– По крайней мере, на мой голос можете рассчитывать совершенно спокойно, – пошутил Бронзини.
– А вы разве зарегистрированы в нашем городе?
– Это была маленькая шутка, – объяснил Бронзини. – Совсем малюсенькая.
Мэр выглядел озадаченным. Во взгляде у него явно читалось: «Так этот неандерталец еще и шутить умеет?» О, каким знакомым все это казалось для Бронзини.
– Ааа! – протянул мэр Кловз. – Шутка. Что ж, приятно слышать, что у вас есть чувство юмора.
– Мне его не так давно пересадили, – ответил Бронзини.
– Так вы уладите дело с лицензией? – поспешил вставить Джиро Исудзу.
– Да-да, конечно. И позвольте мне стать первым, кто пожелает вашей съемочной бригаде всего самого наилучшего.
Бронзини с явным облегчением пожал протянутую мэром руку. Неужели это все? Нет, наверняка еще попросит автограф. Может быть, хоть это будет не так ужасно?
– Ах да, пока вы еще не ушли, – заторопился мэр. – Можно попросить у вас автограф?
– Конечно, – согласился Бронзини, беря у него ручку и собственную фотографию, вырванную из какого-то журнала.
– Для кого сделать надпись? – спросил он.
– Напишите на мое имя, хотя вообще-то это для дочери.
– Угу, – вздохнул Бронзини, расписываясь на фотографии. Дарственная надпись звучала так: «Мэру города Юма от его друга Арнольда Шварценеггера».
Как он и предполагал, мэр проглотил это и глазом не моргнув. Когда они с Джиро Исудзу вышли на улицу, Бронзини прорычал:
– Ну что, все? Теперь, наконец, я свободен?
– Нет, нам осталось нанести еще много визитов. Сначала мы зайдем в отель.
– Зачем? Неужели уборщица требует оставить ей локон на память? пробормотал Бронзини, запрыгивая в седло мотоцикла.
* * *
Они поехали в сторону Шайло-Инн, элегантного каменного отеля рядом с шоссе номер восемь. Вход в гостиницу был окружен толпой пикетчиков. В руках они держали плакаты с надписями «Бронзини потерял совесть», «Бронзини против Америки», «Бронзини – предатель».
У одного из демонстрантов была афиша фильма «Гранди-3», на котором Бронзини, с яркой повязкой на голове, был снят в профиль. В подписи под плакатом «Бронзини в роли Гранди» последнее слово было перечеркнуто, и вместо него подписано «Гада».
– Что это, черт возьми, значит? – взревел Бронзини.
– Профсоюз, – объяснил Исудзу. – Они протестуют.
– Будь они прокляты! Но мы же снимаем фильм, который одобрен профсоюзом!
– Да, конечно. Японским профсоюзом.
– Послушайте, Джиро, я не могу принимать участие в подобных съемках.
Мое доброе имя втопчут в грязь. Я ведь друг и герой рабочего класса!
– Так было до «Ринго-5», когда Ринго убил соперника во время боксерского матча. Но в Японии вы все еще супергерой. Ваше будущее там, а не здесь. Американцы устали от вас.
Бронзини уперся руками в бока.
– Не виляйте, Исудзу. Почему бы нам не поговорить начистоту?
– Извините. Не понимаю. Я и так говорить начистоту.
– Вы не понимаете! Хорошо, тогда я объясню: я не стану отказываться от всего, что связывают с моим именем. Ведь я Бартоломью Бронзини, ожившая мечта миллионов американцев, богатых и бедных.
– Эти люди тоже американцы, – возразил Исудзу, показывая на марширующих пикетчиков. – Но они не называют вас героем.
– Потому что они считают, что я их предал. Но я не стану этого делать.
Все, с меня довольно, – решительно сказал Бронзини и взялся за руль мотоцикла.
– Шварценеггер снимется за меньшие деньги, – бросил ему вслед Исудзу, и, наверное, сделает это лучше.
– Ну и договаривайтесь с этим олухом из Шварцвальда, – огрызнулся Бронзини.
– Так мы и сделаем. А гонорар заплатим ему из денег, которые вы выплатите нам по судебному иску.
Уже закинув одну ногу, чтобы влезть в седло, Бронзини так и застыл на месте. Казалось, что он вдруг решил изобразить собаку, которая после долгого воздержания решила облегчиться у ближайшего столба.
От одной только мысли, что Шварценеггеру заплатят из его собственного кармана, Бронзини так и передернуло. С явной неохотой он опустил ногу и вернулся к невозмутимо поджидавшему его японцу. На обычно непроницаемом лице Джиро Исудзу промелькнуло что-то, весьма похожее на удовлетворение.
– Теперь вы понимать?
– Похоже, мы с вами не сработаемся, Джиро.
