В подсознании я понимала: надо искать нечто движущееся — машину, человека. Только бы не оказаться в пустынном месте. Надо выходить к людям! Но я не могла бежать и одновременно сосредоточиться. Останавливаться нельзя! А потом — свет в окне. И улица с домами. Некоторые заколочены досками. У других на дверях и окнах толстые металлические решетки. Но в одном горел свет. Вот он — момент прозрения. Я хотела подбежать к двери, кричать и колотить кулаками. Но испугалась, что, если стану буянить, жильцы просто прибавят громкость в телевизоре, а он подойдет и снова отведет меня назад.
Сходя с ума, я просто нажала на кнопку звонка и услышала, как он брякнул внутри. Ответьте! Ответьте! Ответьте! Наконец я различила шаги, но такие медленные, тихие, шаркающие. Пошло не меньше миллиона лет, прежде чем дверь отворилась. Я навалилась на створку и рухнула в проем.
— Пожалуйста, полицию.
И, уже лежа на полу и царапая пальцами чей-то линолеум, я поняла, как трудно разобрать мои слова.
— Хотите, чтобы я сделала официальное заявление?
— Позже, — ответил он. — А пока просто поговорим.
Сначала я не могла как следует разглядеть его. Он был только силуэтом на фоне окна в больничной палате. Мое зрение не выносило света, и мне приходилось отворачиваться. Но когда он подошел ближе к кровати, я различила черты его лица, короткие каштановые волосы и темные глаза. Он был инспектором Джеком Кроссом. Человеком, на которого я теперь могла перевалить все. Но сначала требовалось очень многое объяснить.
— Я уже с кем-то говорила. С женщиной в форме. Джексон.
— Джекмен. Я знаю. Однако хочу выслушать вас сам. Что вы запомнили в первую очередь?
Вот так я и рассказывала свою историю: он задавал вопросы, а я пыталась на них ответить. Прошел час. Инспектор замолчал, а я поняла, что сказала все, что могла. Пауза длилась несколько минут. Он не улыбался, даже не смотрел в мою сторону. Одно выражение лица сменяло другое: смущение, разочарование, глубокая задумчивость. Он потер глаза.
— Еще два момента, — наконец произнес он. — Последнее, что вы запомнили? Себя на работе? Или дома?
— Извините. Все очень смутно, — ответила я. — Помню себя на работе. Какие-то кусочки квартиры. Но точно сказать не могу.
— Значит, вы не помните, чтобы встречались с этим человеком?
— Нет.
Инспектор вынул из бокового кармана маленькую записную книжку и ручку.
— Перечислите те, другие, имена.
— Келли, Кэт, Фрэн, Гейл, Лорен.
Он записывал, пока я говорила.
— Что вы помните о них? Вторые имена? Фамилии? Где он с ними познакомился? Что с ними сделал?
— Я вам сказала все.
Инспектор захлопнул книжку, вздохнул и встал.
— Подождем, — проговорил он и ушел.
Я уже успела привыкнуть к темпу больничной жизни — ее неспешному течению с продолжительными паузами — и удивилась, когда меньше чем через пять минут инспектор вернулся с человеком старше себя, в безукоризненном костюме в тонкую полоску. Из нагрудного кармана выглядывал белый платок. Он взял табличку со спинки кровати с таким видом, словно это было что-то надоедливое. Не спросил, как я себя чувствую. А посмотрел в мою сторону, будто о меня споткнулся.
— Это доктор Ричард Бернз, — объяснил полицейский инспектор Кросс. — Он занимается вами. Мы собираемся перевести вас в отдельную палату. С телевизором.
Доктор Бернз повесил на место табличку и снял очки.
— Мисс Девероу, нам придется с вами серьезно повозиться, — объявил он.
* * *
Студеный воздух ударил в лицо так, будто я получила пощечину. Я вздохнула и увидела, как пошел парок изо рта. Холодный свет резанул по глазам.
— Все в порядке, — успокоил меня инспектор Кросс. — Если хотите, можете вернуться в машину.
— Ничего, мне нравится, — ответила я и вздохнула полной грудью. Абсолютно синее небо, ни облачка, только отмытый до блеска солнечный диск, который не посылал тепла. Все сверкало. В этот морозный день грязнуля старина Лондон выглядел великолепно.
Мы стояли на улице перед рядом домов. Некоторые забиты досками, на других — металлические решетки на окнах и дверях. В маленьких садиках заросли кустов и всякий хлам.
— Это здесь?
— Номер сорок два. — Кросс показал на противоположную сторону улицы. — Вот сюда вы постучались и до полусмерти напугали Тони Рассела. Это-то вы по крайней мере помните?
— Как в тумане, — призналась я. — Я панически боялась, что он гонится за мной по пятам. Бежала наобум — только бы оторваться.
