И вот, когда он пребывал в низшей точке своего падения, Уэс приехал в Атланту со своим предложением. Он укрепил пошатнувшееся самомнение Датча, заявив, что его родному городу остро необходим крутой коп с таким опытом, как у него.
Уэс был непревзойденным мастером гнать такую пургу. В этом искусстве он поднаторел, когда накачивал в раздевалке свою команду перед матчами. Датч знал, что это пурга, но все равно слушать было приятно. И не успел он сообразить, что происходит, как они уже заключили соглашение, даже скрепили его рукопожатием.
Здесь его знали и уважали. Он знал этих людей, знал этот город и весь округ как свои пять пальцев. Возвращение в Клири казалось сменой новых тугих башмаков на старые домашние тапочки. Но вскоре выяснилось, что имеется одно существенное осложнение: ему пришлось разгребать за своим предшественником, который понятия не имел о розыскной работе и умел только что выписывать штрафы за неправильную парковку. И в первый же день Датчу на стол свалили четыре нераскрытых дела об исчезновении. А теперь к ним прибавилось еще и пятое. У него был ограниченный бюджет, неопытный персонал, прошедший лишь самую общую подготовку, да плюс к тому еще и вмешательство ФБР, потому что это было похоже на похищение, а похищение считалось преступлением федерального уровня.
И вот теперь, через два с половиной года после исчезновения первой девушки на популярном туристском маршруте, у него по-прежнему не было ни одного подозреваемого. Виноватым Датч себя не считал, но это был, фигурально выражаясь, его младенец, который, вырастая, становился все более безобразным.
В этот тяжкий день Датч был особенно не в настроении выслушивать критику, даже от людей, переживающих все муки ада.
— Мне еще предстоит опросить многих знакомых Миллисент, — повторил он. — Как только буря утихнет, обещаю вам: весь личный состав департамента во главе со мной будет брошен на поиски. — Он встал, давая понять, что разговор окончен. — Хотите, я попрошу кого-нибудь отвезти вас домой в патрульной машине? На улицах скользко, движение становится небезопасным.
— Спасибо, не нужно. — С завидным достоинством мистер Ганн помог своей жене подняться со стула и вывел ее из кабинета.
— Понимаю, это трудно, но старайтесь не терять надежды, — сказал Датч, следуя за ними по короткому коридору.
Мистер Ганн лишь кивнул в ответ, надел шляпу и вывел жену из здания на воющий ветер.
— Шеф, у нас тут…
— Минутку, — перебил Датч дежурного полицейского, отвечающего на звонки, хотя и заметил, что все входящие линии мигают красными лампочками.
Он снял с пояса сотовый и проверил, кто ему звонил. Лилли. И она оставила сообщение. Датч торопливо набрал код доступа к голосовой почте.
«Датч, я не знаю… выбраться… или нет. Я… аварию на спуске. Бен Тирни… Мы… в коттедж. Ему… врач… Помоги, если… скорее».
Лилли свела сообщение по голосовой почте к минимуму, опасаясь, что связь может прерваться в любую минуту. К тому времени, как она договорила, телефон заглох у нее в руке.
— Надеюсь, хоть что-нибудь из этого прошло, — сказала она, поворачиваясь к Тирни. — Если хоть что-то прошло, Датч поймет остальное.
Она стянула плед с головы, но он так и остался у нее на плечах. Шерсть промокла, к ворсу прилипли комки нерастаявшего льда. Ей было холодно, она продрогла и чувствовала себя паршиво. Впрочем, Тирни наверняка еще хуже. Он держался, но, казалось, в любую минуту мог рухнуть. Сквозь черную шерстяную шапочку просочилась свежая кровь. Брови и ресницы заиндевели. Он был похож на привидение.
Лилли протянула руку к его глазам.
— У тебя тут…
— Иней? — догадался он. — У тебя тоже. Сейчас растает. Лилли стерла кристаллики льда с лица.
— Никогда раньше не сталкивалась со стихией в открытом бою. Мое самое страшное приключение — попасть под дождь без зонтика.
Она поднялась, подошла к термостату на стене и, настроив его, услышала знакомый и такой приятный слуху шорох воздуха, проникающего в комнату сквозь решетку вентиляции в потолке.
— Скоро тут станет тепло. — Возвращаясь к дивану, она заметила: — Я не чувствую пальцев. Ни на руках, ни на ногах.
Тирни стащил перчатку при помощи зубов, потом кивнул ей на диван, на котором сам сидел.
— Сядь и сними сапоги.
Лилли села рядом с ним, сняла перчатки и с трудом стянула с ног промокшие сапожки.
— Ты мне сразу сказал, что они промокнут.
— Это было нетрудно.