– Наш офис в этом отеле. Нужно идти туда – много телефонных звонков, много работы, если мы хотим, чтобы съемки начались по графику. – У Джиро это слово выходило как «си-омки».
Бронзини посмотрел в сторону демонстрантов, окруживших вход.
– Мне никогда еще не приходилось прорываться через пикеты.
– Тогда мы использовать задний ход. Пойдемте.
Джиро Исудзу двинулся к гостинице, вслед за ним потянулась остальные японцы. Бронзини еще раз поглядел на пикетчиков, настолько увлеченных выкрикиванием лозунгов, что от их внимания ускользнуло столь близкое соседство с объектом их претензий.
Не привыкший отступать, когда ему брошен вызов, Бронзини решил, что попытается их урезонить. Он уже направился к пикетчикам, как вдруг один из них, здоровенный детина, заметил его.
– Эй, а вот и он! – закричал этот человек. – Стероидный Жеребец собственной персоной. Бронзини!
Со стороны толпы послышались свист и улюлюканье.
– Уууу! – кричали оттуда. – Бронзини, убирайся обратно в Японию!
– Выслушайте же меня! – попытался перекричать их Бронзини, но его голос потонул во всеобщем шуме. Пикетчики – члены Международного Союза Кинематографических Работников – истолковали гневное выражение лица Бронзини по-своему.
– Слышали, как он нас назвал? – с негодованием прокричал кто-то.
Это выкрик оказался последней каплей. Толпа двинулась на вперед.
Бронзини остановился и сложил руки на груди. Он не двинется с места. В конце концов, на что они способны?
Как выяснилось секундой позже, самое большее, на что хватило пикетчиков, это окружить его плотной кричащей толпой.
– Долой Бронзини! У бамбино-колосса оказались глиняные ноги!
– Послушайте же! – кричал Бронзини. – Я просто хочу обсудить с вами все это. Думаю, мы могли бы прийти к компромиссу.
Он ошибался. Никто его и не слушал. К гостинице уже подъезжали телеоператоры, чтобы запечатлеть, как знаменитого Бронзини взяли в заложники три десятка демонстрантов, вооруженных одними плакатами.
Увидев, что их снимают, один из пикетчиков крикнул: «Вот, глядите!», и с силой хлопнул Бронзини своим транспарантом. Деревянная ручка, ударившись о плечо актера, переломилась пополам. Он почти не почувствовал удара, но дело было не в этом. Суровое детство Бартоломью Бронзини прошло в итальянском квартале, где подставивший другую щеку мог легко поплатиться жизнью.
Поэтому Бронзини уложил обидчика мощным ударом справа.
Демонстранты, ошалев, яростно бросились вперед, и Бронзини не замедлил ответить ударом на удар. Один за другим он укладывал своих противников на асфальт перед гостиницей. Его типично итальянское лицо исказила ухмылка вот это то, что надо. В драке Бронзини чувствовал себя, как рыба в воде.
Тем не менее, расквасив очередной нос, он засомневался, на чьей стороне будет, в конечном итоге, перевес.
Все его сомнения разрешились, когда из фойе на улицу высыпала толпа японцев. Часть из них, очевидно, телохранители, услышав возбужденные крики Джиро Исудзу, вытащила из-за пазухи пистолеты.
– Остановите их! – верещал Исудзу. – Защищайте Бронзини! Живо!
Телохранители бросились вперед, и толпа моментально обрушилась на них.
Бронзини попытался прорваться вперед, но противников было слишком много. Он схватил одного из пикетчиков за горло, и в этот момент прозвучал выстрел.
Человек, которого железной хваткой держал Бронзини, дернулся и обмяк. Когда, упав, он ударился об асфальт, в голове у него что-то хрустнуло.
– Какого дьявола! – завопил Бронзини. – Кто стрелял? Кто это был?
Ответ он получил через несколько секунд, когда, почувствовав, что кто-то тянет его за ремень, обернулся, и увидел одного из телохранителей-японцев. – Пусти, – рявкнул Бронзини. – Не видишь, он тяжело ранен!
– Нет, идите за мной.
– Я сказал пус...
Бартоломью Бронзини так и не успел договорить, потому что земля и небо внезапно поменялись местами, и он понял, что лежит на спине. От резкого удара у него перехватило дыхание, и Бронзини подумал, что наверняка схлопотал шальную пулю. Затем, под звуки не прекращающихся выстрелов, его приподняли и потащили в сторону поджидавшего их микроавтобуса, который тут же понесся прочь от гостиницы.
– Что это было? – ошеломленно спросил он у нависавшего над ним Джиро Исудзу.
– Дзюдо. Так было нужно.
– Твою мать...
Когда Римо добрался на такси до своего обиталища в городке Рай, штат Нью-Йорк, уже светало.
Расплачиваясь, он вручил водителю хрустящую стодолларовую бумажку.
– С Рождеством, – сказал Римо. – Сдачи не надо.
