– И еще судья настаивал на бдении у гроба,– вспомнил священник.
Бдение считалось у старшего поколения неотъемлемой частью обряда.
Рэй кивнул.
– Здесь, в доме,– добавил Палмер.
– Нет, только не здесь.
Рэй ощутил настоятельную потребность еще раз осмотреть особняк. Из головы не шли темно-зеленые коробки. Сколько в них? Надо бы пересчитать… Какое время это займет? А вдруг деньги фальшивые? Откуда они? Что с ними делать? Куда деть? Стоит ли посвящать в секрет посторонних? Необходимо время. Нужно подумать. Разложить все по полочкам, выработать план.
– Ваш отец оставил совершенно недвусмысленные указания.
– Простите, ваше преподобие. Бдение состоится, но не здесь.
– Могу я узнать почему?
– Из-за матери.
Улыбнувшись, Палмер склонил голову.
– Я помню вашу матушку.
– Она лежала на столе в гостиной, через которую за два дня прошел, наверное, весь город. Мы с братом спрятались наверху и проклинали отца за этот отвратительный спектакль.– В голосе Рэя звучала неумолимая твердость.– Здесь никакого бдения не будет.
Суровая отповедь была абсолютно искренней. Кроме того, Рэю не давал покоя вопрос о безопасности. Перед бдением из церкви в особняк явятся служки, чтобы навести идеальный порядок, за ними придут официанты – накрыть стол для поминальной трапезы, потом посыльный из магазина примется раскладывать цветы. И все это начнется с самого утра!
– Понимаю,– согласился Сайлес Палмер.
Ассистент покатил к двери носилки, которые сзади осторожно подталкивал мистер Мэйгарджел. Покойного с головы до ног укрывала белоснежная, заботливо подоткнутая по углам простыня. В сопровождении коронера Ройбен В. Этли покидал «Кленовую долину» навсегда.
Примерно через полчаса откуда-то явился Форрест. Правая рука его сжимала высокий, толстого стекла бокал с коричневатой жидкостью, которая никак не могла быть всего лишь ледяным чаем.
– Уехали?– спросил он, глядя на подъездную дорожку.
– Да.– Рэй сидел на ступеньках крыльца и дымил сигарой. Когда Форрест опустился рядом, старший брат явственно ощутил аромат виски.– Где ты нашел спиртное?
– У отца был тайничок в ванной. Хочешь глоток?
– Нет. И давно ты знаешь об этом тайнике?
– Уже тридцать лет.
Рэй с трудом подавил в себе желание прочесть младшему еще одну лекцию. За прошедшие годы было сказано немало слов, но без всякого результата: прожив сто сорок один день в трезвости, Форрест на сей раз решил, что с него достаточно.
– Как Элли?– выдохнув клуб дыма, поинтересовался Рэй.
– Ничего нового. Продолжает свои сумасбродства.
– Я увижу ее на похоронах?
– Нет. Набрала почти триста фунтов, при том, что сама себе поставила лимит в сто пятьдесят. Меньше ста пятидесяти – и она готова выйти из дома. Больше – запирается в четырех стенах.
– Когда же в последний раз ее вес был в норме?
– Года три или четыре назад. Нашла какого-то доктора, пригоршнями глотала его таблетки и похудела до ста фунтов. А потом, когда этот шарлатан оказался за решеткой, хапнула еще двести. Но триста фунтов – предел. Она встает на весы каждый день и очень переживает, если стрелка уходит за цифру «3».
– Я сказал преподобному Палмеру, что мы устроим бдение, но не здесь, не дома.
– Душеприказчику виднее.
– Но ты согласен?
– Конечно.
Добрый глоток виски. Долгая затяжка.
– А что эта сучка, которая тебя бросила? Как ее звали?
– Вики.
– Да-да, Вики. Она еще на вашей помолвке вызвала у меня отвращение.
– У меня, к сожалению, оно появилось гораздо позже.
– Крутится где-то неподалеку?
– Да. Видел ее на прошлой неделе в аэропорту. Спускалась по трапу личного самолета.
– По-моему, она подцепила какого-то старого пердуна, нью-йоркского толстосума?
– Ага. Давай сменим тему.
– О женщинах ты заговорил первым.
– Я был не прав.
Форрест отхлебнул из бокала.
– Хорошо. Тогда о чем? О денежках? Где они?
Рэй вздрогнул, однако Форрест, не сводивший рассеянного взгляда с зеленого газона, ничего не заметил. Какие денежки, братец?
– Он их раздал.
– Но почему?
– Это были его деньги, не наши.
– Мог бы и нам что-то оставить.
Несколькими годами ранее судья признался Рэю, что на протяжении пятнадцати лет потратил более девяноста тысяч долларов – пожертвования, помощь начинающим юристам, лечение Форреста. Он мог бы передать их непутевому младшему сыну – чтобы тот пропил или пронюхал всю сумму, а мог заняться благотворительностью, что и предпочел сделать. Старший твердо стоял на ногах и был способен позаботиться о себе сам.
