Они вышли из чулана — в дверях «девичьей» стояла Юля и наблюдала внимательно — хозяйка заперла дверь — Юля скрылась. «Замок надежен? — поинтересовался Саня шутливо. — А то ведь наследство…» — «Надежен. Ключ всегда со мной». — «Вы его и на кладбище брали?» — «Брала, — ответила тетка. — В том-то и дело».
На этом ночь ужасов окончилась; уже засыпая на диване, он будто бы видел, как кабинет озарился странным свеченьем — не от мира сего. Так подумалось. И он заснул.
Свеченье шло от снега, первого, пушистого. Утро. Ветви окутаны белейшими пеленами, земля, трава, дорожки — «великолепными коврами»… Женщина меж яблонями в короткой лисьей шубке — чудесны черные меха, темно-пепельные волосы в сложной пышной прическе на белоснежном фоне — нагнулась, зачерпнула снегу, поднесла к лицу… Саня вышел на веранду, сказал громко:
— Вы — Любовь?
Она обернулась, он с внезапной жадностью всмотрелся в бледное страстное лицо со сверкающими глазами. Вот откуда ощущение страстности: зрачки вспыхивают то зеленым, то синим, яркие узкие губы изогнулись в улыбке.
— А вы наследник?
Они разом беспричинно рассмеялись, и впервые со вчерашнего дня душа отвлеклась… от смерти к жизни. Она поднялась на веранду со словами:
— Как хорошо, да? Снегом пахнет.
— Сегодня 14 — Покров, — отвечал он рассеянно, глаз не сводя с чудесного лица.
— Вы теперь с нами будете жить?
— Тетя Май просит.
— Ну да. старость. А мне, наверное, будет жаль уезжать. Мы с мужем провинциалы, так по квартирам и скитались. И вот впервые — сад в Москве.
— Вы из одного города?
— Нет, вместе учились, я на первом курсе, он на пятом. Я тоже, знаете, физик.
— О!
— Ничего страшного! — она опять засмеялась, радостно, самозабвенно. — Ничего не помню! Идите в дом, замерзнете.
— Да ну, пустяки, даже жарко.
Правда жарко: жар потаенный, внутренний, восхитительный.
— Нет, пойдемте. И я озябла, отвыкла от мороза.
Вошли в кабинет, она плотнее запахнула шубку (видно, озябла), темно-красные брючки на ней, короткие меховые сапожки… высокая, статная — прелестнее женщины, показалось, не встречал он. Села на диван, откинулась в уголок и принялась вышитым носовым платочком вытирать мокрые от снега пальцы. Он встал напротив, боясь: сейчас уйдет.
— А вы скоро переезжаете?
— Вчера в ресторане Вика говорил (приятель мужа, это в его доме квартира): вроде скоро. Всякие сложности: сдается как бы в аренду их фирме. Вот и сегодня Володя поедет хлопотать… В общем, это мужские проблемы.
— Вика жил в этом кабинете?
— Да.
— Анатоль сказал: здесь «нехорошо».
— В каком смысле?
— В метафизическом, он сказал.
— Анатолию везде нехорошо.
— Как так?
— Пьет. И вообще, ему верить… — протянула она небрежно, отвела глаза (сверкающие, как драгоценности), взглянула на заснеженный сад за окном: хлопья падали медленно, кружась. — Как вы думаете, снег насовсем?
— Вряд ли. Первый.
— Надоела грязь.
Он, мгновенно уловив перемену в ней, продолжал, тем не менее, с упорством:
— А вы… что-нибудь такое чувствовали?
— Какое?
— Ну… необычное.
— Да, — сказала она нехотя после паузы.
— Что? Что именно?
— Кто-то ходит по саду.
— Кто?
— В темноте, я видела из окна. Должно быть, Анатоль с похмелья, — она улыбнулась, но что-то такое — тревогу или страх — он в ней почувствовал, несомненно.
— Когда вы это видели?
— Летом как-то. И на днях. Кто-то крадется между яблонями. Я встала за снотворным, не спалось.
— А в последний раз когда именно?
— Послушайте, Саня, — сказала она доверчиво, — у меня такое впечатление, что вы меня допрашиваете.
Он не колебался ни минуты.
— Да. Вчера в окне тети Май я видел убитую женщину.
И сразу понял, что она ему поверила.
— Господи Боже мой! Кем убитую?
— Если б я знал.
— И… что же вы? Где она?
— Исчезла. Честное слово, это не бред. Хотите мне помочь?
— Да, разумеется! Но чем?
— Для начала опишите мне домашний распорядок… по возможности каждого, здесь живущего.
