При детальном ознакомлении с историей болезни у Дэвида зародилось одно предположение. Он поспешно принялся листать страницы лабораторных отчетов, отыскивая результаты анализа посева испражнений, который проводился несколько дней подряд.
– Итак, что вы скажете? – спросил Хатнер, оборачиваясь к Дэвиду. – Дэвид...
– О, извините, – смущенно произнес Дэвид, поднимая голову. – Я заметил, что он все еще на тетрациклине и собирался выяснить, не привело ли это к staph colitus. Такое случается не часто, но...
– Тетрациклин? – оборвал его Хатнер. – Я же отменил его несколько дней назад. Выходит, они продолжают давать его?
Стоящая за спиной Хатнера дежурная сестра энергично закивала головою.
– Ну да ладно, – нерешительно заметил Хатнер.
Дэвид чуть было не спросил его, действительно ли он отменил это лекарство или только собирался сделать это.
– Результаты анализов оказались негативными. Почему бы тебе не распорядиться об отмене тетрациклина. Впрочем, если хочешь, можно исследовать еще одну культуру.
Дэвид собирался согласиться, но в следующее мгновение он заметил большую распечатку компьютера, в которой перечислялись все результаты, полученные в отношении данного пациента по состоянию на сегодняшний день. В частности было указано следующее:
9/24 параметры стула
Умеренный рост, s. aureus
Повышенная чувствительность
Staphaureus наиболее вирулентная форма бактерий. Дэвид закрыл глаза, надеясь, что когда откроет, то эти слова исчезнут. С полминуты он колебался, но потом решил ничего не говорить о сделанном открытии и исправить положение потом. Неизвестно, сколько бы продолжалось это колебание, если бы Хатнер не спросил:
– В чем дело, Дэвид? Ты что-то раскопал?
"Проклятье!" – выругался про себя Дэвид. Ему на ум пришло с десяток возможных ответов, но, поразмыслив, он все их отверг. Он еще намучается с этим делом, от которого никуда не денешься. Краем глаза он заметил, что две сестры замерли, как статуи, у края кровати. Догадываются ли они, что в ближайшие часы успех его вечернего дежурства, а, возможно, и вся карьера, поставлены на карту?
Дальше происходящее Дэвид воспринимал как в странном сне. Рука медленно протянула карту Мерчадо Хатнеру, и палец, указывающий на отвратительную и обезличенную строку, казался принадлежащим не ему, а кому-то другому.
Глаза Хатнера гневно устремились на операционную сестру, потом они встретились с глазами Дэвида и снова сверкнули в сторону бедной женщины.
– Миссис Байэрд, – прорычал он, тыча картой в палатную сестру, – я хочу знать, кто отвечает за то, что не обратил мое внимание вот на это. Кто бы это ни был, сестра или секретарь, в понедельник утром чтобы она была у меня в офисе. Ясно?
Дородная сестра, ветеран, повидавшая на своем веку немало больничных разборок, взглянула на страницу, затем пожала плечами и кивнула головой. Дэвид подумал, а дойдет ли до конца Хатнер в своей попытке отыскать козла отпущения.
– Идем, доктор Шелтон, – коротко попросил Хатнер. – Уже поздно, а у нас еще уйма больных.
* * *
Было почти десять часов, когда они прибыли на Юг-4, чтобы осмотреть последнюю больную Хатнера – Шарлотту Томас. Впервые за весь вечер Хатнер отклонился от привычной схемы обхода. Взяв карту из рук дежурной сестры, он сказал:
– Пойдем в комнату отдыха сестер, Дэвид. Нас ждет мой самый трудный пациент. Я хотел бы поговорить перед тем, как отправиться к ней. Может быть, кто-нибудь принесет нам по чашке кофе. – Последняя фраза явно адресовалась к сестре, которая молчаливо улыбнулась. – Мне послабее и без сахара, а доктору Шелтону?..
– Покрепче, – попросил Дэвид.
– Прошу, доктор, – произнес Хатнер, усаживаясь и пододвигая карту стационарного больного Дэвиду. – Полистай; пока готовят кофе.
Взглянув на объемистый фолиант, даже не читая его, Дэвид сразу понял, что дела Шарлотты Томас плохи. Он вспомнил о своей стажировке и высоком худом ньюйоркце по имени Джеральд Фокс, пришедшем на практику годом раньше. Этот Фокс достиг бессмертия, по крайней мере в больнице Белого мемориала, размножив на ксероксе "Золотые законы медицины Фокса" – перечень из трех страниц с циничными максимами и определениями. Среди его аксиом было определение сложного случая ("Когда суммарные диаметры всех трубок, входящих в тело больного, превышают размер его шляпы"), гинеколога ("Любимец старых кумушек") и фатальной болезни ("Больничная карта толщиной с палец").