Ее носки можно было выжимать, как и штанины до самого колена. Весь ее костюм был выбран в соответствии с модой, а не с погодой.
Тирни похлопал себя по колену.
— Давай сюда ногу.
Лилли колебалась, но в конце концов положила ногу ему на колени. Он стащил с нее тонкий носок. Она не узнала свою собственную ногу. Ступня была белой, как кость, совершенно бескровной. Тирни крепко зажал ее обеими руками и принялся энергично растирать.
— Будет больно, — предупредил он.
— Уже больно.
— Надо восстановить кровообращение.
— Ты когда-нибудь писал о том, как пережить снежную бурю?
— Не по личному опыту. Теперь я понимаю, какая это была поверхностная и скудная по части информации статья. Лучше?
— Пальцы покалывает.
— Вот и хорошо. Значит, в них кровь возвращается. Видишь? Уже розовеют. Давай вторую ногу.
— А как же твои?
— Подождут. У меня ботинки водонепроницаемые. Лилли поменяла ноги. Тирни стянул носок, обхватил ступню и начал массировать, восстанавливая чувствительность. Но теперь он не спешил, слегка пощипывал каждый палец, растирал подушечкой большого пальца свод стопы к пятке и обратно. Лилли следила за его руками. Сам он тоже смотрел на свои руки. Оба молчали.
Наконец он зажал согревшуюся ногу между ладонями и повернулся к ней лицом. Их лица оказались так близко, что она могла сосчитать все ресницы у него на глазах, мокрые от растаявшего льда.
— Лучше? — спросил Тирни.
— Гораздо лучше. Спасибо.
— На здоровье.
Он не сделал никакого движения, чтобы разжать ладони: предоставил возможность ей самой убрать ногу. Лилли спустила ногу с его колен и вытащила из кармана пальто пару сухих носков. Это позволило ей отодвинуться от него без демонстративности, естественным образом.
Но она продолжала наблюдать за ним краем глаза, пока он, наклонившись, расшнуровывал свои высокие походные ботинки. Даже когда они были расшнурованы, Тирни не разогнулся. Он оперся локтем на колено и опустил голову на руку.
— Тебя опять тошнит? — спросила Лилли.
— Да нет, вроде бы нет. Просто дурнота. Это пройдет.
— Может быть, у тебя сотрясение мозга.
— Тут никакого «может быть» быть не может. Дело ясное.
— Прости! Мне очень жаль.
Ее виноватый тон заставил его поднять голову.
— С какой стати тебе извиняться? Если бы не я, ты не разбила бы свою машину.
— Я ничего не видела дальше радиатора. И вдруг ты возник передо мной, прямо как из-под земли, и…
— Я сам во всем виноват. Увидел твои фары на повороте и не захотел упустить свой последний шанс спуститься в город на машине. Бросился бежать, но слишком сильно разогнался на склоне. Инерция понесла меня вперед.
— Я тоже виновата. Глупо было так резко тормозить.
— Рефлекс, — пожал он плечами. — В любом случае ты не должна себя винить. Может, судьба свела нас не случайно.
— Ты, вероятно, спас мне жизнь. Будь я одна, осталась бы в машине и к утру превратилась бы в кусок льда.
— Ну, значит, тебе повезло, что именно я попался тебе на пути.
— А что ты делал на пике Клири в такую погоду, да еще без машины?
Он наклонился и начал стаскивать правый башмак.
— Любовался окрестностями.
— В такую погоду? — повторила Лилли.
— Хотел добраться до вершины.
— Прямо перед бурей?
— В зимние месяцы горы имеют особую привлекательность. — Тирни снял второй башмак и отбросил его в сторону, а потом принялся растирать себе пальцы. — Когда я насмотрелся и почувствовал, что готов вернуться обратно в город, моя машина не завелась. Наверное, аккумулятор сел. И тогда я решил: чем идти по дороге со всеми этими поворотами, срежу-ка я путь напрямую через лес.
— В темноте?
— Да, теперь-то я понимаю — это было не самое умное решение, но все было бы в порядке, если б циклон пришел не так быстро.
— Я тоже не рассчитала. Так по-дурацки задремала и… Что случилось? — спросила Лилли, заметив, что он часто-часто моргает, словно отгоняя дурноту. — Обморок?
— Возможно. Проклятое головокружение. Лилли встала и положила руки ему на плечи.
— Надо откинуться назад и положить голову на подушку.
— Если я потеряю сознание, приведи меня в чувство. Не давай мне спать. Я не должен засыпать с сотрясением мозга.
— Ладно.
Но он все-таки не хотел ложиться.
— Я испачкаю кровью твою кушетку.
— Вряд ли это имеет значение, мистер Тирни, и к тому же это больше не моя кушетка.
