— Гм, боюсь, что я не смогу приехать, — мягко возразил он все еще с профессиональной ровностью в голосе. — Я бы приехал, если бы полагал, что это действительно необходимо. Но я знаю, что это не так. У вас просто немного не в порядке нервы, вот и все. Заставьте себя расслабиться и посидеть спокойно в течение нескольких минут, и вы увидите, как вам сразу станет лучше. Если хотите, примите пару таблеток снотворного, это поможет успокоить нервы.
— Но вы же знаете, что я тяжело больна! — истерически кричала Леона. — Зачем я ходила к вам все эти месяцы! Как вы можете отказаться приехать ко мне сейчас, когда я нуждаюсь в вашей помощи! Что вы за врач, в конце концов!
Его лицо сделалось жестким. Это уже было слишком даже для богатой миссис Стивенсон.
— Послушайте, миссис Стивенсон, — быстро ответил он, — вы не считаете, что вам пора честно взглянуть в лицо фактам и начать действовать вместе со мной и с вашим мужем?
— Действовать вместе? — спросила она. — О чем это вы?
Ее вопрос озадачил его.
— О чем я? Да вы знаете не хуже меня. Я все объяснил вашему мужу еще неделю назад.
— Моему мужу? Вы, должно быть, хотите, как и все остальные, чтобы мое состояние стало еще хуже. Заверяю вас, что мой муж ни слова мне не сказал.
Доктор Александер начинал понимать все меньше и меньше.
— Но ведь ваш муж, наверное… Я ведь рассказал ему все… Он обещал… И он не сказал вам об этом?
— О чем «об этом»? — спросила Леона. — Что это за таинственность?
Доктор Александер помолчал.
— Гм, все это очень, очень странно, миссис Стивенсон. Я обсуждал с ним ваше состояние детально дней десять назад. Он приходил ко мне.
— И что же вы ему сказали, доктор?
— Послушайте, дорогая леди, сейчас неподходящее время для того, чтобы вдаваться во все это снова. Если вы постараетесь успокоиться, поспите немного, то, может быть, мы поговорим об этом завтра.
— Не завтра, а сегодня! Вы скажете мне все сегодня, скажете! Слышите? По-вашему, я смогу пережить эту ночь, не зная… и мучаясь в догадках над тем, что со мной будет?
Доктор Александер пожал плечами, брови его поползли вверх, придавая лицу циничное выражение.
— Хорошо, миссис Стивенсон. Будьте любезны, подождите минутку.
Он положил трубку на стол и вышел из кабинета. В дверях он остановился. Банкомет уже бросил карты, и все ждали только его.
— Прошу прощения, — сказал он. — Мне придется задержаться еще на несколько минут.
— Еще одна победа, Филипп? — спросила его одна из дам голосом, в котором было, пожалуй, многовато кокетства и веселости.
— Конечно. Но я скоро вернусь. Жаль, что задерживаю роббер. Он вернулся в кабинет.
— Спасибо, что подождали меня, миссис Стивенсон, — сказал он.
— Надеюсь, вы сейчас же раскроете мне вашу тайну, — раздраженно сказала она. — Я не имела ни малейшего представления о том, что мой муж консультировался с вами.
— Он приходил ко мне справиться о диагнозе. Он сказал, что ваш отец предупреждал его о вашем сердце, что оно с детства подвержено приступам. Он сказал, что у вас бывали долгие периоды хорошего состояния и что он ничего не знал о вашем сердце до вступления в брак. Ваш отец рассказал ему обо всем в день свадьбы. Это было для него довольно сильным потрясением.
— Мой отец любит… как бы это сказать… прямолинейность.
— Ваш муж сказал, что первый приступ у вас произошел примерно через три-четыре недели после медового месяца. Это верно, миссис Стивенсон?
— Да, — сказала она. — Я тогда очень жалела, что так случилось.
— Это случилось потому, что он хотел выйти из фирмы вашего отца, а вы и слышать об этом не хотели?
— Я… Да, полагаю, что так и было, — согласилась Леона. — Генри хотел — это было, конечно, глупо с его стороны — попробовать работать самостоятельно. Он бывает очень горячим в таких делах.
— По его словам, тут было нечто большее, миссис Стивенсон.
— Большее?
— Да, мне кажется, какие-то трения возникали у него с вашим отцом, не так ли?
— Э-э… Да, — неохотно признала она. — Генри почему-то считал, что папа не доверяет ему. Смешно, право!
— Ваш муж, кажется, так не думал.
— Все равно это смешно! Ведь папа сделал Генри вице-президентом, отдал ему одно из лучших представительств фирмы…
— Так или иначе, у него была размолвка с вашим отцом, а потом с вами. И тут вы серьезно заболели.
— Да, — сказала она, — я не выношу скандалов.
