

– Где вы высадились?

– Не знаю. В какой-то деревне.

– Как попали в Пхеньян?

– Поездом. Из Чаньена.

Полковник кивнул. Чаньен была железнодорожная станция в ста километрах южнее Пхеньяна. Оттуда в столицу и обратно регулярно ходили поезда – настолько регулярно, насколько это возможно в Северной Корее. Для обладателя азиатской физиономии и местной валюты совершить такую поездку не составляло труда, даже если речь шла об американце, – при условии что он говорит немного по-корейски и держится в тени.