— С возвращением.
Слова эти прозвучали прямо у него за спиной, и Фрэнк стремительно обернулся:
— Дядя Эзра?
Старик выступил из темноты, протянул руку:
— Рад видеть тебя, Фрэнк.
Фрэнк вскочил, пожал руку.
— Ты что же, окончательно перешел на пеший ход? — спросил Фрэнк, поведя рукой в сторону темного леса.
Эзра опустился на пенек.
— Хорошая ночь для прогулки. Как коттедж, в порядке?
— Конечно, — тоже садясь, ответил Фрэнк.
— Ты хочешь, чтобы костер погас?
Костер и вправду мог того и гляди погаснуть, а увлекшийся пивом и воспоминаниями Фрэнк этого не заметил.
— Э-э, нет. Просто я…
Эзра опустился на колени, поворошил угли, уложил на них несколько свежих поленьев и вернулся на пенек. Фрэнк смотрел на огонь, Эзра сидел бочком к костру. «Он старается сохранить ночное зрение», — пояснил однажды отец.
— Лодка в эллинге. Мотор я перенес в дом, — сказал Эзра.
— Я видел. Спасибо.
После этого наступило молчание, только трескались и шипели поленья. В детские годы Фрэнка тут во множестве водились гагары, однако этой ночью он ни одного их крика не слышал.
— Я получил твое сообщение, — сказал наконец Фрэнк.
— Похоже, я ошибся. Его здесь нет.
— Девина?
— Ну да, Девина. Его нет здесь, Фрэнк.
— Но есть кто-то другой?
— Да.
— Кто?
Эзра поколебался.
— Не знаю. Мужчина и женщина. Может быть, Девин сдает остров в аренду.
— Я рад видеть тебя, — сказал Фрэнк.
— Да уж. Вон сколько времени-то прошло.
— Мне было трудно вернуться сюда, — сказал Фрэнк. — Тяжело.
Эзра по-прежнему смотрел в сторону:
— Могу себе представить.
— С этим местом связано много хороших воспоминаний, — признался Фрэнк.
— Он не был плохим человеком, сынок. Идеальным его, конечно, не назовешь, но, честное слово, он не был таким, каким они его сделали.
— Скажи это родным тех, кого он убил, — ответил Фрэнк и сам удивился усталости, прозвучавшей в его голосе. Вот наконец и гагара, закричала все-таки. — В общем, я рад тебя видеть, Эзра. И вовсе не хотел заводить этот разговор. Прости.
— Прощать мне тебя не за что. И думаю, завести его ты хотел. На самом деле я удивился бы, если б ты его не завел.
Фрэнк промолчал.
— Я считал, что звонить тебе не стоит, но я же обещал. Зачем ты приехал, Фрэнк? Мы ведь договорились оставить все, как есть.
— А ты и вправду хотел именно этого? — спросил Фрэнк. — Хотел позволить ему сидеть в коттедже, с приятностью отдыхать от его трудов? Он втянул в это моего отца, он распространялся о верности друзьям, а после сдал его.
— Думаешь, я об этом забыл? Я просто спросил тебя о твоих намерениях.
— Я хочу задать ему несколько вопросов, — ответил Фрэнк.
— И все?
— И все, — подтвердил Фрэнк, думая при этом о лежавших в домике пистолетах, о превосходном, отлично продуманном оружии, созданном вовсе не для того, чтобы задавать вопросы.
— Ты, кстати сказать, откуда приехал-то? — спросил Эзра. — Штемпели на твоих конвертах все время менялись.
— Из Индианы. Учился там.
— На кого?
— На писателя. Была у меня идея одной книги, может быть, сценария.
— Ты еще в детстве хорошо рассказывал всякие байки. Я помню.
Фрэнк рассмеялся, заставив улыбнуться и Эзру.
— Из Индианы, я так понимаю, путь сюда неблизкий, — сказал Эзра.
— Десять часов езды, потом еще пара часов чистого веселья, потому что я врезался в машину одного мужика, которого принял за Девина. Девином-то он не был, но если судить по тем, кто за ним гоняется, человек он не самый мирный.
Эзра повернулся к нему, приподнял брови:
— Поподробнее не расскажешь?
Фрэнк рассказал поподробнее. Эзра внимательно слушал, время от времени качая головой, потом сказал:
— Веселенькое у тебя получилось возвращение.
— Да уж.
— Нора Стаффорд — хорошая девочка. Ты уверен, что с ней все в порядке?
— Она испугалась, но не более того. Хотя, если машина, которую она одолжила, вернется к ней, я сильно удивлюсь.
Эзра снова отвернулся от костра:
— Что это, ты говорил, за машина?
— «Мицубиси». Маленький ящик на колесах. Синий.
— Номер шесть-пять-три-Е-четыре-два, — произнес Эзра.
Фрэнк удивленно уставился на старика:
— Может, объяснишь?
Некоторое время Эзра молчал, потом встал:
— Давай-ка мы с тобой малость прокатимся.
