— Совершенно верно, — откликнулась Грейб на слова шефа КБР. — Итак…
Овербай поднял руку.
— Все-таки очень странное дело.
— Какое дело? — переспросила агент ФБР.
— Дело Руби. Власти штата Техас арестовали его за убийство. И что происходит дальше? Джека Руби осудили и отправили за решетку. — Овербай пожал плечами. — Нет, Эйми, я вынужден сказать «нет». Я передаю дело Келлога в прокуратуру округа Монтерей. И буду рекомендовать вынести обвинительный приговор за убийство. Суду будет из чего выбирать: начиная от приговора за непреднамеренное убийство в лучшем случае и заканчивая попыткой нападения на агента КБР в худшем. Ведь мы не можем отрицать, что Келлог стрелял в Кэтрин.
Дэнс почувствовала, как глухо забилось ее сердце. Уж не ослышалась ли она? У Ти-Джея, смотревшего на нее, брови изумленно поползли на лоб.
Овербай пристально взглянул на Дэнс и спросил:
— Кроме того, думается мне, мы можем сюда включить также и злоупотребление уголовной процедурой, и ложь агенту, ведущему следствие. Как по-твоему, Кэтрин?
Это ей и в голову не приходило.
— Превосходно.
Грейб поскребла по щеке коротким отполированным ногтем.
— Ты в самом деле полагаешь, что сделал правильный выбор, Чарльз?
— Абсолютно.
Молодая женщина лежала на кровати в номере небольшой гостиницы неподалеку от Дель-Монте у шоссе № 1 и горько плакала. Вперив взгляд в потолок, она вслушивалась в звуки проезжавшего транспорта.
Она никак не могла справиться с душившими ее рыданиями.
Он мертв.
Ее Дэниэл мертв.
Дженни Марстон коснулась головы под повязкой и ощутила резкую боль. Она продолжала в мыслях возвращаться к последним часам, которые они провели вместе в четверг. И к тем мгновениям, которые они провели вместе на берегу к югу от Кармела, когда он держал в руке камень, похожий на Жасмин, кошку ее матери, которую мать никогда в жизни пальцем не тронула.
Она вспоминала, как ее Дэниэл поднял камень, как вертел его в руках.
— Именно это мне и пришло в голову, любимая. Он действительно очень похож на кота. — Затем привлек ее к себе и прошептал: — Я видел новости по телевизору.
— В мотеле?
— Да. Любимая, в полиции все о тебе узнали.
— О…
— Имя, фамилию. Узнали, кто ты такая.
— Да? — прошептала она с ужасом.
— Да.
— О нет… Дэниэл, милый… Мне так жаль…
Она задрожала.
— Ты, наверное, что-то оставила в номере. Верно?
Она вспомнила. Распечатку электронного письма. В кармане джинсов. Слабым голосом она произнесла:
— То письмо, в котором ты впервые признался, что любишь меня. Я не смогла его выбросить. Ты говорил мне, но я просто не смогла. Я понимаю, что виновата. Я…
— Ладно, не расстраивайся, дорогая. Но нам нужно поговорить.
— Да, конечно, милый, — ответила она, приготовившись к худшему.
Дженни терла свой большой и некрасивый нос, но никакие повторения «Ангельских песен» ей уже не могли помочь.
Он бросит ее, прикажет ей убираться.
Однако все оказалось значительно сложнее, чем она предполагала. Выяснилось, что одна из женщин, когда-то жившая в «семье», помогает Дэниэлу. Зовут ее Ребекка. Они планируют основать новую «семью» и отправиться на его горную вершину и жить там вдали от враждебного мира.
— Мы не собирались брать тебя с собой, милая, но когда я познакомился с тобой, я передумал. Я понял, что не могу жить без тебя. Я поговорю с Ребеккой. Но на это уйдет определенное время. Она… очень сложный человек. Однако думаю, что рано или поздно Ребекка со мной согласится. Вы подружитесь.
— Не знаю.
— Мы с тобой очень близки, любимая. У меня с ней никогда не было такой близости. Только другое.
Если он имел в виду секс, то ей было, в общем, все равно. Дженни по поводу секса никогда никого сильно не ревновала. Она боялась, что он может любить кого-то, кроме нее, по-настоящему, называть кого-то другого своей любимой.
— Но теперь мы должны быть предельно осторожны, — продолжал Пелл. — Полиция все о тебе разузнала, и они смогут легко тебя отыскать. Значит, тебе на время придется исчезнуть.
— Исчезнуть?
— На небольшое время. На месяц или два. Мне это тоже очень не нравится. Мне будет тебя не хватать.
Дженни чувствовала, что он говорит искренне.
— Не беспокойся. Все будет в порядке. Я тебя не брошу.
