Моему отцу, который привил мне любовь к Югу,
и Билли Беннету, который вдохновил меня о нем написать.
Сара Линтон развалилась на стуле, бубня в телефонную трубку нежное «да, мамочка». Интересно, наступит ли день, когда мать перестанет видеть в ней ребенка…
– Да, мамочка, – повторила Сара, постукивая авторучкой по столу.
Щеки пылали жаром, накатило щемящее чувство неловкости.
Раздался стук в дверь кабинета.
– Доктор Линтон?
Сара едва подавила вздох облегчения.
– Мне нужно идти, – сказала она матери. Та бросила последний упрек и повесила трубку.
Нелли Морган открыла дверь и сурово посмотрела на Сару. Нелли, офис-менеджер детской клиники Хартсдейла, была единственной из руководства, кого Сара знала лично. Нелли управляла учреждением с незапамятных времен, еще когда Сара сама здесь лечилась.
– У тебя щеки горят, – отметила Нелли.
– На меня только что накричала мать.
– И видимо, по делу. – Нелли приподняла бровь.
– Видимо, – произнесла Сара, надеясь закрыть тему.
– Из лаборатории пришли анализы на Джимми Пауэлла, – сказала Нелли, не сводя взгляда с Сары. – И почта, – добавила она, бросив стопку писем в корзину с входящей корреспонденцией.
Пластик прогнулся под новым весом.
Сара вздохнула, пробегая глазами факс. В хорошие дни она имела дело только с воспалением уха или горла. Теперь предстояло сообщить родителям, что их двенадцатилетний сын болен острой миелобластозной лейкемией.
– Плохие новости, – догадалась Нелли.
Она достаточно долго проработала в клинике, чтобы понимать вести из лаборатории.
– Плохие, – подтвердила Сара, потирая глаза. – Совсем плохие. – Она откинулась на спинку стула и спросила: – Пауэллы сейчас в Диснейленде, верно?
– Да, у мальчика день рождения, – ответила Нелли. – Сегодня вечером должны вернуться.
Саре стало очень грустно. У нее никак не могло войти в привычку сообщать подобные вещи.
– Я запишу их на утро, – предложила Нелли.
– Ладно. – Положив результаты анализов в карту Джимми Пауэлла, Сара взглянула на часы на стене и громко ахнула. – Они отстают? – Она сверила время с наручными часами. – Я должна была встретиться с Тесс пятнадцать минут назад, мы хотели вместе пообедать.
Нелли взглянула на собственные часы:
– Так поздно? Пора, скорее, ужинать.
– Это единственное свободное окошко. – Собирая больничные карты, Сара задела корзину с письмами, и вся стопка полетела на пол, треснул пластик. – Черт!
Нелли бросилась было их собирать, но Сара остановила ее. Она не любила, когда люди за ней убирали, к тому же если Нелли и сумеет опуститься на колени, то уж точно не поднимется сама, без посторонней помощи.
– Не нужно, я подберу, – сказала Сара, подхватив с пола всю стопку и бросив ее на стол. – Что-нибудь еще?
Нелли расплылась в улыбке:
– На третьей линии Толливер.
У Сары екнуло сердце. Она работала городским педиатром и коронером – следователем по делам о насильственной смерти. Джеффри Толливер, ее бывший муж, служил начальником полиции. Он мог позвонить Саре посреди дня только по двум причинам, и ни одна из них не предвещала ничего приятного.
Сара встала и взяла трубку, надеясь на меньшее из зол: «Кто-то умер».
Голос Джеффри был искажен, и Сара решила, что он звонит по сотовому.
– Ты извини, – сказал он, – но я вишу на телефоне уже десять минут. А если б это был неотложный случай?
Сара начала сгребать бумаги в портфель. В клинике существовало общепринятое мнение, что Джеффри должен пройти через огонь и воду, чтобы связаться с Сарой. Ее удивило, что Нелли вообще не забыла сказать, что он звонит.
– Сара?
Сара взглянула на дверь и пробормотала:
– Знала же, что нужно сматываться.
– Что? – спросил он, и за голосом в трубке послышалось эхо.
– Я предупреждала, чтобы меня сразу звали в экстренных случаях, – выдумала она. – Где ты?
– В колледже. Жду здешних увальней.
Так он называл охрану студенческого городка технологического университета Гранта – государственного учебного заведения в центре города.
– Что случилось?
– Просто хотел спросить, как у тебя дела.
– У меня все прекрасно, – фыркнула Сара и достала бумаги, не понимая, зачем запихнула их в портфель.
Она просмотрела некоторые карты и положила их в боковой карман.