— Ваш муж догадался об этом, — сухо сказал доктор. — Он тоже не питает к ним любви. Он, кажется, весьма сильный человек и практичный, если можно так выразиться. Так или иначе, он сказал, что больше приступов у вас не было до той истории с квартирой, которую он для вас подобрал.
— О да, — сказала она. — Он ужасно глупый. Хотел вытащить меня из дома отца и снять какое-то жилье. Бедный Генри! Он ничего в таких делах не смыслил. Он еще не понял тогда, как чудесно жить с отцом, не зная никаких проблем. Папа никогда не докучал нам. У Генри навязчивая идея — быть хозяином в доме, словно он какой-нибудь обычный бухгалтер или коммивояжер из пригорода.
— И вы поссорились по этому поводу, не так ли?
— Да, — сказала она. — И, хотя я изо всех сил старалась держаться, я сильно заболела.
— Это совпадает с тем, что рассказал ваш муж, — сказал доктор Александер. — Он твердо решил никогда больше не сердить вас. Но у вас после этого наступила депрессия, вам становилось все хуже, он говорит, пока вы не пришли к полной почти инвалидности. Естественно, он хотел знать, чего ожидать в будущем.
— Конечно, он был расстроен, — сказала Леона. — Он всегда беспокоился обо мне. Он очень меня любит.
Доктор Александер кашлянул.
— Я согласился, что жизнь у него не сахар, и спросил, не думал ли он когда-нибудь о том, чтобы оставить вас.
Он услышал, как Леона задохнулась, и поспешил продолжить:
— Он сказал, что никогда не рассматривал такую возможность. Я ответил, что, на мой взгляд, это то, что вам сейчас нужно, миссис Стивенсон. Ваш муж был причиной всех ваших эмоциональных расстройств за последние десять лет. Если бы он исчез, вам сразу стало бы лучше.
— Это… это ужасно с вашей стороны… просто ужасно, — прошептала она.
— Он сказал, что это может убить вас, — спокойно продолжал доктор. — Но я, конечно, разуверил его на этот счет. Вы устроили бы страшную сцену, но, в конце концов, пришли бы в норму, я в этом не сомневаюсь. Иными словами, я сказал ему правду, дорогая леди. У вас с сердцем ничего плохого.
— Что?!
— Это правда, миссис Стивенсон. Ваше сердце вполне здорово.
— Как вы можете говорить такое? — в ярости воскликнула она. — Вы же знаете, что я больна.
— Вы не там вашу болезнь ищете. Она у вас в голове.
— В голове? Я думаю, вы в сговоре с этими… с теми, кто хочет погубить меня.
— Пожалуйста, миссис Стивенсон, будьте благоразумны. Никто не хочет вам вреда.
— Хотят! Хотят!
— Вы просто не понимаете, что говорите, — спокойно сказал он. — Я думаю, вам лучше все обсудить с мистером Стивенсоном.
— Обсудить? Как я могу обсудить? Его нет дома. Я не знаю, где он.
— Может быть, завтра…
— О-о, вы!..
Доктор Александер физически ощутил силу удара, с которой она швырнула трубку. Несколько мгновений он слышал резкие гудки. Немного отодвинув трубку от уха, он поднял руку над диском. Перезвонить ей? Он подумал немного и мягко положил трубку на рычаг…
Ошеломленная, не знающая, кому и чему верить, Леона невидящим взглядом уставилась на телефон — эту адскую машину, изобретенную специально, чтобы мучить ее. Этого не может быть! В детстве, возможно, она иногда преувеличивала серьезность своей болезни. Но теперь она действительно больна! Она не притворяется! Она больна! Она больна!
Ее рука потянулась к ноющему сердцу.
Она сделала глубокий вдох и почувствовала короткий укол. Дурак этот Александер. Мерзкий дурак. Может быть, он намеренно старался расстроить ее? Надо сообщить об этом в Медицинскую ассоциацию.
А эти его выдумки насчет Генри! Все это выдумки, и она заставит Генри сделать так, чтобы доктор ответил за них. Это выдумки! Она больна. Генри любит ее и хочет помочь ей. Это должно быть только так. Иначе это быть просто не может. Не может!
Она отбросила в сторону покрывало, опустила на пол одну ногу, потом вторую, встала, сдерживая дыхание, шагнула к окну. Сердце ее бешено билось. Она прижала руку к груди, словно пытаясь умерить его биение.
И снова зазвонил телефон. Это было уже слишком. Она бросилась ничком на кровать, задыхаясь от рыданий.
— Лжецы! — кричала она. — Лжецы, лжецы, лжецы!..
Телефон продолжал звонить, и она повернула к нему свое искаженное болью лицо:
— Я не желаю ни с кем разговаривать! Я ненавижу всех вас!
22.30
— Миссис Стивенсон?
