Разве раньше люди были такими?
Кажется, с каждым годом они переходят все большие и большие границы, которые устанавливает общественность. Но, в конце концов, какое ему до них дело? Эти люди почти умерли. И даже хуже. Они лишились свей души уже давно, просто еще не знают об этом. Променяли на деньги, власть и прочее.
Адам ненавидел этих людей. Они ничто. Они совсем не боролись за то, чтобы быть людьми. Они не боролись так, как он. Каждой клеткой организма желая жить.
– Веселое было время.
− Ты имеешь в виду убийство матери или продажу души?
Ублюдок. Рэн Экейн не помог, когда Адам больше всего в нем нуждался. В ту секунду, когда он сдался, те мгновения, когда он совершал преступления – он никогда их не забудет.
Это был особенно теплый весенний день 1982 года, когда Адам снова не пошел в школу, а остался дома, чтобы наблюдать за беременной матерью. Она много раз заявляла, что Адам дьявол воплоти, что его отец изнасиловал ее и на свет появился он – порождение зла, − и теперь Адам боялся, что Адель решит, что малышка в ее животе тоже порождение зла и попытается что-нибудь с ней сделать. Она уже пыталась покончить с собой, перерезав вены, но Адам остановил кровотечение и доставил мать в больницу.
Он и сам был болен; чувствовал, что каждый день в обществе этой женщины заболевает все больше и больше. Адам мучился от состояния безнадежности, оттого что жизнь не ведет ни к чему хорошему, но не мог и не собирался сдаваться. Он должен жить, чтобы позаботиться о своей сестре. Ему было всего двенадцать, но он уже чувствовал ответственность за малыша, который еще не появился на свет. Он просто должен помочь ей встать на ноги, потому что никто больше не поможет. Есть ли в мире человек, который безропотно взвалит на себя ответственность за двоих детей? Нет. Поэтому Адам должен сам постараться сделать это. Он хороший мальчик, он сможет.
В этот день он прятался в шкафу в своей комнате, чтобы мать не догадалась, что он не в школе, иначе избиения не избежать. И даже если бы он был обнаружен, все равно предпочел бы пожертвовать здоровым участком кожи, лишь бы удостовериться в том, что с малышом ничего не случиться.
В тот день действительно ничего не произошло – Адам зря переживал. Зато 13 апреля, здоровая и красивая, на свет появилась его сестра. Мать была уставшая и сказала медсестрам, что не хочет пока видеть свою дочь. Медсестры объяснили это тем, что у Адель Росс послеродовая депрессия.
Но Адам знал: никакая это не депрессия, это самое настоящее отвращение к младенцу. Он наблюдал за своей новорожденной сестричкой стоя на цыпочках и вытягивая шею перед огромным окном, пытаясь рассмотреть его маленькую Надежду. Он уже придумал девочке имя, и был очень счастлив, что теперь есть кто-то о ком он будет заботиться. Мать отказывалась, называя дочь «этим существом», поэтому на каждое бранное слово в адрес сестры, Адам говорил украдкой десять ласковых комплиментов о том, какая его сестричка умная, красивая и милая девочка.
Главное достоинство Надежды было в том, что она была спокойным и не капризным ребенком. Адель терпеть не могла крикливых детей; с тех пор, как от нее ушел любовник, который и был отцом Надежды, мать ненавидела и его и дочь, и часто запиралась у себя в комнате, требуя тишины. Часто она напивалась и лежала без памяти, а Адам боялся, что если мать умрет, то его могут разлучить с сестрой и отдать в приют или, что еще хуже, поэтому старался не тревожить ее. Но Адель сама тревожила детей, требуя, чтобы Адам убрался с «этим существом» подальше от ее дома.
− Твой отец убийца! Он убийца, и ты станешь таким же! – кричала она, брызжа слюной. Иногда она бросала в сына кухонной утварью, но к счастью ни разу не попала. Адам тщательно запирал в свою комнату дверь и прятал Надежду в шкафу, боясь, что мать убьет дочь, пока он будет в школе. Ему приходилось старательно учиться, чтобы никто не догадался, что происходит у него дома. Наука, к счастью, давалась ему легко, поэтому он ни разу не принес домой плохой отметки. Не для того, чтобы порадовать мать, но сестру:
− Надежда, мы выберемся, − говорил он. Обещал ей, что она вырастет и станет такой же умной и выносливой.
