Елена Корджева
Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.
© Елена Корджева, 2015
© ООО «Написано пером», 2015
Глава десятая. Алекс. Свидетельство очевидца
Всю ночь Алексу снились какие-то двери. То они открывались, едва он к ним приближался, и пропускали в длинный, почти бесконечный коридор, то смыкались прямо перед носом, не давая проходу. И приходилось поворачивать по этому странному коридору назад и толкаться в какие-то другие двери. И невозможно было понять, зачем вообще ему нужно идти куда-то, блуждая среди этих нескончаемых дверей.
Утро облегчения не принесло. Проснулся он таким разбитым, словно и впрямь всю ночь бродил в поисках выхода.
– Вот что значит любопытство, – подколол он сам себя, наливая горячий кофе в любимую им чашку в горошек.
Чашку он купил сам и приволок её к Соне. Утвердив тем самым своё окончательное переселение к ней. Никогда не засматривался на посуду, но от этой, случайно увиденной чашки отказаться не смог. Чем-то притянули его большие белые горохи на ярко-красной – «революционной», как шутила Соня, – поверхности. Ну, революционная она там, или нет, но чашка стала любимой и неизменно ставилась на стол, замечательно вываливаясь из тщательно подобранной Соней солнечно-жёлтой гаммы. Сама Соня высказалась по этому поводу только однажды, зато ёмко:
– О вкусах не спорят. Тем более о вкусах дорогих сердцу людей. Ты для меня важнее посуды.
И вопрос с чашкой в горох решился раз и навсегда.
Алекс завтракал, лениво болтая по тарелке заблудившуюся в молоке горсть каких-то хлопьев, и нервничал. Он пытался делать вид, что ничего такого особенного не происходит, что это абсолютно в порядке вещей – получить от самого Конрада Шварца, члена правления ничего себе какой корпорации, где сам-то работает всего без году неделя, приглашение, да к тому же звучащее как приказ.
О-го-го себе, ничего особенного!
Делать вид, тем более перед самим собой, было глупо, а пожалуй, и архиглупо. И Алекс, вместе с остатками завтрака отбросив всякое притворство, направился к большому зеркальному шкафу, намереваясь подобрать «прикид».
– Хм, – стоя у шкафа, Алекс разговаривал сам с собой, пытаясь принять верное решение. – С одной стороны – воскресенье, день выходной, значит, никаких костюмов с галстуками… С другой стороны – член правления… Но не официально, домой… Но старой закалки….
Простояв едва не полчаса перед раззявленным шкафом, Алекс разозлился:
– Да что я, на свидание собираюсь? В конце концов, не понравится ему, так это не моё, а – его дело.
И решение наконец было принято в пользу молодёжности и воскресенья. Правда, от джинсов Алекс в итоге отказался, но посмотрев в зеркало на себя в синих брюках, подаренной недавно Соней водолазке «барселона» и короткой дутой куртке, выбор одобрил. В зеркале отражался высокий молодой человек, чьи широкие плечи удачно подчёркивались курткой, ярко-синий цвет которой хорошо оттенял стального цвета глаза и светлые, зачёсанные на выпуклый лоб волосы. Если не слишком приглядываться, то пока почти совсем незаметно, что эти самые волосы потихоньку начинают образовывать небольшие залысинки.
– Даже если я и буду лысым, то не раньше, чем к сорока годам, – на всякий случай утешил себя Алекс, в остальном вполне одобряя свою внешность.
Соня любила подшутить над тем, как он красуется перед зеркалом. Но сегодня Соня отсутствовала, и Алекс ещё пару раз прошёлся перед большим шкафом взад и вперёд, отмечая, как хорошо сидят на нем брюки, и как правильно, что он, несмотря на занятость, хотя бы два раза в неделю ходит в тренажёрный зал. Он – молодец.
Чтобы не думать о визите, Алекс постарался подольше задержать эту мысль у себя в голове. Но волнение не проходило.
К трём часам он уже стоял перед парадной дверью большого особняка на Изештрассе и делал вид, что абсолютно не волнуясь нажимает на кнопку звонка.
Дверь открыл довольно молодой – в костюме, с ужасом отметил Алекс – мужчина.
– Вы герр Берзин? – мужчина даже не спросил, а словно сам себе дал подтверждение. – Проходите, пожалуйста. Я – помощник герра Шварца Ханс Келлер. Позвольте, я провожу вас.
И буквально через минуту, уже без куртки, Алекс оказался в довольно просторном кабинете, где на удобных белой кожи креслах его уже ожидали Конрад Шварц и его сын Рудольф.