Часы посещений давно прошли, однако ее все же впустили внутрь. В нортвудской больнице Нору хорошо знали.
— Пап? — произнесла она, открыв дверь отцовской палаты, и Бад Стаффорд повернул голову и слабо улыбнулся. Именно эти мгновения и надрывали Норе сердце — отец всегда так радовался ей. Говорить он почти не мог, даже самые простые подробности ее рассказов понимал плохо, но узнавал ее неизменно.
— Ну как ты? — Нора поцеловала его в лоб.
Он завозился с одеялами, Нора помогла ему сесть. Слова «медленно угасать» она слышала за свою жизнь миллион раз, но всерьез никогда над ними не задумывалась. А ведь именно это и происходило с отцом. Сначала его покинули силы, потом он стал уменьшаться в размерах, и теперь мощный некогда мужчина обратился в сморщенного человечка.
— Привет.
Это слово прозвучало спустя целую минуту после того, как Нора присела рядом с койкой отца. Именно столько времени потребовалось его мозгу, чтобы сконструировать его. Если она говорила просто и медленно, отец перенимал что-то вроде ритма ее речей, и ему начинало казаться, будто он ведет самый настоящий разговор. А заговоришь слишком быстро, он растеряется.
— Привет, — повторила она. — Как обед?
— Да, — снова улыбнулся он.
Она переждала несколько секунд, потом спросила:
— Хороший день?
— Хороший день. Были птицы.
Это означало, что его вывозили во дворик, к птичьим кормушкам. Теперь такие выезды стали лучшими мгновениями его жизни.
— У тебя есть машины?
Улыбки и вопросы о машинах — такими были два постоянных мотива ее приходов сюда. Отец не помнил, что владел ремонтной мастерской, он вообще не мог объяснить, чем занимался в жизни, но где-то в его затуманенном сознании сохранилась мысль о том, что без машин все было бы плохо.
— У меня есть машины, — сказала Нора. — У нас есть машины.
Он кивнул. Эти слова всегда доставляли ему радость. Нора ощущала его любовь, пробивавшуюся даже сквозь мутную пелену растерянности и непонимания. На столике рядом с ним лежал блокнот, заполненный каракулями отца: он пытался написать свое имя. Значит, сегодня его посещал терапевт.
— Попробуешь написать свое имя — для меня, а, пап?
Она протянула ему блокнот и карандаш, отец принял их, сосредоточенно нахмурился. Приложил острие карандаша к бумаге. Первые три буквы его имени — Рональд — давались отцу легко, а вот на «а» он застревал. Нора смотрела, как он, поколебавшись, начал выводить буквы: одна попытка, вторая, третья. Р… о… н… а… а… а… а…
— Заело, пап. Попробуй «л».
Он склонил голову набок и снова вывел «а».
— Давай помогу.
Нора взялась за твердое запястье отца и принялась водить его рукой по бумаге. И это тоже было частью ритуала, однако на сей раз все оказалось особенно мучительным, — такой боли Нора не испытывала с первых его больничных дней. Это был ее отец, ему полагалось заботиться о ней. А сегодня на нее напал убийца, и вот она помогает отцу написать его собственное имя.
От этой мысли у Норы защипало в глазах.
— Получилось? — спросил отец.
Нора шмыгнула носом, рассмеялась:
— Нет, пап. Попробуем еще раз.
И они снова принялись за письмо.
Потом она ехала в темноте домой. А когда приехала, усилия, которых потребовало бы приготовление ужина, показались ей непомерными, и она, удовлетворившись бокалом вина, уселась с ним на туго набитую софу, положив на кофейный столик ноги. Тридцати минут показываемой по телевизору ерунды ей хватило — Нора решила лечь. Она устала, а завтра придется встать пораньше, найти Джерри, уговорить его снова собрать «лексус».
По дороге в спальню Нора сообразила, что полицейские, если они узнали что-то или если у них появились новые вопросы, могли позвонить в мастерскую, а не ей домой. Это стоило проверить. Она набрала номер мастерской, переключилась на его голосовую почту. Сообщение там было только одно.
«Здравствуйте, я звоню Норе. Это Фрэнк Темпл. Послушайте, если вы хотите получить назад свой „мицубиси“, я знаю, где он. Мне кажется, у меня появился шанс выяснить побольше о Воне, ну и, пожалуй, мне следует объяснить вам кое-что, прежде чем им займется полиция. Я хотел бы поговорить с вами, а затем, возможно, с полицейскими. В общем, там посмотрим».
Затем он продиктовал номер своего сотового, который Нора и так уже знала. Она постояла с минуту, прижимая к уху трубку, посреди темной гостиной, потом прослушала сообщение еще раз, чувствуя, как сквозь туман усталости и навеянной вином сонливости пробивается новый росток страха. Каким это образом Фрэнк Темпл, оставленный ею в пустом доме у озера, успел набраться новых сведений?
