— Я получил такой отчет вчера. Хиллстед пишет, что тебе еще долго работать над собой и что ты не готова вернуться в Бюро. Точка. И вдруг ты появляешься в шесть утра и выражаешь желание отправиться на место убийства. — Он яростно трясет головой. — Как я уже сказал, ни за что, мать твою.
Я затягиваюсь сигаретой, верчу ее в пальцах, наблюдаю за Джонсом и придумываю, что сказать. Начинаю понимать, почему он здесь находится. Из-за меня. Потому что убийца написал мне. Потому что он спокоен.
— Послушайте, сэр. Энни Кинг была моей подругой. Ее дочь жива. У нее больше никого нет из родных. Отец умер, а я ее крестная мать. В любом случае я полечу во Фриско. Я только прошу у Бюро оказать мне любезность — подбросить до места.
Джонс затягивается, дым попадает не в то горло, он начинает кашлять.
— Ладно тебе! Хорошая попытка, но ты что, забыла, с кем, блин, разговариваешь? А, агент Барретт? — Он тычет в меня пальцем. — Я тебя хорошо знаю, Смоуки. Не вешай мне лапшу на уши. Во-первых, твоя подруга убита — мне, кстати, очень жаль — и ты хочешь поехать, чтобы влезть в это дело. Но я не могу тебе позволить им заниматься. Когда дело касается тебя лично, ты не имеешь права на расследование. Так сказано в инструкции. Во-вторых, ты подумываешь о самоубийстве. В таком состоянии нельзя ввязываться в криминальное дело.
У меня отвисает челюсть. Я краснею от ярости и стыда.
— Милостивый Боже! У меня что, на лбу написано: «Я подумываю, не покончить ли с собой?»
Его взгляд становится мягче.
— Нет, со лбом у тебя все в порядке. Просто каждый подумывал бы об этом, выпади на его долю даже половина того, что досталось тебе. — Он бросает сигарету на мостовую и продолжает, не глядя на меня: — Я сам однажды подумывал, не застрелиться ли.
Как вчера с Келли во время ленча, я теряю дар речи. Он замечает мою реакцию и кивает:
— Это правда. Я потерял напарника, когда работал в полицейском управлении Лос-Анджелеса. Его убили, потому что я принял неверное решение. Я вошел с ним в здание, не позаботившись о прикрытии, и мы не справились. У него была семья, любимая жена, трое ребятишек. Ошибку сделал я, и почти восемь месяцев я думал о том, что следует исправить эту несправедливость. — Он посмотрел на меня, и в его взгляде не было жалости. — Дело не в том, что у тебя написано на лбу, Смоуки. Дело в том, что большинство из нас считают, что на твоем месте давно бы застрелились.
В этом суть заместителя директора ФБР Джонса. Никакой пустой болтовни, никаких плясок вокруг да около. Ему это идет. Ты всегда знаешь, что от него ждать. Всегда.
Я боюсь встретиться с ним глазами. Бросаю недокуренную сигарету и давлю ее ногой. Тщательно думаю, прежде чем заговорить.
— Сэр, я благодарю вас за все, что вы сказали. И вы правы по всем пунктам, за исключением одного. — Я смотрю на него. Понимаю, что он захочет увидеть мои глаза, когда я скажу то, что собираюсь, захочет понять, насколько правдивы мои слова. — Я думала о самоубийстве. Часто. Но вот вчера я поняла, что не сделаю этого. Знаете, что изменилось? — Я показала на свою команду, ожидавшую нас на ступеньках. — Я пришла сюда и увидела этих ребят, они были там, в офисе, и они приняли меня. Трудно сказать за Джеймса, но, по-моему, они не жалели меня, не смотрели на меня как на сломанную куклу. Могу сказать вам точно, что больше о самоубийстве я не думаю. И причина в том, что я вернулась в Бюро. — Джонс слушает, но я вижу, что пока не убедила его, хотя и заставила задуматься. — Послушайте, я еще не готова снова взять на себя руководство. Я определенно еще не гожусь для расследования. Я лишь прошу вас разрешить мне попробовать воду пальцем. Разрешите мне поехать с ними, убедиться, что о Бонни заботятся, и хоть немного помочь, совсем чуть-чуть. Келли будет продолжать всем руководить. Я не возьму в руки оружия. Кроме того, обещаю: если почувствую, что мне тяжело, то сразу отстранюсь.
Джонс сует руки в карманы пальто и пронзает меня яростным взглядом. Взвешивает все «за» и «против», все возможные риски. Затем он смотрит в сторону и вздыхает. Я понимаю, что убедила его.
— Знаю, что я об этом горько пожалею, но ладно. Только давай заранее договоримся. Ты полетишь, возьмешь девочку, оглядишься. Поможешь по мелочи. Но шоу ты руководить не будешь. И как только почувствуешь неуверенность, вернешься, черт бы тебя побрал. Ты поняла, Смоуки? Ты мне нужна, не вздумай меня обманывать. Я хочу, чтобы ты вернулась в целости и сохранности, хоть это и не означает, что ты нужна мне сегодня. Ты понимаешь?
