– Но если документы Сангрил так и останутся неопубликованными, тайна Марии Магдалины будет потеряна навсегда, – сказал Лэнгдон.
– Отчего же? Да вы только посмотрите вокруг! Ее история присутствует в изобразительном искусстве, музыке, литературе. И с каждым днем о ней вспоминают все чаще. Этот маятник не остановить. Мы начинаем осознавать, какие опасности кроются в нашем прошлом… понимать, что многие пути ведут к саморазрушению. Мы начинаем чувствовать необходимость возродить священное женское начало. – Она на секунду умолкла. – Вы упоминали, что пишете книгу о символах священного женского начала. Это так?
– Да.
Она улыбнулась:
– Так закончите ее побыстрее, мистер Лэнгдон. Спойте ее песню. Миру нужны новые трубадуры.
Лэнгдон молчал, пытаясь осознать всю значимость этой просьбы. Молодой месяц вставал над зубчатой кромкой леса на горизонте. Он снова взглянул на часовню. И почувствовал, что просто сгорает от ребяческого желания узнать ее тайны. Не смей спрашивать, приказал он себе, время еще не пришло. Он покосился на папирус в руке Мари Шовель.
– Спрашивайте, мистер Лэнгдон, – с усмешкой сказала Мари. – Вы честно заслужили это право.
Лэнгдон ощутил, что краснеет.
– Вы ведь хотите знать, находится ли Грааль в часовне Рослин, верно?
– А вы можете сказать?
Мари вздохнула с притворным раздражением:
– Ох уж эти мужчины! Просто не могут оставить Грааль в покое! – И она рассмеялась, явно довольная собой. – С чего вы взяли, что Грааль там?
Лэнгдон указал на папирус в ее руке.
– В стихотворении вашего мужа говорится о Рослин, это несомненно. Правда, там еще упоминаются сосуд и меч, а этих символов я в часовне не видел.
– Сосуд и меч? – переспросила Мари. – Ну и как они, по-вашему, выглядят?
Лэнгдон чувствовал: она с ним играет. Но решил принять условия игры и вкратце описал символы.
– Ах, ну да, конечно, – протянула она. – Меч, он же клинок, символизирует все мужское. Думаю, его можно изобразить вот так… – И Мари указательным пальцем начертила на ладони Лэнгдона такую фигуру:
– Да, – кивнул Лэнгдон. Мари изобразила наименее известную, «закрытую» разновидность символа меча, но Лэнгдону она была знакома.
– И обратный знак, представляющий женское начало, – сказала она и начертила на его ладони:
– Правильно, – сказал Лэнгдон.
– И вы говорите, что не заметили среди символов часовни Рослин ничего подобного?
– Не заметил.
– Ну а если я вам покажу, отправитесь наконец спать?
Не успел Лэнгдон ответить, как Мари Шовель спустилась с крыльца и направилась к храму. Он поспешил следом. Войдя в часовню, Мари включила свет и указала в центр пола:
– Вот, пожалуйста, мистер Лэнгдон. Вот вам меч, вот и сосуд.
Лэнгдон смотрел на каменные плиты. И ничего не видел.
– Но здесь…
Мари вздохнула и двинулась по знаменитой тропинке, протоптанной на каменных плитах тысячами людских ног. Лэнгдон проследил за ней взглядом и снова увидел гигантскую звезду, которая ему ничего не говорила.
– Но это звезда Давида, и… – Он вдруг умолк, так и не закончив фразы, ошеломленный своим открытием.
Сосуд и меч.
Сплетены воедино.
Звезда Давида… священное единение мужчины и женщины… печать Соломона… обозначение Святого Святых, двух разных и священных начал… вот что это такое.
Лэнгдону потребовалась добрая минута, чтобы подобрать нужные слова:
– Значит, в стихотворении действительно говорится о часовне Рослин. Да, все сходится. Просто идеально.
Мари улыбнулась:
– Возможно.
Это замечание несколько насторожило его.
– Стало быть, Грааль находится в подземелье, у нас под ногами?
Она рассмеялась:
– Лишь в чисто духовном, символическом смысле. Согласно древнему решению Приората Грааль непременно должен был вернуться во Францию и упокоиться там навеки. На протяжении веков сокровище в целях предосторожности перевозили из одной страны в другую, из одного тайника в другой. Но Жак, став Великим мастером Приората, поставил перед собой задачу вернуть Грааль во Францию. И построить там усыпальницу, достойную этой святыни.
– И он преуспел? Лицо ее стало серьезным.
– Мистер Лэнгдон, с учетом того, что вы сделали для меня и моей семьи, могу со всей определенностью ответить на ваш вопрос: Грааля здесь нет.
Лэнгдон не отставал:
– Но краеугольный камень должен обозначать место, где находится Грааль в данный момент. Почему тогда все указывает на Рослин?