Я посмотрела на дом. Он казался таким же покинутым, как все остальные на улице. Кросс склонился над дверцей машины и достал из салона теплую куртку. На мне был странный набор вещей с чужого плеча, которые нашлись в больнице. Я старалась не думать о женщинах, которые носили их до меня. Кросс вел себя приветливо и раскованно. Словно мы с ним направлялись в паб.
— Надеюсь, вы сумеете пройти по своему следу? — спросил он. — С какой стороны вы прибежали?
Это не вызвало трудностей. Я показала в конец улицы, противоположный тому, откуда мы шли.
— Что ж, в этом есть смысл. Давайте прогуляемся.
Мы направились дальше.
— А этот человек, — начала я. — Из номера сорок два...
— Рассел, — подсказал инспектор. — Тони Рассел.
— Он его не видел?
— Старина Тони Рассел — никудышный свидетель, — хмыкнул Кросс. — Слава Богу, захлопнул дверь, запер на замок и набрал 999.
В конце улицы я ожидала увидеть новый ряд домов, но мы оказались у угла огромного заброшенного строения. Стекла в окнах выбиты, двери заколочены досками. Прямо перед нами располагались два арочных прохода, дальше были другие.
— Что это?
— Владение Браунинга, — объяснил Кросс.
— Здесь кто-нибудь живет?
— Оно подлежит сносу уже двадцать лет.
— Почему?
— Потому что это абсолютный гадючник.
— Скорее всего меня здесь и держали.
— Вы это помните?
— Я прибежала с этой стороны. Должно быть, выскочила из какого-нибудь арочного прохода. Значит, была внутри.
— Это точно?
— Кажется.
— А откуда именно?
Я перешла через дорогу и так сильно вглядывалась в дом, что заломило в глазах.
— Они все одинаковые. Тогда было темно, а я бежала сломя голову. Извините. До этого у меня несколько дней на голове был мешок. Так что я почти галлюцинировала. Вот в каком я была состоянии.
Кросс тяжело вздохнул. Он был явно разочарован.
— Давайте попытаемся сократить варианты, — предложил Кросс.
Мы прохаживались вдоль улицы, заворачивали через арочные проходы во дворики. Я уже начинала понимать замысел архитектора, который проектировал это место. Оно напоминало итальянскую деревню: пьяццы, открытые пространства, чтобы люди могли прогуливаться и разговаривать. Множество всяких проходов, которые позволяли попадать из одной части в другую. Кросс заметил, что они очень удобны, чтобы прятаться, подстреливать людей, обманывать и убегать. Он показал место, где в бадье однажды было найдено тело.
Я совсем погрустнела: все дворики, аркады и террасы были на одно лицо. А теперь, днем, казалось, что я их вообще никогда не видела. Кросс не терял терпения. Ждал. Засунул руки в карманы. Изо рта у него вился парок. Теперь он спрашивал не о направлении, а о времени. Не запомнила ли я, сколько минут потребовалось, чтобы добраться до дома Тони Рассела. Я попыталась вспомнить. И не сумела. Кросс не оставлял попыток. Пять? Я не знала. Больше? Меньше? Ни малейшего представления. Я все время бежала? Да. Изо всех сил? Конечно. Ведь я думала, что он гнался за мной по пятам. Насколько далеко я могла убежать на такой скорости? Я не знала. Сколько времени это длилось? Несколько минут? Я не могла ответить. Ситуация была необычной. Я спасала жизнь.
Стало холодать, небо посерело.
— Я ничем не сумела помочь, — расстроилась я.
Кросс казался рассеянным и едва ли меня услышал.
— Что? — переспросил он.
— Хотела показать себя с лучшей стороны.
— Еще успеете, — отозвался он.
* * *
Во время короткой дороги обратно в больницу Джек Кросс почти не говорил. Он смотрел в окно. И бросил несколько дежурных фраз водителю.
— Вы собираетесь обыскать домовладение? — спросила я.
— Не представляю, с чего начинать, — ответил инспектор. — Там больше тысячи пустующих квартир.
— Мне кажется, я находилась под землей. Возможно, в цокольном этаже или по крайней мере на первом.
— Мисс Девероу, домовладение Браунинга занимает четверть квадратной мили. Может, даже больше. У меня не найдется столько людей.
Он проводил меня до новой отдельной палаты. Это уже было что-то вроде моей собственной комнаты. Инспектор остановился на пороге.
— Извините, я надеялась, что справлюсь лучше, — пробормотала я.
— Не тревожьтесь, — ответил он с улыбкой, которая быстро угасла. — Мы полагаемся на вас. Вы единственное, что у нас есть. Эх, если бы было что-нибудь еще...
