— Плохо — полный провал, — отреагировал Аркадий.
Вилли как будто ударили:
— Что ты имеешь в виду?
— Предполагается, что вскрытие трупа позволяет определить причину смерти. Тебе этого не удалось.
— Аркадий, я вытянул из этого трупа все, что можно. Я не могу придумать больше, чем вижу.
— Значит, ты что-то пропустил.
Разговор прервало появление директора морга и женщины в черном платке. Директор был явно удивлен, увидев Вилли и Аркадия, но сохранил самообладание и ловко, обогнув столы для вскрытия трупов, повел за собой незнакомку. Это была одна из тех женщин, чей возраст, казалось, застыл на пике, тридцать-сорок, в темных очках и черном шелковом платке. Она мельком взглянула на Вилли и Аркадия.
Директор повел ее в угол, куда обыкновенно помещали тела самоубийц, и, прокашлявшись, попросил опознать труп.
— Да, это — Сергей Петрович Бородин. Мой сын, — казалось, без эмоций ответила женщина.
Даже мертвым Сергей Бородин был красив — с длинными волосами, которые казались влажными как после душа. Ему было лет двадцать, стройный торс и мускулистые ноги. Темные очки скрывали эмоции женщины, но Аркадию не показалось, что она переживала настоящее горе. Она взяла руку своего мертвого мальчика, повернула запястье и взглянула на следы, оставшиеся от бритвы…
Тем временем начальник рассказывал, из чего сложится стоимость свидетельства о смерти по «естественным причинам» — от падения в ванной. Скорая помощь, которая забрала тело, должна будет переписать отчет. Они сделают это не бесплатно. Морг также хотел бы получить плату за хранение тела.
— Чтобы арендовать холодильник?
— Холодильник для хранения достаточного размера…
— Да, конечно. Продолжайте.
— В данных обстоятельствах я предложил бы также сделать щедрое пожертвование церкви для отпевания и захоронения по-христиански.
— Это все?
— Да, еще справка о регистрации в Москве.
— У него не было регистрации. Он был танцором, жил, где придется — у друзей и других артистов.
— Ну, даже артисты должны подчиняться закону. Извините, без справки о регистрации все будет гораздо дороже.
— Я буду вам благодарна, если вы не заметите этого… — она показала директору морга на запястья сына.
— Без проблем… Чем-то я еще могу вам помочь?
— Сожгите тело.
— Кремировать? Мы здесь этого не делаем, — помедлив, отреагировал директор.
— Тогда организуйте.
Вилли чихнул, как будто ударил гром. Женщина посмотрела сначала на него, а потом — на Аркадия. Она приподняла темные очки, чтобы лучше их разглядеть. Ее пустые глаза говорили откровеннее любого из обнаженных покойников. Сверкнув взглядом, она быстро удалилась, директор направился за ней.
— Прости, — сказал Аркадий. — Боюсь, я выставил тебя не в лучшем свете.
— Черт с ними, со всеми. Мне надоело валяться на диване… — Вилли был на удивление в хорошем настроении.
— Теперь, помимо сердца, ты еще и простуду подхватишь?
— Нет. Что-то защекотало в носу. Что-то просочилось сквозь атмосферу разлагающихся тел и формальдегида. Тренированный нос — большое дело. Каждый врач должен уметь отличать запахи чеснока от мышьяка и миндаля от цианида. Где ее легкие? Попробуем понять, что вдохнула под конец твоя умершая подружка.
Аркадий достал из ведра и положил на лоток сердце и легкие девушки — кулак мышц между двумя пористыми, похожими на два хлеба, губками. Сначала он не мог различить никаких посторонних запахов, кроме обычной вони, пока Вилли не разрезал левое легкое, — потянуло сладким запахом.
— Эфир!
— Точно — эфир, — согласился Вилли. — Чтобы запах рассеялся, требуется время, — ведь потом она уже не дышала. Таким образом, все произошло в два этапа: клофелин, чтобы вырубить ее, и эфир, — чтобы парализовать и убить, — все без борьбы. Поздравляю. У тебя убийство.
Сотовый Аркадия дал только два сигнала. Пока он освобождался от фартука и доставал телефон из кармана, он пропустил звонок Жени, — первое сообщение за неделю. Аркадий немедленно перезвонил, но Женя не ответил — как обычно.
Мая сидела за туалетным столиком в казино «Петр Великий», набросив на плечи полотенце, пока Женя брил ей голову. Она отрезала свои красные волосы ножницами. Но остались места, которые она не могла разглядеть и достать бритвой. И как бы ни хотелось, пришлось, наклонив голову, ждать, пока Женя орудовал лезвием. Обрезать волосы — это вообще его идея; красные волосы — как маяк для милиции. Ну, вот, теперь она стала лысой — как птенец.
— Ты когда-нибудь брил кому-нибудь голову?
— Нет.
— Ты сам-то когда-нибудь брился?