Кофе прибыл, когда Дэвид принялся читать историю госпитализации и физического обследования, и до него донеслось:
– А... мисс Билл, спасибо. Вы милосердная душа.
Он оторвал взгляд от карты. Это была не та сестра, к кому до этого обращался Хатнер, а очень молодая женщина, которую Дэвид никогда прежде не видел или на которую, по крайней мере, не обращал внимания. В течение пяти секунд он ничего не замечал, кроме ее огромных миндалевидных глаз цвета жженой умбры. Он ощутил, как по телу разливается приятная теплота. Их глаза встретились, и она улыбнулась.
– Значит, вы снова с нашей леди Шарлоттой? – спросил Хатнер, замечая наступившую продолжительную паузу.
– А... о, да, – Кристина тихо отвела глаза и повернулась к Хатнеру. – Она плохо выглядит. Я вызвалась принести кофе, поскольку хотела поговорить с вами о...
– Как, однако, это невежливо с моей стороны, – прервал ее Хатнер. – Мисс Билл, это доктор Дэвид Шелтон. Возможно, вы уже знакомы?
– Нет, – холодно возразила Кристина. Она прекрасно знала о том, что главный хирург не терпит, когда сестры высказывают ему свои мнения и предложения. За многие годы, проведенные в работе с ним, она давно отказалась от попыток пробить стену лбом. Но случай с Шарлоттой особый, и попытка не пытка. Если бы Хатнер только согласился отменить свои инвазивные методы лечения, она постаралась бы тоже не вмешиваться, даже если контрольный комитет утвердит ее предложение. Но вот она сделала попытку, и он однозначно осадил ее... на этот раз довольно сдержанно, хотя и неумно. Но она решительно настроилась на то, чтобы высказать ему все, что думает. Это его трубка торчит в носу Шарлотты. Это он отдал распоряжение, которое, несмотря ни на что, только продлит ее страдания. Он, конечно, может играть с больными как с марионетками, но с Шарлоттой такой номер не пройдет. Ему придется выслушать ее... иначе она оборвет все нити, которые связывают их. Она проглотила обиду, костью застрявшую в горле, и смолчала.
– Доктор Шелтон, – продолжал Хатнер, не улавливая в ее голосе холода, – займется моими пациентами, включая миссис Томас, пока я буду отсутствовать.
Кристина кивнула Дэвиду и подумала, хватит ли у него решимости отойти от чересчур радикального подхода в отношении Шарлотты, но тут же подумала, что старший хирург ни за что не отступит от своего.
– Доктор Хатнер, – официально обратилась она к нему, – не могла бы я обсудить с вами положение Шарлотты.
Хатнер посмотрел на свои наручные часы и сказал:
– Замечательно, мисс Билл, но только после того, как мы пробежим историю ее болезни и осмотрим Шарлотту. После этого вот здесь вы все сможете обговорить с доктором Шелтоном. К тому времени он будет точно знать, чего я хочу.
Хатнер быстро отвел глаза в сторону, сторонясь ее убийственного взгляда. Дэвид смущенно пожал плечами, но Кристина уже повернулась и вышла из комнаты.
Хатнер отпил кофе и как ни в чем не бывало начал рассказывать о трудной больной.
– Миссис Томас – дипломированная медсестра. Думаю, ей под шестьдесят. – Дэвид бросил взгляд на карту и увидел дату ее рождения. Ей был почти шестьдесят один год. – Ее муж, Питер, профессор Гарвардского университета. Экономист. Ее направил ко мне терапевт с подозрением на рак прямой кишки. Несколько недель назад я провел у нее резекцию Майлса. Опухоль оказалась аденокарциномой, вышедшей за стенки кишечника.
– Однако я вынул все узлы негативного характера, – продолжал Хатнер. – Я надеюсь, есть немало шансов на то, что от моей чистки она поправится.
Дэвид оторвался от кофейного пятна на столе, по которому он рассеянно водил большим пальцем. Процент выживания в течение пяти лет после удаления прямой кишки составляет менее 20. Шанс? Вероятно. "Немало шансов"? Он откинулся на спинку кресла и подумал, а не попросить ли Хатнера, чтобы он привел причины своего оптимизма. Впрочем, благоразумней его вообще ни о чем не спрашивать.
Удобно укутавшись в одеяло из собственных слов, Хатнер продолжал свой рассказ.
– Как часто в работе с младшим персоналом после операции оправдываются самые худшие опасения. Сперва тазовый абсцесс... пришлось снова браться за дело и проводить дренаж. Затем пневмония. Дальше – страшная язва в результате пролежня в области крестца. А вчера у нее развились признаки закупорки кишечника, так что пришлось вставить трубку. Кажется, это устранило проблему, и у меня такое чувство, что худшее позади.