После недлинного ритуала приветствий и формул вежливости Алекса усадили на такой же белый, захрустевший под ним кожей диван, а помощник, не спрашивая, принёс и потихоньку расставлял на журнальном столике кофе.
Пользуясь секундной передышкой, Алекс огляделся. Кабинет, несмотря на довольно преклонный возраст хозяина, выглядел суперсовременно. Хай-течные – матовое стекло-металл – шкафы, столы и угадывающийся в нише экран, кожаная роскошь, на которую страшно пролить кофе, – всё это выглядело чертовски дорого. Алекс порадовался, что не надел костюм:
– У тебя хай-тек, а у меня – «барселона», – подумал он и расправил пошире плечи.
Разговор начал герр Шварц.
– Итак, молодой человек. Давайте внесём ясность. То, что я пригласил вас сюда, никакого отношения к вашей работе в компании не имеет и не будет иметь. Да, я сам одобрил вашу кандидатуру, и как к сотруднику у меня нет к вам абсолютно никаких претензий. Наша с вами беседа будет носить исключительно частный характер. Мне бы хотелось, чтобы вы полностью понимали – чем бы она ни закончилась, это никак не скажется на вашей карьере в компании. Надеюсь, вы это понимаете.
Алекс, кажется, понимал. С одной стороны, у него отлегло от сердца: только сейчас, перед самой свадьбой, ему не хватало неприятностей на работе. С другой стороны, что такого «частного» могло произойти, чтобы он оказался здесь, на этом белом диване с этой дорогущей, едва не прозрачной чашкой кофе в руке, напротив этого хай-течного старикана и его сыночка с потливыми руками.
Если честно, Алекс не понимал ничего. Но на всякий случай кивнул и приготовился внимательно слушать.
– Так вот, герр Берзин. У меня есть самые серьёзные предположения, что ваша истинная фамилия совсем не Берзин, как вы всю жизнь привыкли считать. Я полагаю, что вы – единственный наследник древнего дворянского рода. Позвольте, я расскажу вам одну историю.
И Конрад Шварц, отставив и позабыв свою чашку, откинулся на спинку кресла. Его взгляд, до этого цепко не выпускавший из поля зрения ни Алекса, ни его «барселону», ушёл куда-то внутрь. Глухим старческим голосом он начал рассказывать о том, что происходило на его глазах летом и осенью 1939 года.
Как оказалось, детство Конрада Шварца прошло вовсе даже не в Германии, а – в Латвии. Там он и родился, в прекрасной усадьбе возле маленького латвийского городка Кандава, оттуда же и уехала семья в связи с началом Второй мировой войны в октябре 1939 года. К моменту отъезда Конраду исполнилось уже 8 лет, и он отлично помнил и усадьбу и всех, кто в ней проживал.
– Ну, мама и папа, это само собой понятно. И сестра Эмилия, старшая… Мир ей…
Герр Конрад задумался ненадолго, восстанавливая в памяти своё детство.
– И фройляйн Августа, Августа Лиепа. Она дружила с Эмилией и жила в доме. Вроде бы родители взяли её в дом, чтобы у сестры появилась подружка. Очень умная, разные книжки читала. Потом отец почему-то себе её в секретари взял. Чем-то там она ему помогала. Может, и вправду толковая была.
В последний год мама очень болела, и папа её с Эмилией отправил в Европу лечиться. Почти перед самой войной. Уже в Польшу войска вошли, когда мама приехала.
А пока мама отсутствовала, вся история и случилась.
Сначала приехал к папе фон Дистелрой. Не тот, который отцу поместье продал, а его сын – молодой Дистелрой, Георг. И вот он-то и влюбился в эту фройляйн Августу. Так, что даже оставался в усадьбе почти до конца лета. Ходили по саду, за ручки держались. Я-то хоть и маленький, но всё видел. Ребёнка же никто не замечает, а фройляйн Августа вообще очень заносчивой была – и не поговорит никогда, постоянно только в библиотеке или у отца в кабинете печатала. А тут вдруг в саду и в саду. Тогда-то она от него и забеременела.
А фон Дистелрой потом уехал. Вроде бы он и жениться обещал, но не знаю, как там повернулось.
Когда вернулась мама, фройляйн Августа из усадьбы сразу ушла. То ли мама её выгнала, то ли сама решила, не знаю. Знаю только, что сразу потом мы собираться стали – вышел приказ срочно всем немцам в Германию вернуться. Война пришла, Vaterland war in Gefahr[1]…
Герр Конрад снова надолго задумался.
Алекс терпеливо ждал, когда тот вернётся из воспоминаний и продолжит рассказ. Он пока никак не мог взять в толк, какое отношение эта давнишняя история имеет к нему, к Алексу.