– Он оставил нам дом.
– И что?
– При желании особняк можно продать. Правда, половина уйдет на налоги, а вступить в право наследования мы сумеем лишь через год.
– Подведи-ка черту. Что в итоге?
– Год спустя, если повезет, мы поделим пятьдесят тысяч долларов.
Безусловно, имелись и другие активы. В кладовке лежало целое состояние, но Рэю требовалось время, чтобы оценить его. Не грязные ли это деньги? Должны ли они быть включены в опись имущества? Если так, неизбежны весьма серьезные проблемы. Во-первых, нужно будет как-то объяснить их происхождение. Во-вторых, пятьдесят процентов опять-таки съедят налоги. В-третьих, набив карманы кредитками, Форрест пустится во все тяжкие и просто убьет себя внезапно свалившимся богатством.
– Значит, через год я получу двадцать пять тысяч?– уточнил Форрест.
Рэй не сумел понять, звучит ли в голосе брата разочарование или вожделенный восторг.
– Что-то около того.
– Скажи, тебе самому нужен этот дом?
– Нет. А тебе?
– На кой черт? Возвращаться сюда я не собираюсь.
– Ты уверен?
– Судья выставил меня за порог, заявил, что я позорю его род. Сказал, чтоб ноги моей здесь больше не было.
– А потом попросил у тебя прощения.
Форрест быстро сделал глоток виски.
– Да хоть бы и так. Тут сама обстановка на меня давит. Душеприказчик ты, ты и разбирайся. Придет время, вышли мне чек, и дело кончено.
– Но мы оба должны по крайней мере ознакомиться со всеми документами.
– Я к ним не прикоснусь.– Форрест встал.– Хочу пива. За пять месяцев успел забыть его вкус.– Направляясь к машине, он оглянулся.– Составишь компанию?
– Нет.
– Точно?
Спокойнее, конечно, поехать с ним, подумал Рэй, однако пересилила потребность взять под охрану семейное достояние. Судья никогда не запирал дом. Где искать ключи?
– Езжай один. Я побуду здесь.
– Как знаешь.
Приход очередного посетителя не вызвал у Рэя никакого удивления. Он пытался отыскать на кухне ключи, когда за распахнутой входной дверью послышался громкий голос, который мог принадлежать лишь одному человеку – Гарри Рексу Боннеру.
Они не виделись лет пять. Обнялись. В медвежьей хватке старого приятеля плечи Рэя хрустнули.
– Очень жаль,– проговорил Гарри Рекс.– Очень, очень жаль.
Высоченный, пышнобородый, с широкой грудью и объемистым животом, он всегда искренне восхищался судьей Этли и был готов на все ради его сыновей. К нему, блестящему юристу, запертому волей судеб в крошечном городке, судья неизбежно обращался за помощью в решении связанных с младшим сыном проблем.
– Когда ты приехал?– спросил Гарри Рекс.
– Около пяти. Отец лежал на кушетке в кабинете.
– Я две недели проторчал на идиотском разбирательстве, некогда было перемолвиться с Ройбеном даже словом. Где Форрест?
– Поехал купить пива.
Опускаясь в кресла-качалки, оба ощутили бездушную жестокость этой фразы.
– Рад тебя видеть, Рэй.
– Как и я тебя, Гарри Рекс.
– Трудно поверить, что судьи уже нет.
– Да. Мне казалось, он бессмертен.
Рукавом рубашки Гарри Рекс вытер глаза.
– Жаль, жаль,– пробормотал он.– В голове не укладывается. Видел его ровно две недели назад. Старик подстригал газон. Двигался он медленно, мешали боли, но не жаловался.
– Врачи дали отцу год. Было это как раз двенадцать месяцев назад, но я думал, он продержится дольше.
– Как и я. Силы духа ему хватало.
– Чаю выпьешь?
– С удовольствием.
Рэй прошел в кухню, чтобы приготовить два стакана быстрорастворимого чая со льдом. Вернувшись на крыльцо, протянул один Гарри Рексу.
– Вынужден предупредить: напиток далеко не первоклассный.
Гость принял стакан.
– Зато холодный.
– Нужно провести прощание, Гарри Рекс, и не здесь. Что скажешь?
С секундной задержкой бородач откинулся на спинку кресла, улыбнулся:
– В здании суда, в ротонде на первом этаже. Будет лежать как монарх. Он заслужил.
– Шутишь?
– Ничуть. Ему бы это понравилось. Пусть сограждане окажут судье последние почести.
– Идея неплоха.
– Верь мне, это будет то, что надо. Я переговорю с шерифом, он согласится. Да и люди поддержат. На какой день назначены похороны?
– На вторник.
– Значит, прощание начнется завтра, после обеда. Хочешь, чтобы я сказал несколько слов?