– Я опаздываю на обед с Тесс. Что ты хотел?
Джеффри был обескуражен столь резким тоном.
– Вчера ты показалась мне сильно расстроенной, – сказал он. – В церкви.
– Я не была расстроенной, – пробормотала Сара, просматривая почту. Замерла, натолкнувшись на открытку. На лицевой стороне изображение университета Эмори в Атланте, ее альма-матер. Рядом с напечатанным адресом детской клиники слова: «Для чего ты оставил меня?»
– Сара?
Ее бросило в жар.
– Мне надо идти.
– Сара, я…
Сара повесила трубку, засунула в портфель еще три карты и открытку и вышла через запасной вход, чтобы никто не заметил.
На улице в глаза ударил яркий солнечный свет. В воздухе появился холодок, которого еще утром не было, темные тучи обещали к вечеру дождь.
Мимо промчался красный «тандерберд», из окна высунулась детская ручка.
– Привет, доктор Линтон! – крикнул ребенок.
– Привет, – махнула Сара в ответ, переходя через дорогу. Перекладывая портфель из руки в руку, она пересекла лужайку перед колледжем. Повернув направо на тротуар, прошла по Мейн-стрит и через пять минут оказалась в закусочной.
Тесс сидела за дальним столиком в пустом помещении и ела гамбургер, хмурая и недовольная.
– Извини за опоздание, – сказала Сара, подходя к сестре, и улыбнулась.
Тесс продолжала сердито глядеть на нее.
– Мы договаривались в два. Сейчас уже полтретьего.
– Нужно было разобраться с бумагами, – объяснила Сара, демонстрируя набитый портфель.
Тесс работала водопроводчиком, как и их отец. Забитые стоки – дело нешуточное, но Линтону и Тесс редко приходилось отвечать на срочные звонки, которые Сару донимали постоянно. Родные не могли понять, насколько у нее бывают загружены дни, и неизменно обижались на опоздания.
– Я звонила в морг в два, – заявила Тесс, грызя картофель фри. – Тебя там не было.
Сара со вздохом села и зачесала волосы.
– Я забежала на секунду в клинику, позвонила мама и украла у меня кучу времени. – Она остановилась на обычном предлоге. – Можешь дуться на меня весь обед, а можешь простить, тогда я куплю тебе шоколадный торт с кремом.
– «Ред велвет», – потребовала Тесс.
– По рукам, – согласилась Сара с неимоверным облегчением. Ей хватало проблем с матерью.
– Кстати, о телефонных звонках, – начала Тесс, и Сара сразу поняла, о чем речь. – Как там Джеффри?
Сара приподнялась, сунула руку в передний карман и достала оттуда две пятидолларовые купюры.
– Он позвонил, когда я выходила из клиники.
– Что сказал?
– Я повесила трубку до того, как он успел что-либо сказать, – ответила Сара, передавая сестре деньги.
Тесс сунула их в задний карман голубых джинсов.
– Говоришь, мама звонила? Ох, она на тебя сердита.
– Я сама на себя сердита, – вздохнула Сара.
Два года прошло после развода, а она до сих пор не могла отделаться от бывшего мужа. Сара колебалась между ненавистью к Джеффри Толливеру и презрением к самой себе за эту ненависть. Ей бы хотелось однажды проснуться и не думать о нем, напрочь выкинуть из своей жизни. Вчера, как и сегодня, этого не получилось.
Пасхальное воскресенье было важным событием для ее матери. Сара не отличалась религиозностью, но надеть колготки раз в год – не такая уж большая цена за счастье Кэти Линтон. Сара не ожидала, что Джеффри тоже придет в церковь. Она случайно заметила его после первого гимна. Джеффри сидел на три ряда дальше, справа, и они одновременно увидели друг друга. Сара заставила себя отвернуться первой.
Пришлось тупо смотреть на проповедника, не слыша его слов, и спиной чувствовать взгляд Джеффри. От этого пристального взгляда Сару бросило в жар. Несмотря на присутствие матери, Тесс и отца – они все сидели рядом, – ее тело реагировало на внимание Джеффри. По весне Сара превращалась в совершенно другого человека.
Она ерзала на стуле, практически ощущая, как Джеффри прикасается к ней, как по коже скользит его ладонь… и тут мать толкнула ее локтем в бок. Судя по выражению лица, она догадалась, что у Сары на уме, и была полна негодования. Кэти сердито сложила руки на груди, всем своим видом показывая, что ее дочь попадет в ад, если может думать о сексе в баптистской церкви в пасхальное воскресенье.
