– Конечно.
– И я могу потратить часть из них как хочу?
– Когда угодно. – Он повернулся к своему сыну: – Эдуардо, ты же отдал ему кредитную карточку?
Тот кивнул.
– О'кей, – сказал Джон. – Тогда давайте остановимся.
* * *
В прежней своей жизни Джон читал, как автор описывал поездку на «Феррари»: «Это лучше, чем секс».
Автор был прав.
С тех пор, как они съехали с автобана, где им попадались городки со звучными названиями – Прато, Пистория или Монтекатини, – дорога стала узкой и петляла между высохших холмов. Вдоль полей были свалены в кучи камни, то и дело им попадались старые и заброшенные деревенские дома. А когда они проезжали какую-нибудь деревню, со всех сторон сбегались чумазые ребятишки, крича и маша руками, да и взрослые мужчины, стоя в открытых дверях или ковыряясь в своем тракторе, приветственно поднимали руку.
– Если вон на том перекрестке вы свернете направо, то мы сократим путь, – крикнул Эдуардо.
– А если проеду прямо?
– Тогда будем ехать на двадцать минут дольше.
– Едем прямо, – сказал Джон, нажал на газ и наслаждался ощущением, как его вжало в жесткое кожаное сиденье, как красный «Феррари» с неподражаемым, прямо-таки божественным ревом ускорился и пронесся через пустой перекресток стрелой, пущенной из лука.
И в самом деле лучше, чем секс. Джон всегда представлял себе, как это здорово – ехать на «Феррари», но действительность превзошла все ожидания. Быть погруженным внутрь мощной машины, чувствовать рев мотора, как будто это биение твоего собственного сердца, сливаться воедино с автомобилем – и нестись, неудержимо, с неукротимой скоростью и силой мчаться по дорогам и выписывать виражи, от которых кровь закипает в жилах – так, будто мир принадлежит тебе одному.
– Ну что, сильно это уронило меня в ваших глазах? – спросил Джон, когда они гремели по мосту через узкую, почти пересохшую речку.
– Что именно?
– Ну, – Джон указал на машину, – вот перед вами наследник состояния Фонтанелли, исполнитель пророчества, пять веков назад избранный вернуть человечеству его будущее… И первое, что он делает, – покупает себе нечто бессмысленное и абсолютно лишнее, преступно дорогую спортивную машину!
Эдуардо засмеялся.
– Плохо вы знаете моего дедушку. Он к вам сразу сердечно привязался, и это навсегда. Теперь вы можете делать что угодно.
Джон потрясенно поднял брови.
– О!
Это его почему-то тронуло.
– Кроме того, – продолжал Эдуардо, – вы в точности соответствуете теории, которую он развил.
– Теории?
– Он десятилетиями отслеживал судьбы людей, которые внезапно и неожиданно становились богатыми. Об этом часто пишут в газетах. Он говорит, что те, кто тут же начинает экономить, очень быстро теряют состояние. А те, кто бросается исполнять самые безумные желания, впоследствии, как правило, научаются обращаться с деньгами.
– Тогда у меня есть надежда.
– Есть.
Он сделал это очень просто. Как только увидел витрину с красными болидами, с расфуфыренными витринными куклами и этой неповторимой эмблемой – черной лошадью на желтом фоне, – он словно голод почувствовал: вынь да положь ему эту машину, причем немедленно.
В кино это всегда просто. Но по эту сторону экрана машину нужно сначала зарегистрировать, застраховать, нужно пройти тысячу инстанций, прежде чем сможешь сесть и поехать.
Но Эдуардо был у него под рукой, нашел нужные слова, и в конце концов кто-то кивнул: все будет сделано, и все было сделано. Он может выехать прямо сейчас. От него потребовалось только подписать квитанцию о снятии со счета по кредитной карте какой-то невероятной суммы в лирах, – что Джон и сделал, не утруждая себя пересчетом в доллары, – и потом наступил магический момент: шеф филиала, превосходно одетый господин с напомаженными волосами, вложил ему в ладонь ключ, и они с Эдуардо сели в машину, стекла витрины раздвинулись перед ними, и под восторженный концерт гудков с улицы они выехали из магазина и усвистали прочь.
При этом Джон никогда не был фаном «Феррари». В телевизионном сериале «Магнум» он считал дешевым приемом то, что Том Зеллек мчится вдаль на «Феррари» – слишком дорогой и непрактичной, на его взгляд, машине. О некоей крутой машине он, конечно, мечтал, как всякий здоровый американец, но под такой машиной он подразумевал скорее «Кадиллак» или «Порш». Но уж точно не «Феррари».
