Дэвид Л. Уилсон
«Нечестивый Грааль»
Посвящается Микки, моей музе
Огромное спасибо замечательным людям, благодаря которым эта книга стала реальностью. Мэтту Биалеру из Sanford J. Greenburger Associates, экстраординарному литагенту, который разглядел искру потенциала в изначальном варианте рукописи этой книги и который руководил мной, что в итоге помогло напечатать книгу. Саманте Мэндор, старшему редактору The Berkley Publishing Group, которая поверила в меня и контролировала все стадии издательского процесса.
Спасибо моим друзьям и жене, которые перечитали бессчетное количество вариантов рукописи. Особенно Биллу и Гло Деламар, Дугу и Люсии Девилле и Молли Кохран за строгий редакторский контроль.
Всем профессорам, теологам и другим специалистам, чьими знаниями и мнением я смог воспользоваться. Я очень надеюсь, что их мудрые советы позволили мне вплести в нить сюжета достоверные факты и реалии.
И конечно же, огромное спасибо моей жене Мики, чьи по мощь и поддержка, увлеченность и толковые советы помог ли мне преодолеть все «ухабы» и терзания во время написания моей первой книги.
Наша жизнь не состоит только из черного или белого, правды или лжи, правильного или неверного. Многое из того, что мы воспринимаем для себя как непреложный факт, основывается на теориях, утверждениях, вере и уровне знаний на данный момент. Любое неправильное прочтение, цитирование или интерпретирование данных искажает факты и реальность. То, что мы сегодня считаем непреложным фактом, не выдерживает проверки временем.
«Нечестивый Грааль» — художественное произведение. Сюжет строился на всеми признанных фактах, легендах, мифах и теориях заговоров. Многие концепции основываются на обширных исследованиях, интервью священнослужителей, теологов и профессоров, а также на креативных домыслах автора.
— Каюсь, святой отец, грешен…
Приглушенный голос доносился до священника из темного угла исповедальни собора Святого Патрика. Эдвард Бирн отвел край обшлага и взглянул на часы. Время исповеди истекало: оставалось не более двух минут.
— В прошлый раз я приходил к вам неделю назад. — Человек прокашлялся, помолчал, а потом громким шепотом признался: — Я готовлюсь совершить смертный грех.
Бирн застыл на месте. Он уже примерно знал, что последует дальше: разочарованная душа, замыслившая самоубийство, надеется получить на исповеди проблеск надежды. Во рту у священника пересохло.
— Смертные грехи отнимают у души… право на милость Божью, — надтреснутым голосом произнес Бирн, с усилием подбирая нужные слова. Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. — Ничем… ничем в земной обители Господа нельзя оправдать желание лишить себя жизни. Понимаю, вы сейчас в совершенном отчаянии…
— Святой отец, послушайте, вы не так поняли. Я не себя хочу лишить жизни. Я вынужден пойти на убийство, чтобы сохранить истинную святость нашей церкви.
Бирн склонился ближе к ширме исповедальни. Он изо всех сил всматривался в темный силуэт, смутно различимый в полумраке кабинки, но вместо лица видел лишь светлое пятно, выделяющееся на фоне черного воротника незнакомца.
Отец Джозеф Романо подошел к алюминиевому пюпитру и через увеличительное стекло стал рассматривать репродукцию картины Пуссена «Les Bergers d'Arcadie».[1] На полотне семнадцатого века были изображены три пастуха и пастушка. Все четверо с изумлением разглядывали надгробную надпись, высеченную на могильном камне, приютившемся на краю каменистой равнины.
Профессор Фордхэмского университета вгляделся в латинские буквы: «ЕТ IN ARCADIA EGO» — «Я в Аркадии» — и усмехнулся, вспомнив о многочисленных падких до сенсаций теоретиках, исследователях и дешифровщиках. Все они потратили бессчетное количество часов на анализ этой фразы в поисках таинственного откровения — указания местонахождения Святого Грааля. Для него же смысл надписи был абсолютно ясен, она отражала раннее представление новых времен об Аркадии как об утраченном мире идиллического блаженства. Само же надгробие являлось не более чем обнадеживающим напоминанием о том, что лежащий в этой могиле неизвестный пребывает ныне в стране Утопии.