– Возможно, вы неверно истолковали стихотворение. Помните, Грааль всегда окружали тайны. Он просто притягивал их. Как и мой покойный муж.
– Но чего же яснее? – не уступал Лэнгдон. – Мы с вами стоим над подземельем, отмеченным знаками сосуда и меча, под потолком, усыпанным звездами, в окружении работ искусных мастеров-масонов. Все здесь говорит, просто вопиет о Граале!
– Прекрасно. Только дайте-ка мне еще раз взглянуть на стихотворение. – Она развернула папирус и громко и выразительно прочла вслух:
Грааль под древним Рослином вас ждет.
Сосуд и меч там охраняют вход.
Украшенная мастерской рукой,
Нашла она под звездами покой.
Мари закончила читать. Губы ее тронула легкая улыбка.
– Ах, Жак!..
Лэнгдон не сводил с нее глаз.
– Так вы поняли – где?..
– Как вы только что убедились, рассматривая этот пол, мистер Лэнгдон, на свете существует немало способов увидеть по-иному самое простое и очевидное.
Лэнгдон силился понять, но не получалось. Все, что выдумывал и сочинял Жак Соньер, имело двойное значение, но смысл последнего его послания от этого не становился яснее. Мари подавила зевок.
– Должна вам признаться, мистер Лэнгдон. Лично меня никогда не посвящали в тайну местонахождения Грааля. Но я была замужем за очень влиятельным человеком… и женская интуиция меня никогда не подводила. – Лэнгдон хотел было что-то сказать, но она ему не позволила. – Мне очень жаль, что после всех испытаний, выпавших на вашу долю, вы уедете из Рослина, так и не получив конкретных ответов на вопросы. И однако, что-то подсказывает мне: вы рано или поздно найдете то, что ищете. Проснетесь в один прекрасный день и сразу все поймете. – Она улыбнулась. – А когда поймете… верю, вы, как никто другой, будете способны сохранить это в тайне.
У дверей послышались чьи-то шаги.
– Ах вот вы где! – воскликнула Софи и вошла.
– Я уже собиралась уходить, – сказала Мари и приблизилась к внучке. – Спокойной тебе ночи, Принцесса! – Она поцеловала Софи в лоб. – И не слишком задерживай мистера Лэнгдона, он тоже устал.
Лэнгдон с Софи проводили взглядами одиноко бредущую к дому Мари. И вот Софи подняла на него оливково-зеленые глаза, и он прочел в них целую бурю эмоций.
– Такого я никак не ожидала.
Да и я тоже, усмехнулся Лэнгдон. Он видел: Софи просто ошеломлена свалившимся на нее известием о семье. То, что она узнала сегодня, перевернуло всю ее жизнь.
– Вы как, в порядке? Понимаю, это трудно осознать сразу… Она еле заметно улыбнулась:
– Теперь у меня есть семья. И это главное. Есть с чего начать. Ну а осознать, кто мы такие и откуда… на это потребуется время.
Лэнгдон промолчал.
– Вы останетесь с нами? – спросила Софи. – Ну хотя бы на несколько дней?
Лэнгдон вздохнул. Больше всего на свете ему хотелось именно этого.
– Вам нужно освоиться, побыть с родными. Утром я возвращаюсь в Париж, Софи.
Во взгляде ее мелькнуло разочарование, но, похоже, она поняла: так будет лучше для всех. Они долго молчали. Наконец Софи взяла его за руку и вывела из часовни. Они двинулись к небольшому холму неподалеку от Рослина. Облака расступились, на небо снова выплыл молодой месяц и залил все вокруг голубоватым призрачным светом. Софи и Роберт молча стояли, взявшись за руки, и любовались сказочным шотландским пейзажем.
На небе высыпали звезды, на западе, низко над горизонтом, нависла самая яркая из них. Лэнгдон сразу узнал ее и не сдержал улыбки. Венера. Древняя прекрасная богиня светила ровным серебристым светом.
Ночь принесла с собой прохладу, откуда-то с севера, с болотистой низины, потянуло пронизывающим ветерком. Лэнгдон украдкой посмотрел на Софи. Глаза ее были закрыты, на губах играла умиротворенная улыбка. Лэнгдон и сам чувствовал, как тяжелеют у него веки. Он осторожно сжал ее руку в своей.
– Софи…
Она медленно открыла глаза. Лицо ее казалось таким прекрасным в лунном свете. Потом она одарила его немного сонной улыбкой:
– Привет.
И тут вдруг Лэнгдон почувствовал горечь при мысли о том, что завтра возвращается в Париж, но уже без нее.
– Я уеду рано, вы еще, наверное, будете спать, – сказал он и осекся. В горле встал ком. – Простите. Я не слишком умею…