— Если примерно… Майя Васильевна обычно дома. По хозяйству. сад, огород. Ну, если сходит в магазин, тут рядом. Или на пятачок к метро. И то не каждый день. Анатоль непредсказуем — по соседям промышляет, вообще-то нарасхват, на все руки, так сказать. Настя с Юлей… вы познакомились?.. студентки, возвращаются к пяти. Володя, как правило, в седьмом, в семь, если нет срочных дел. Я пока дома сижу — временно, жду, когда для меня купят компьютер, буду работать у мужа. Все.
— Таким образом, вчерашний день был исключением?
— Пожалуй. Да, действительно.
— Всем было известно, что вы с мужем отправляетесь на банкет?
— Всем, наверно. Ну да, я сама на кухне упомянула, что не надо на завтра обед готовить. Мне Володя только в четверг и сказал.
— Для вас это было неожиданностью?
— Нисколько. Давно собирались отпраздновать первый крупный контракт.
— Кто вас слышал на кухне?
— Девочки и хозяйка. Нет, Насти не было. Юля и хозяйка.
— А про тетю Май?
— Ну, про кладбище она не даст забыть. — Любовь улыбнулась мельком. — Готовится заранее.
— Вы случайно не помните, в прошлом году она вернулась с кладбища позже?
— Не помню… Да мы же только первого ноября переехали.
— Наконец, Анатоль?
— И про него знали. Все, наверное.
— Он говорил, к которому часу уйдет?
— В три. Когда я уходила, чтоб ехать в «Прагу»…
— Во сколько?
— Должно быть… сейчас. В половине четвертого.
— А я, вероятно, шел по бульвару. Туман.
— Да, красиво, но сегодня лучше, чисто, ясно. Когда я закрывала калитку на щеколду, то увидела Анатоля.
— Где?
— На крыльце восьмого дома, где свадьба. Он там с кем-то курил.
— А он заметил, как вы уходили?
— Заметил. Рукой помахал, ну и я в ответ.
— Дома в это время никого не было?
— Кажется, нет.
— О чем вы сейчас подумали?
— О голосе. На фоне музыки.
— Кто-то пел?
— Нет, говорил. Слов не различишь…
— Откуда доносился голос?
— Как будто звучал он в доме… или в саду. Стоял туман, я одевалась, причесывалась…
Раздался стук в дверь, «заговорщики» одновременно вздрогнули.
— Саня, ты уже проснулся?
— Да, тетя Май!
Майя Васильевна сунулась было в комнату и замерла на пороге, неприятно пораженная.
— Ах, простите, что нарушаю тет-а-тет…
— Да ну, тетя Май, входите.
— Я варю кофе. Через десять минут завтрак.
— Хорошо, спасибо.
Тетка вышла, Саня спросил шепотом, склонившись над Любовью:
— Голос мужской или женский?
— Не могу сказать. Очень тихий, далекий. Плюс музыка. Не исключаю слуховую галлюцинацию, знаете, звон в ушах. В общем, под присягой я бы ручаться не стала.
— Видите ли… — он подошел к двери, резко распахнул: одновременно Анатоль открыл свою комнату, поток бледного света озарил багровую физиономию, искаженную болью (очевидно, страдает со вчерашнего); оба молча, как-то церемонно раскланялись. Саня постоял в задумчивости на пороге, вернулся, присел на край стола; снизу — ее лицо, устремленное к нему. — Тетя Май настаивает, что была дома, то есть пришла с кладбища в начале четвертого.
— Я ее не видела, вообще никого, кроме Анатоля.
— А по дороге к метро… ах да, туман, — он помолчал. — Как вы думаете, тетя Май отбирает ключи у бывших жильцов, ну, у тех, которые съезжают?
— Не сомневаюсь. Она настоящая хозяйка, буквально погруженная в этот быт… для нее, по-моему, ничего больше нет.
Вспомнилось ночное лицо, обращенное к иконе, полное страдания. Что мы знаем друг о друге, что я знаю об этой женщине, которая влечет к себе так сильно, так безнадежно?
— Стало быть, — заключил он холодновато, превозмогая внутренний жар, — впустить жертву в дом мог только кто-то из жильцов. Или ваш Вика, сделавший слепок.
— Вика исключается. Они с мужем и другими сотрудниками (в фирме пятнадцать человек) весь день работали над проектом договора, а потом всей компанией отправились в ресторан.
— И все же надо узнать, не отлучался ли… машина в конторе есть?
— Есть, но она уже две недели в ремонте и конца не видно… Да! — воскликнула вдруг Любовь. — Ведь у Володи пропали ключи — от входной двери и от нашей комнаты.
— Когда?
— В четверг… да. Ему Майя Васильевна открывала.
— Очень интересно! — воскликнул Саня. — Неужели она была в вашей комнате…
— Кто?
— Убитая.
— Как в нашей? Вы же говорили: у Майи Васильевны?
— Понимаете, она исчезла. Эх, надо было сделать обыск!.. Любовь, простите, вы напомнили, я должен…
