Я проснулся.
Я проснулся, сел на кровати и уставился в окно.
С улицы на меня пристально смотрела блондинка.
Я видел только ее лицо, что было нелепо, потому что окно в номере было в человеческий рост. А потом я понял, что она вытянута не по вертикали, а по горизонтали. И что лицо устремлено прямо на меня.
Что, надо объяснить получше?
Я хочу сказать, что она висела в воздухе по другую сторону моего окна.
Висела в пустом воздухе и улыбалась мне своими сверкающими ледяными глазами.
А потом я проснулся по-настоящему.
Второй сон, или вторая часть сна, был настолько реальным, что мне пришлось доковылять до окна и удостовериться, что снаружи никого нет. Прошла целая минута, прежде чем мои дрожащие конечности позволили мне сдвинуться с места, так что, если она в самом деле парила за окном, у нее было достаточно времени, чтобы сбежать по пожарной лестнице и исчезнуть.
Разумеется, ее там не было.
И не могло быть, потому что пожарной лестницы за окном не оказалось. Я таращился вниз на голую стену в пять этажей, на пустой колодец двора внизу. Двор был черен — черен, как туз пик.
Не знаю, что мне следовало предпринять в подобной ситуации, я знаю только, что сделал.
Я сунул голову под струю холодной воды, вытерся, оделся и выскочил из комнаты в поисках выпивки.
И вот тогда начался второй кошмар.
В трех кварталах на юг от гостиницы находился небольшой бар. Я проделал весь путь бегом, не мог остановиться, пока не добежал до него. Улица была пустынная и темная, лишь в окнах этого маленького бара горел розоватый свет. Свет притягивал меня, потому что я боялся темноты.
Я открыл дверь, и сигаретный дым и шум ударили мне в лицо, но я пробился сквозь них к барной стойке.
— Глоток виски! — сказал я, желая именно этого.
Бармен был высокий худой человек со стеклянным глазом, который едва не выпал у него из головы, когда он наклонился, наливая мне виски. Но в тот момент я не обратил на это внимания, я был слишком занят выпивкой.
А потом это меня заинтересовало. Но мне не хотелось пялиться на него, поэтому я отвернулся, рассматривая убранство бара, центр, где концентрировались сигаретный дым и звуки.
И это оказалось ошибкой.
Рядом со мной на стуле сидел маленький человечек, который потягивал из стакана пиво. Он вынужден был потягивать его, поскольку рук у него не было. Он лакал пиво с края стакана, как кошка лакает сливки из блюдца. На него смотрел слепой. Не спрашивайте меня, как я понял, что он видит, но у меня сложилось впечатление, будто он смотрит искоса, из-под темных очков.
Я развернулся и едва не толкнул человека на костылях. Он стоял рядом со мной, ведя спор с человеком на полу, у которого вовсе не было ног. А веселье в баре шло полным ходом: кто-то грохотал стальным крюком, приделанным к локтю. Но я едва слышал звук ударов, потому что музыкальный автомат играл слишком громко. Разумеется, были и танцоры, неизбежные две женщины, совершенно поглощенные своими движениями. Обеим приходилось очень сосредотачиваться, поскольку обе были на костылях.
Были здесь и другие посетители, но те — в кабинетах. Человек с перевязанной головой. Человек с дырой на том месте, где должен быть нос. Человек с громадной багровой опухолью, которая нависала над воротником. Хромой, увечный, слепой.
Они не обращали внимания на меня. Они веселились. И спустя миг до меня дошло, куда я попал. На этой улице находилась таверна для нищих. Я заметил рядом со стопками и стаканами жестяные банки, плакаты с воззваниями, прислоненные к пивным бутылкам. Как бишь там назывался притон из "Собора Парижской Богоматери" Виктора Гюго? "Двор чудес" — так он его назвал. Туда я и попал.
Посетители были вполне счастливы. Они забывали о своих физических страданиях. Может быть, алкоголь излечит и меня от страданий душевных? Стоит попробовать. Поэтому я заказал еще порцию.
Пока я пил третью рюмку, кто-то из них вроде бы выскользнул за дверь. Пока я пил четвертую, этот кто-то вернулся. А еще через пару минут вошла она.
Сначала я не видел ее. Причина, по которой я заметил ее присутствие, заключалась в том, что шум умолк. Музыкальный автомат перестал играть, и никто не запустил его снова. Все разговоры упали до шепота.
Тогда я оглянулся и заметил ее. Она сидела в кабинете, в полном одиночестве, и смотрела прямо на меня.
Она едва заметно поманила меня, а я отрицательно помотал головой. Вот и все. Тогда она подняла свой бокал и молча отсалютовала им мне.
