Сейчас он орал.
Этот крик был выражением чистой, беспримесной ярости, бурлившей в его душе и вырывавшейся наружу, чтобы пропасть в колоссальном напоре воздуха.
Он проваливался в темноту, потерянный и бессильный и, главное, уязвимый.
"Не дай мне умереть", – думал он. Весь смысл его задания, все стремление совершить правосудие, даже чувство отцовства – все это куда-то кануло. Он падал, нечленораздельно крича и предавая все, о чем прежде думал, во что верил, его руки цеплялись за воздух, ноги брыкали воздух, а ощущение невесомости делало все эти конвульсивные движения еще более бесполезными.
"Не дай мне умереть, – думал, чувствуя слезы, катящиеся по лицу под плексигласовым щитком шлема, и хватая ртом кислород из маски. – Прошу тебя, не…"
Парашют дернулся и раскрылся. Боб ощутил, как что-то у него на спине странно изменилось, а в следующую долю секунды он наткнулся на какую-то стену, но это был всего лишь рывок воздуха, заполнившего парашют и вырвавшего его из пасти смерти. Он ничего не видел в темноте, но знал, что земля уже очень близка, а затем, намного раньше, чем это должно было случиться, он ударился о твердь, и из глаз у него посыпались искры, а в голове все смешалось, когда его тело рухнуло на землю. Боб с трудом поднялся на ноги и попытался отстегнуть парашют, который мог снова наполниться ветром и потащить его за собой. Но не успел: парашют надулся и поволок его по земле; плексигласовый щиток раскололся, и Боб почувствовал, как по лицу что-то резануло и потекла кровь. Одна рука онемела. Когда его волокло, мешок со снаряжением цеплялся за камни и от этого нога как будто вытянулась на лишних пять сантиметров. Боб вцепился пальцами в сбрую, внезапно она расстегнулась, и уже в следующее мгновение парашют, словно обрадовавшись, вытряхнул его из своих объятий, как ненужное бремя, бросил его в снегу и сам по себе отправился в развеселое путешествие.
О господи, подумал Боб, отчаянно моргая и ощущая боль во всем теле. Он осмотрелся вокруг, но не увидел ничего мало-мальски знакомого. Сбросив шлем, он почувствовал на мгновение ледяной порыв ветра, вытащил из кармана белую маскировочную шапку, надел ее на голову и развернул снегозащитную маску. Затем отвязал от ноги мешок со снаряжением, раскрыл его и поспешно надел меховую куртку и гетры. Тепло сразу немного успокоило его. Потом он выудил очки ночного видения, нащупал выключатель и посмотрел вокруг.
О боже!
Все было не то и не так, как должно было быть. Он находился на склоне, а не на ровном плато, и впереди не было никакого ранчо и никакого дома, потому что, насколько он мог видеть, никакого "впереди" вообще не было.
Был только уходящий вниз длинный и пустой склон.
Он оказался намного выше, чем нужно.
Он попал в горы и понятия не имел, где находится.
Джулия видела сон. В этом сне она, Боб и Донни были на пикнике где-то возле горного озера, окруженного прекрасной зеленью. Все казалось очень реальным, но в то же время было ясно, что это сон. Все были так счастливы, намного счастливее, чем когда-либо в своих настоящих жизнях. Боб и Донни пили пиво и смеялись. Там был и ее отец, и Эрл, отец Боба, которого убили много лет назад, еще в 1955 году, и она жарила гамбургеры на гриле, а все мужчины пили пиво, смеялись, перекидывались мячом и наперебой развлекали Ники.
Но возможно, это был не сон. Возможно, это лишь началось как сон, нечто такое, что возникло в ее подсознании, но теперь она знала, что способна управлять этим видением и каким-то образом попытаться сохранить его, пока она пребывала в серой полосе, отделявшей сон от бодрствования. Питер тоже был там. Серьезный, скромный, преданный Питер Фаррис, который так сильно, так страстно был влюблен в нее. Он казался странным, потому что Боб и Донни, оба с коротко подстриженными волосами, были бравыми морскими пехотинцами, а Питер выглядел как настоящий хиппи в своей вручную окрашенной лиловыми пятнами футболке, с лентой на спутанных длинных волосах и маленькой печальной бородкой, как у Иисуса. Питер очень переживал, потому что чувствовал себя таким слабым рядом с двумя куда более сильными мужчинами, и эти переживания, как ни странно, делали его страсть еще сильнее. Как он любил ее! Донни закрывал на это глаза, потому что не в его характере было оскорблять чьи-то чувства. Боб, мистер Деревенщина с Юга и Лучший из Мужчин, просто смотрел на всех, удивляясь их молодой глупости, а его и ее отцы сидели рядом и от всей души над чем-то смеялись, хотя трудно предположить, о чем могли разговаривать полицейский и кардиохирург, один из которых умер в 1955 году, а другой – в 1983-м.