Надежде было пять лет. Весна в этом году разгулялась на славу: благоухающие цветочные поля и сады, просыпающиеся леса вокруг города, бурлящая река в деревне – чудеса природы манили девочку на улицу, поэтому она не могла оставить старшего брата ни на секунду, упрашивая его итак и эдак:
− Адам, ну пожалуйста. Я хочу погулять на улице. Идем гулять во дворе. Я хочу, чтобы ты покачал меня на качелях.
− Мы не можем этого сделать, Надежда. Ты ведь знаешь, мама разозлится, если нас увидит.
− Мне надоело сидеть в комнате, – нахмурилась малышка. Она не была капризной, просто она была ребенком, которому нужно было выходить на улицу, гулять на свежем воздухе и играть с другими детьми, а не сидеть в шкафу днями напролет, когда Адам ходит в старшую школу.
Он склонился к ней, положив обе руки на плечи, и мягким тоном произнес:
− Надежда, я обещаю: подожди еще немного и все будет. Все будет хорошо. – Он выпрямился и завязал два красных банта на ее каштановых волосах. Малышка лишь вздыхала, потому что братик был для нее как папа, а папу надо слушать. Об этом, как и обо всем остальном, она тоже узнала от Адама. Он опустил взгляд и ободряюще улыбнулся: – Кроме того два дня назад ты уже гуляла на улице, верно?
Надежда показала Адаму два пальчика, и сказала:
− Два дня.
Он тихо рассмеялся, и поцеловал ее в макушку.
− Правильно, малышка, два дня. Когда мама снова заболеет, мы опять выйдем гулять.
− А когда она заболеет? – с интересом спросила девочка, глядя на брата своими огромными, голубыми, как у отца, глазами. Несмотря на то что отцом Надежды был тот отвратительный человек, который избивал Адама на протяжении двух лет и требовал от него постоянно приносить пиво из холодильника, парень любил свою сестру. Он знал, что дети не похожи на своих родителей.
Адам никогда не станет. Ни за что не будет похож на них.
Разве он похож на сумасшедшую мать? Или на преступника отца? Нет, разумеется, − он хороший человек.
− Я не знаю, когда она заболеет, Надежда, но я обещаю, что тогда ты обязательно выйдешь гулять.
− Хорошо.
Когда осенью Адаму исполнится восемнадцать, он заберет Надежду и уедет в город. Он попытается вырастить ее без этого кошмарного хаоса, в котором вырос он сам; он никогда не позволит, чтобы его сестра спала в будке с Сэмми, или чтобы убегала в лес, спасаясь бегством от пьяной мамаши, которая гонится за ней с ножом в приступе гнева, путая ее с отцом. Нет. Надежда вырастет доброй девочкой, пойдет учиться, затем найдет себе хорошего мужа. Адам все сделает для этого. Адам все сделает ради своей сестры. Нужно подождать лишь немного. Одиннадцатого октября он заберет Надежду, и с этим кошмаром будет покончено. Нужно подождать еще немного.
К сожалению, его планам не суждено было сбыться. Летом того же года Адель нашла себе нового парня. Адам с настороженностью отнесся к новому бойфренду матери. Присматривался к нему несколько дней, изучая. Грязный, небритый тип, довольно крепкий на вид. Воняет помойкой и пивом. После того как он поселился в последней комнате по коридору, переживания Адама только усилились, вплоть до того, что он боялся покидать дом.
Однажды, когда он колол во дворе дрова, мать, неспешно пошатываясь, подошла к нему. От нетвердых шагов ром из бутылки, которую она держала в руке, пытаясь сделать глоток, то и дело выплескивался на грудь, оставляя мокрые пятна на блузке.
− Думаешь, у тебя получится забрать ее отсюда?
Адам проигнорировал ее, как делал всегда, когда Адель с ним заговаривала, но в душе весь сжался от неприязни. Прошло то время, когда он любил свою мать. Нет даже капли нежности к ней на дне его души, в самых темных углах – лишь отвращение и ненависть. Потом его посетила мысль: как он стал таким? А потом: он никогда не позволит стать Надежде такой же.
− Ты недееспособный, тебе никогда ее не доверят.
Она боится, что после ухода Адама и Надежды, ее некому будет обеспечивать. Адам резко выпрямился. Поясница ныла от напряжения, несмотря на то, что его тело было достаточно крепким и сильным, чтобы справиться со всеми дровами в сарае. Адам несколько раз вздохнул, продолжая смотреть перед собой. Пот заливал глаза, ко лбу прилипли темные волосы, футболка на спине и груди взмокла. Он подергал ее, отлепляя от тела, затем вновь склонился к дровам.
− Куда ты пойдешь? – настаивала Адель, делая еще один глоток. – Не боишься причинить ей боль, какую твой отец причинил мне?