— Нет.
— Так я и думала.
Ребята так и не уснули, потому что Мая хотела встретить поезд в шесть тридцать на Ярославском вокзале — тот самый, на котором она приехала, в надежде, что там будет та же бригада проводников. Баба Лена утверждала, что она ездила здесь постоянно, и на линии ее все знают. Может быть, кто-то подскажет, где ее искать.
Зеркало напротив как будто усиливало несчастье на ее лице. Она подумала о женщинах, которые обычно отражались в этих зеркалах — благородные и умудренные опытом — они пили шампанское и играли на деньги, посмеиваясь, и неважно, выиграли они или проиграли. Почему нет? Шанс выиграть в рулетку у них был выше, чем сейчас у нее — найти ребенка.
— Почему здесь никого нет? — спросила она.
— Это казино закрыто уже много недель. Да уже почти все казино закрыты.
— Почему?
Аркадий сказал, что Москве хотят придать пристойный вид — как на Западе. Поговаривают, что кто-то в Кремле заметил, мол, на ступенях Белого дома или Букингемского дворца нет игральных автоматов.
…Она не дослушала ответ, потому что все время думала, зачем кто-то украл ребенка? Что они делают с младенцами? Как она могла заснуть и допустить, чтобы ее ребенка похитили? Она не задавала эти вопросы, они рождались как будто сами — непрошено — по десять раз в секунду. Болела грудь и постоянно напоминала о себе — прежде чем идти на вокзал, надо было сцедить молоко. Словно корова… Она собралась с мыслями, взглянув на Женю, отражающегося в зеркале. Да, у него явно добрые намерения. Но он, как назойливая белка, всегда торчит рядом. Обвинить его не в чем. Ах, волосы в корзине. Как ужасно — все равно, что потерять имя.
— Вы с Егором — друзья? — спросила Мая.
— У нас — деловые отношения.
— Что это означает?
— Я играю в шахматы на деньги. Это — бизнес, его легко разрушить. Я плачу Егору за охрану.
— От кого?..
— В основном — от самого Егора.
— Ты что, ходишь у него в «шестерках»? Не можешь защитить себя сам?
— Это — часть расходов на бизнес. Трудно играть в шахматы, когда подскакивают четыре амбала и разбивают твою доску вдребезги. Если бы больше людей умели играть без доски, проблем бы не было. Я мог бы тебя научить.
— Ты хочешь, чтобы я стала твоей «шестеркой»? Нет, спасибо. Мне, наверное, надо попросить помощи у Егора.
— Я бы не советовал.
— Почему?
— Ты ему понравилась.
— Ты что, ревнуешь?
Женя мрачно смотрел на ее макушку. Ее голова приобрела слабо-синий оттенок и стала гладкой, как бильярдный шар.
— Просто не попадайся ему на глаза.
— У тебя когда-нибудь была девушка?
Ответа не последовало. Он мог быть гением, но при этом оставаться девственником. Теперь она заметила, как робко он сдувал состриженные волосы у нее с шеи.
— Итак, Егор отвечает за базар.
— Он думает, что отвечает.
— Почему ты не спросил его о ребенке?
— Чем меньше ты будешь общаться с Егором, тем лучше.
— Ты бы сам мог спросить.
Имя Егора подействовало как капля чернил в прозрачной воде. Все вокруг как-то потемнело…
— Как получилось, что мы сюда прошли? — спросила она.
— Просто знаю пароль от замка…
— Не верю, да и в шахматы за деньги никто не играет.
— Да откуда ты знаешь, чем люди в Москве занимаются?
Это замечание напомнило ей, что она деревенская. Мая умолкла, в тишине Женя добрил ей голову, аккуратно вытер полотенцем.
— Хочешь посмотреть на себя в зеркало?
— Нет. Здесь есть холодильник?
— Лоток со льдом в баре. Есть орехи, крекеры, чипсы…
— Просто найди мне стакан и салфетки и оставь меня в покое.
Заняв удобную позицию, Женя наблюдал, как Мая пробиралась сквозь утренние потоки пассажиров у Трех вокзалов. Дождь заставлял автомобили ползти, казалось, друг по другу. Вчера Мая была революционеркой в красном. Сегодня — стала серой фигурой в шапочке, натянутой на бритую голову, обычная, как воробушек. Не оглядываясь, она спустилась в переход и исчезла.
Он все еще подумывал позвонить Аркадию. Но что он ему скажет? Какая-то помешанная, которая якобы ищет своего ребенка, отвергла его помощь. Она появилась и ушла, как дурной сон, если бы не пропавший нож. Есть и второе доказательство ее присутствия — гнездо крашенных волос в корзине и четверть стакана ее материнского молока в холодильнике. А он, кажется, все-таки запал на Маю, хотя не стоило бы. Что он себе придумал? Даже Аркадий не знал об этом тайном убежище в казино. Никто о нем не знал до сих пор.