Я повернулся, заметил свой снова наполненный стакан и поднял, отвечая ей. Потом проглотил выпивку. У бармена был для меня наготове следующий стаканчик.
— За даму, — сказал он.
— Нет, спасибо, приятель.
Он посмотрел на меня:
— А что такое? Она милая дама.
— Согласен на все сто. Никто и не спорит.
— Так почему бы не выпить за нее?
— Потому что мне уже хватит, вот почему. — Мне точно было уже достаточно, внезапно понял я. Комната потихоньку начинала кружиться.
— Ну, давай, опрокинь стаканчик. Мы же все здесь друзья.
Бармен вовсе не выглядел дружелюбным. Точно так же, как и все остальные. В первый раз за все время до меня дошло, что все они смотрят на меня. Не на нее — на меня. Безногие, безрукие, слепые. На самом деле слепой даже снял свои темные очки, чтобы лучше видеть, а кто-то из толпы прислонил к стойке бара костыли и подошел чуть ближе.
"Двор чудес"! Где слепые видят, а хромые могут ходить! Ну конечно, это он и есть, половина этих нищих просто притворщики. Они так же здоровы, как я, наверняка даже здоровее.
Их была здесь целая комната, и все они таращились на меня. Никто из них больше не казался счастливым. Они затихли, затихли настолько, что я услышал, как щелкнул ключ в замке, когда безрукий запер дверь.
Да, теперь у него были руки, они выпростались из-под толстой куртки. Но меня это не заинтересовало. Заинтересовало меня то, что дверь заперли. А я находился тут, внутри.
Она смотрела на меня, и все они смотрели на меня.
Бармен произнес:
— Так как же насчет выпить, приятель?
— Не сегодня. — Я поднялся, точнее, попытался встать. Ноги у меня тряслись. Что-то с ними было не то. И со зрением у меня было что-то не то.
— В чем дело? — противно растягивая слова, произнес бармен. — Боишься, что в виски окажется наркота?
— Нет! — Говорить было трудно. Получались только вздохи. — Ты и так уже подсыпал мне какой-то дряни в предпоследний стакан. Когда она вошла и подала тебе знак.
— Умный парень, а?
— Да! Я сумел развернуться, быстро, достаточно быстро, чтобы схватить со стойки бутылку с виски, и вскинул ее над головой. Я опирался на свободную руку.
Бармен пожал плечами. В его стеклянном глазу не отражалось ни страха, ни злобы.
Мои собственные глаза остекленели. Я пытался сфокусировать взгляд на бармене, старался не смотреть на подбирающихся ближе, подползающих уродов, которые все теснее сжимали круг, размахивая палками и костылями, бормоча что-то, хныкая и постанывая.
— Отоприте дверь! — велел я, пока они подбирались все ближе и ближе, протягивая руки и напрягаясь, чтобы броситься.
— Хорошо-хорошо, приятель!
Это был сигнал для остальных, чтобы кинуться на меня. Кто-то замахнулся костылем, кто-то подполз мне под ноги. Я начал падать.
Махнул бутылкой, описав круг, и они отпрянули, но всего лишь на мгновение. Бармен прицелился и нанес мне удар, поэтому я снова замахнулся бутылкой.
И тогда они снова бросились. Это было все равно что сражаться под водой, сражаться во сне. Это и был сон, ползучий кошмар, кошмар вцепляющихся в меня, напирающих бесформенных тел, тянущих меня вниз.
Бармен снова ударил меня, поэтому я поднял бутылку и опустил ее. Она с приглушенным стуком вошла в его голову.
Секунду он стоял на месте, его стеклянный глаз выскочил из глазницы и покатился по стойке бара. Я смотрел на бармена, наблюдая, как он медленно оседает.
А потом его глаз уставился на меня, когда человек с искусственной рукой ударил меня крюком по шее.
Я ощутил удар, от которого у меня растаял позвоночник.
Стеклянный глаз смотрел, как я проваливаюсь в ревущую темноту, а когда я упал, он моргнул.
Когда я очнулся, она гладила меня по голове.
Недурно. Любой мужчина охотно поменялся бы со мной местами в тот момент — лежишь в прохладном полумраке, на удобной кровати, а прекрасная блондинка гладит тебя по голове.
Скверно было то, что никто из этих любых не показывался, а я бы махнулся с ним местами в тот же миг.
И задаром отдал бы ему головную боль, от которой череп раскалывался, и вкус во рту, похожий на вкус чикагской канализации.
Однако никто не спешил занять мое место, поэтому я остался там, где был. Когда она сказала: "Выпей это", я выпил. Когда она сказала: "Закрой глаза и подожди, пока боль пройдет", я закрыл глаза и стал ждать.