Романо отложил лупу и порылся в груде папок, наваленных на столе рядом с пюпитром. Наконец он отыскал конверт, на котором значилось: «Арк, Франция». Перебрав его содержимое, священник укрепил сбоку от литографии пару фотоснимков и, снова вооружившись увеличительным стеклом, начал рассматривать запечатленную на них перспективу. Ну конечно! На полотне, несомненно, изображено надгробие из Арка.
Романо побарабанил костяшками пальцев по висящей на стене таблице, вверху которой размашисто и небрежно было выведено: «ET IN ARCA DEI AGO», а затем обернулся к двум аспирантам, пристроившимся за одним компьютерным экраном. Второй письменный стол был явно лишним в этом и без того тесном кабинете.
— Ну что, мои юные гении, вы куда-нибудь продвинулись?
Молодой человек оторвал взгляд от монитора и, потянув за козырек фирменной университетской кепки «Фордхэмские Овны», откликнулся:
— Извините, отец, но в латыни больше нет подходящих анаграмм. Может быть, вы разрешите нам поэкспериментировать с удалением букв?
— Нет уж, Чарли, — покачал головой Романо, — идея не плохая, но так можно зайти куда угодно. Не забывайте, что вы занимаетесь научным исследованием.
— Это вовсе не мешает еретикам искажать правду и высказывать совершенно нелепые предположения, — вмешалась напарница Чарли.
Ее темные, коротко остриженные волосы и кожа оттенка светлый махагон составляли контраст миллиону веснушек Чарли и его русой челке, выбивающейся из-под кепки.
— Карлота, запомните: социальные исследователи, прежде чем опровергать те или иные исторические данные, должны всегда учитывать возможность ошибки. — Романо подчеркнул на таблице фразу «ET ARCA DEI AGO» — «И я действую от имени ковчега Господня». — Если это единственная осмысленная анаграмма из всех возможных, то нам приходится признать пользу сомнения… по крайней мере, на данный момент.
Зазвонил телефон, и Карлота потянулась за трубкой, а Чарли снова уставился в экран. Романо принялся разбирать груды записок, наваленных вокруг кипы журнальных статей. Это были материалы, вышедшие во Франции за последние три месяца. Они вслед за многочисленными прежними публикациями пытались доказать наличие у Иисуса Христа родословной. Ряд их даже прослеживал его генеалогию до наших дней, цитируя при этом достаточно известные имена. Однако более всего церковь озаботило упоминание о некоем тайном манускрипте, который, по утверждению автора статьи, был написан рукой самого Иакова, брата Христа, в первые дни после казни.
— Отец, спрашивают вас. — Карлота закрыла ладонью микрофон трубки и прошептала: — Этот человек не представился. Сказал только, что звонит по поводу каких-то первоисточников. Он требует именно вас.
Священник взял трубку:
— Отец Джозеф Романо слушает.
— Завтра в полдевятого утра приходите на вокзал Гранд-Централ, — донесся до него низкий сипловатый голос.
— А кто говорит?
— Стойте внутри у выхода на Сорок вторую улицу и Парк-авеню. Не забудьте надеть воротничок.
— Я священник-иезуит и занимаюсь серьезными изысканиями, а не ищу сенсаций, как некоторые журналисты.
— Я и собираюсь предоставить вам материал для серьезных изысканий — футляр с подлинной рукописью, выполненной рукой Иакова, брата Иисуса. Там описаны истинные подробности распятия.
Соединение прервалось.
— О чем речь? — поинтересовалась Карлота.
— Этот некто утверждает, что имеет в своем распоряжении фрагмент манускрипта Иакова.
Чарли оторвался от компьютера и потряс головой:
— Неужели нашлись чудаки, которые размножили этот нелепый псевдодокумент?
— Нет-нет, здесь речь не об очередной переводной подделке. — Романо повесил трубку. — Этот некто утверждает, что у него именно подлинник.
Чарли положил руки на затылок, откинулся на спинку стула и приподнял брови.
— Ух ты! — воскликнула Карлота. — Если таковой действительно существует, то в вашей книге может наметиться неожиданный поворот.
Чарли прищурился:
— Если обнаружится реальное доказательство наличия у Христа родственников, что тогда будет со всей церковью?
Романо с улыбкой поглядел на выпускников-ассистентов, поглаживая ухоженную бородку-эспаньолку. Он предпочитал избегать дискуссий на тему «неоспоримой истины», поэтому и сейчас решил не брать проблему приступом, а обойти ее сбоку.