Но, обдумывая задним числом тот момент, когда увидел витрину магазина «Феррари», он понял, что в тот момент ему требовалось подтверждение, что все эти слова – правда. Что он, якобы богатейший человек всех времен и народов, просто может зайти туда и купить себе эту безумную машину.
И вот смог.
– Ваш дедушка действительно верит в это прорицание, да? – спросил Джон.
Эдуардо кивнул:
– Верит.
– А вы?
– Хм-м. – Долгая пауза. – Не в том смысле, в каком верит дедушка.
– А в каком?
– Я думаю, что мы как семья совершили нечто поистине беспримерное, сохраняя это состояние столь долгое время. Я считаю также, что нам оно не принадлежит. Что оно действительно принадлежит наследнику, предопределенному тем Фонтанелли.
– Мне.
– Да.
– А вам никогда не приходила в голову мысль просто забрать его? То есть кто вообще знал о существовании этого состояния?
– Никто. Это звучит безумно, я понимаю, но с этим я вырос. Скорее всего вы не можете этого представить. Я вырос в атмосфере ожидания и планирования, работы по подготовке к определенному дню – дню, установленному еще пятьсот лет назад. Обязанностью Вакки было хранить это состояние и равномерно приумножать до тех пор, пока оно не будет передано наследнику. После этого – как только наследник станет его полноправным владельцем – мы свободны. Тогда этот долг исполнен.
Джон пытался представить себе этот образ жизни: люди, связанные обещанием, данным сотни лет назад их предком, – и у него мороз шел по коже, таким это казалось ему таинственным и необычным.
– Так вы это воспринимали – как долг и обязанность? Как тяжкий груз?
– Не как тяжкий груз, а просто как нашу задачу, не исполнив которую, мы не сможем приступить к другим делам. – Эдуардо пожал плечами. – Вам это, наверное, кажется странным. Но представьте себе, что все эти вещи, которые вам рассказал два дня назад мой дедушка, я знал всю мою жизнь. Эту историю про вещий сон Фонтанелли мне рассказывали, как другим детям рассказывают рождественские сказки. Я знал ее наизусть. Каждый год мы отмечали день 23 апреля как праздник, и всякий раз при этом говорилось: еще столько-то и столько-то лет осталось ждать. Ни об одном историческом событии последних веков я не мог думать без того, чтобы не соотнести его с состоянием Фонтанелли, достигнутым на момент этого события. И все эти годы мы не спускали глаз с семьи Фонтанелли, мы отслеживали каждый заключенный брак и каждое рождение, знали, у кого какая профессия и кто где живет. Причем в последние годы делали это спустя рукава. Чем ближе подходил назначенный день, тем увереннее мы были, что наследником станет ваш кузен Лоренцо.
Это задело Джона.
– И теперь вы разочарованы, что им стал я?
– Меня вы можете об этом не спрашивать. Я до последней осени учился и никогда его не видел. Наблюдением занимались другие… Здесь нам направо.
И они свернули на дорогу, которая слегка поднималась вверх, к тому же сузилась и начала петлять, что заставило их замедлить скорость.
– А кто были другие кандидаты?
– Вторым номером были вы. Третьим был бы ваш очень дальний родственник, зубной техник из Ливорно, тридцати одного года, женатый, но бездетный, что, кстати, у Фонтанелли случается на удивление часто.
– Он расстроится.
– Он ничего не знает.
Они достигли горной седловины, дальше дорога вела вниз, к деревне. Немного в стороне лежало обширное имение с видом на Средиземное море – должно быть, великолепным, – и Джон сразу решил, что это и есть усадьба Вакки.
– А что обо мне думает ваш дедушка?
– Что вы тот самый наследник, которого увидел в своем пророческом сне ваш далекий предок Джакомо Фонтанелли. И что вы с вашим состоянием осуществите что-то очень, очень хорошее для людей, нечто такое, что снова откроет перед ними дверь в будущее.
– Очень обязывающие ожидания, нет?
– Честно признаться, я думаю, что все это мистический вздор, – Эдуардо хохотнул.
Они подъехали к деревне. Дорога, подходившая с другой стороны, от которой Джон отказался ради того, чтобы сделать лишний крюк, была шире.
– Но вера приходит к Вакки с возрастом, как у нас говорят, – продолжал Эдуардо. – Мой отец и мой дядя сейчас в той стадии, когда Вакки верят по крайней мере в то, что большие деньги должны быть направлены на великое дело, и они ломают головы, что бы это такое могло быть. А дедушку это совсем не заботит. Он считает так: вы – обетованный наследник, вся эта история – святое провидение, и если вы покупаете «Феррари», значит, это предусмотрено планом Божьего творения, и баста.