— Ты правду говоришь?
— Мы сделаем вид, что я тебя убил. Полиция перестанет тебя искать. Приготовься, тебе будет немного больно, так как на камне и на сумочке нам нужно оставить следы твоей крови. В полиции подумают, что я ударил тебя камнем и сбросил в океан. Будет больно.
— Но если потом мы будем вместе…
А про себя она подумала: только не волосы, только не волосы снова! Как же она будет выглядеть?
— Я бы лучше причинил боль самому себе, любимая. Но у нас нет другого выхода.
— Хорошо.
— Подойди сюда. Сядь. Держись за мою ногу. Держись крепче. Будет не так больно.
Боль была ужасная. Но она сжала зубами рукав куртки и крепко обхватила ногу Дэниэла. Неимоверным усилием воли Дженни удалось сдержать крик, когда нож Пелла разрезал ей кожу и кровь хлынула потоком.
Окровавленная сумочка, окровавленное каменное напоминание о Жасмин.
Затем они поехали к тому месту, где он спрятал синий «форд-фокус», угнанный в Мосс-Лэндинге, и Пелл передал ей ключи от него. Они распрощались, и Дженни сняла другой номер в том же дешевом отеле. Не успела она по-настоящему разместиться у себя в номере, обработать рану, включить телевизор и улечься в постель, как в новостях передали, что ее любимого Дэниэла застрелили в Пойнт-Лобосе.
Она долго рыдала в подушку. Била по матрацу костлявыми кулаками. Так, плача, она и заснула. Проснувшись, долго лежала, уставившись в потолок, перемещая взгляд из одного угла комнаты в другой. И так до бесконечности.
Это напомнило Дженни те бесконечные часы, которые она проводила в кровати в пору своего замужества. Она, бывало, лежала, откинув голову назад, ожидая, пока прекратится кровотечение из носа, пока пройдет боль.
Она вспомнила спальню Тима.
И десяток других.
То, как она лежала, уставившись в потолок, и ждала, ждала, ждала…
Дженни понимала, что нужно встать и куда-нибудь пойти. Ее ищет полиция. Она видела по телевизору свою фотографию с водительских прав: суровое лицо, крупный некрасивый нос. Дженни залилась краской стыда и ужаса, узрев свою физиономию на экране.
Надо поскорее куда-нибудь убираться…
Однако в течение последних нескольких часов, которые она провела на этой дешевой продавленной кровати с выступающими пружинами, она ощутила в душе некое новое чувство.
Какую-то перемену, словно первый осенний заморозок. Что же за чувство проснулось в ней, подумала Дженни. Постепенно она поняла.
Гнев.
Эмоция, которую Дженни Марстон испытывала крайне редко. О, она часто чувствовала себя плохо, часто боялась чего-то, часто суетилась и хорошо умела переносить любую боль, как физическую, так и душевную. Она умела терпеливо ждать, пока боль пройдет.
И с не меньшим терпением ожидать начала новой.
И вот теперь ее впервые охватил гнев. Руки у Дженни задрожали, дыхание участилось. И вдруг, несмотря на то что гнев никуда не ушел, она ощутила удивительное спокойствие. Так бывает, когда делаешь конфеты: долго-долго варишь сахар, пока он не становится совсем густым, тогда он начинает пузыриться и брызгаться, и надо быть осторожной, потому что капля, попавшая вам на кожу, может вызвать сильный ожог. Затем вы выливаете его на холодную поверхность, и он остывает, превращаясь в плоский и хрупкий лист.
Вот что чувствовала сейчас Дженни. Холодную спокойную ненависть.
Тяжелую ненависть…
Сжав зубы, она прошла в ванную и приняла душ. Сердце билось так сильно, что готово было выпрыгнуть из груди. Затем она уселась за дешевый столик с зеркалом и немного подкрасилась. На это ушло почти полчаса. Потом Дженни долго рассматривала в зеркало то, что у нее получилось, и осталась довольна.
Ангельские песни…
Она вспомнила, как в четверг они стояли рядом с «фордом». Дженни плакала и обнимала Дэниэла.
— Мне будет так тебя не хватать, любимый, — говорила она.
Он почти шепотом ответил:
— Любимая, мне нужно решить одну проблему. Обеспечить безопасность нашей с тобой горной вершины. Но и от тебя кое-что потребуется.
— Что, Дэниэл?
— Помнишь ту ночь на берегу? Когда мне нужна была твоя помощь? Помнишь ту женщину в багажнике?
Дженни кивнула.
— Ты хочешь, чтобы я… чтобы я снова помогла тебе сделать что-то… такое же?
Он пристально вглядывался своими голубыми глазами в ее глаза.