И там был еще кто-то.
Он держался сам по себе, изящный молодой человек, тоже удивленный такой концентрацией мужественности здесь, на берегах Гитчи-Гюми* или где там все происходило, и Джулии понадобилось некоторое время, прежде чем она поняла, что это Триг.
Она видела его два, нет, три раза. Она видела Трига в ту ночь, когда Питер вытащил ее на вечеринку в Джорджтаун, устроенную, как оказалось, в доме Трига, в забавном маленьком домике, сплошь увешанном картинами с изображением птиц. В следующий раз она видела его, когда он привез Донни в красном "триумфе" в парк Западный Потомак, чтобы отыскать ее перед последней большой первомайской демонстрацией. А в третий раз Джулия увидела его через три ночи на ферме в Джермантауне, где он на пару с тем ирландцем укладывал в грузовик мешки с удобрением.
Триг, еще один из мальчиков, ставших жертвами вьетнамской войны. Все они были связаны какой-то ужасной цепью, навсегда переменились, оказались навсегда изуродованы. Никто так и не вернулся с этой войны. Донни был убит в самый последний день своей службы. Питер не то разбился, не то был избит до смерти, и его нашли спустя несколько месяцев с переломанным позвоночником. Трига разорвало в мелкие клочья в Мэдисоне, штат Висконсин. И Боб, единственный выживший, но, возможно, наиболее изувеченный из всех, с черными псами, терзающими его сознание, с его потерянными годами и его ненавистью к самому себе, с его потребностью снова и снова оказываться под пулями, как будто он стремится таким путем заработать право на смерть, которой так жаждет, и наконец-то присоединиться к своим друзьям. Смерть или ПСВОСР: чего раньше дождется Боб Ли Суэггер?
– Мама! – послышался негромкий голос ее дочери.
– О, моя дорогая, – ответила она, но это было уже не во сне, это было здесь, в темной теплой спальне.
Джулия заморгала и вышла из видения. Нет, это был не сон. Это не мог быть сон. Слишком уж реально для сна.
– Мамочка, я хочу пойти покататься на санках.
– Боже мой, детка…
– Мама, ну пожалуйста!
Джулия повернулась и посмотрела на часы. Было около семи. Снаружи было темно, и самые первые отблески восхода пока лишь угадывались.
– Девочка моя, – сказала она, – еще так рано. Снег будет лежать еще долго-долго.
Все ее тело болело, и в тех местах, где был наложен гипс, ощущалось страшное неудобство. Джулия не принимала болеутоляющего со вчерашнего вечера, с того момента, когда на середине "Поющих под дождем" ее дочь заснула, положив голову матери на колени.
– Ну пожалуйста, мама. А то я пойду разбужу тетю Салли.
– Не смей будить тетю Салли. Благослови ее бог, она заслужила того, чтобы хоть немного отдохнуть от Суэггеров и всех их проблем. Я сейчас встану, маленькая. Только дай мне минутку-другую, ладно?
– Хорошо, мамочка. Я пойду одеваться.
Ники выбежала из комнаты.
"Как рано, – подумала Джулия. – Просто ужасно рано".
* * * * *
Боб попытался использовать приемник спутниковой навигационной системы, но ничего не вышло. Правда, его все-таки удалось включить, но на экране жидкокристаллического дисплея были видны лишь хаотически разбросанные красные пятна. Очевидно, прибор слишком сильно ударился о землю при падении и вышел из строя. Боб включил рацию и услышал в наушниках:
– "Боб-один", "Боб-один", где вы, мы потеряли контакт; черт возьми, Суэггер, где вы?
Он заговорил в ответ:
– "Боб-контроль", это "Боб-один", вы меня слышите?
– "Боб-один", "Боб-один", мы потеряли контакт. "Боб-один", где вы находитесь?
– Вы меня слышите, "Боб-контроль", вы меня слышите? Я передаю, кто-нибудь меня слышит?
– "Боб-один", "Боб-один", пожалуйста, ответьте контролю. Мы потеряли контакт.
Дерьмо!
Он содрал с себя рацию вместе с наушниками и ларингофоном и швырнул ее в снег. Следующей вещью, требующей проверки, была винтовка. Боб открыл футляр, достал оружие, повертел в руках. Вроде бы все казалось в порядке, но уверенности в этом не было. Тот же самый резкий удар, который погубил электронику, мог сбить прицел. Но проверить это нельзя было никаким иным способом, кроме как стрельбой. А сейчас он не мог стрелять, так что ему оставалось лишь надеяться на то, что фирма "Юнертл" делала по-настоящему прочные прицелы, которые в состоянии вынести то, чего не выдержало остальное оборудование.