Я киваю головой, как ребенок или армейский новобранец: «Да, сэр, да, сэр, да, сэр». Я лечу, сейчас это самое главное. Победа. Он поднимает руку и подзывает Келли. Когда она подходит, он повторяет ей то, что сказал мне.
— Поняла? — жестко спрашивает он.
— Да, сэр. Поняла.
Он бросает на меня последний быстрый взгляд.
— Вам, ребята, надо успеть на самолет. Убирайтесь отсюда.
Я быстро следую за Келли, пока он не передумал.
— Очень бы хотела знать, как тебе это удалось, лапонька, — бормочет она, обращаясь ко мне. — Что касается меня, то знай: это твое шоу, пока сама не откажешься.
Я не отвечаю, занятая мыслью: «Не делаю ли я ужасную ошибку, возвращаясь в команду?»
— С каких это пор нам полагается частный самолет? — спрашиваю я.
— Помнишь, я говорила тебе, что мы работали над двумя похищениями и нашли одну девочку живой? — говорит Келли.
Я киваю.
— Дон Пламмер — отец той девчушки, которую нам удалось выручить живой. У него небольшая авиационная компания: торговля самолетами, летная школа и что-то еще. Пламмер предложил нам в качестве благодарности реактивный самолет, от чего мы, разумеется, отказались. Тогда он — кстати, без наших намеков — написал письмо директору, где заявил, что всегда готов предоставить нам самолет по низкой цене. — Она пожала плечами и обвела широким жестом салон. — Так что если нам нужно куда-то срочно попасть…
Я окидываю взглядом нашу команду и вижу нового человека. По молодости лет он мало годится в агенты ФБР. Он выглядит так, будто ему не хватает серьги в ухе и жевательной резинки во рту. Я присматриваюсь и замечаю, что мочка левого уха у него проколота. Господи, наверное, он носит серьгу в свободное от работы время. Юноша — из отдела, занимающегося компьютерными преступлениями. Он весь какой-то взъерошенный и невыспавшийся. Чужой.
Я оглядываюсь.
— А где Алан? — спрашиваю.
Из передней части салона доносится рычание:
— Я тут.
Все, больше ничего.
Я смотрю на Келли, вопросительно подняв брови. Она пожимает плечами:
— Что-то его грызет. Он уже на аэродроме выглядел довольно раздраженным. — Она смотрит на Алана и качает головой: — Я бы пока его не трогала, лапонька.
Я смотрю туда, где прячется Алан. Мне хочется что-нибудь сделать для него. Но Келли права, лучше его сейчас не трогать. Кроме того, нужно, чтобы меня поскорее ввели в курс дела.
— Рассказывай. Что мы имеем?
С этими словами я поворачиваюсь к Джеймсу. Он смотрит на меня, и я вижу в его глазах враждебность. От него так и пышет неодобрением.
— Тебе здесь не место, — говорит он.
Я складываю руки на груди и смотрю на него:
— Верно, но тем не менее я здесь.
— Это нарушение правил. В этом расследовании ты будешь помехой. У тебя наверняка еще нет разрешения психиатра, правильно?
Келли молчит, и я благодарна ей за это. С Джеймсом я должна разобраться сама.
— Заместитель директора Джонс дал мне разрешение на работу. — Я хмурюсь. — Господи, Джеймс, Энни Кинг была моей подругой.
Он тычет в меня пальцем:
— Тем более ты не должна быть здесь. Ты лично заинтересована в расследовании и можешь все напортить к чертям собачьим.
Мне неудобно, что чужак присутствует при этой сцене. Наверное, он возмущен тем, как Джеймс говорит со мной. А у меня уже выработался своеобразный иммунитет. Я говорю себе: «Это Джеймс. Он такой и другим не будет». Самовнушение помогает. Я чувствую, как во мне просыпается холодность, которой я всегда пользовалась при контакте с Джеймсом, чтобы призвать его к порядку. Я холодно смотрю на смутьяна:
— Я здесь. И не уйду. Тем более что некуда. Смирись и сообщи мне все подробности дела. Кончай выпендриваться.
Он молча изучает меня, затем устраивается поудобнее в кресле и еще раз неодобрительно качает головой. Но я уже знаю: он сдался.
— Ладно. — Теперь я вижу, как он сосредотачивается. Перед ним не лежит досье, но его компьютерный мозг и не нуждается в подсказке. — Тело нашли вчера. Похоже, убили ее три дня назад.
Я вздрагиваю.
— Три дня?
— Да. Копы в Сан-Франциско получили письмо по электронной почте. С приложением. Ее фотографиями. Они поехали, чтобы проверить, и нашли труп и ребенка.
Сердце дико колотится, к горлу поднимается желудочный сок. Кажется, меня сейчас стошнит.
