– И ты, конечно, ничего не знаешь, Баскаков?
– Ви-иктор Тарасыч! Откуда?! Я – солидный человек, а вы меня о погроме спрашиваете, о каких-то штурмовиках! И почему – меня? Я здесь такой же гость, как и вы. Ложкин!!! Эй, Ложкин, пст' сюда! – и пренебрежительным жестом: эти тарелки-чашки-бокалы убери, другие принеси. – Вот и Юрий Аврумович не даст соврать.
– Не дам, Виктор Тарасыч, не дам.
– А что было, то прошло, Виктор Тарасыч. Времена, сами знаете, изменились. Раньше, да, все козыри были у вас, а теперь – одни шестерки. У, как дал! – оскорбительно среагировал сквозь капитана Гуртового на финт видео-Косуги за спиной гостя.
– Здесь до недавнего времени работала Ким. Яна Ким. В варьете.
– Да-a? Может быть, может быть. У нас сейчас многое поменялось. Ложкин, знаете ли… Новая метла… А что, Виктор Тарасыч, девицами интересуетесь? Кассетку сменить? Есть чудесный балет. Современный, эротический. Без грязи. Весьма вдохновляет. Поставить?
– Нет. – Ни взглядом, ни жестом не отреагировал Гуртовой на «видик», однако… – Кстати, сестренка этой Ким, пожалуй, квалификацией повыше… – умаляя многочисленные достоинства экранного ниндзя.
– В жизни очень часто бывает, как в кино, но в кино очень редко бывает, как в жизни, Виктор Тарасыч, – изрек Бакс, прихлебывая джус. – Насколько я знаю и помню, сестренка допрыгалась со своей квалификацией. Нет?
А капитан Гуртовой в ответ смолчал, но сказал – взглядом: про то, что капитан Гуртовой знает и помнит нечистую историю с трупом Паши Климова, знает и помнит эквилибр Чилингарова, отмазывавшего Стасика Ли на предварительном следствии, знает и помнит очень многое, лишь доказать не может. И еще сказал взглядом капитан Гуртовой: помнить ты помнишь, Бакс, но не все знаешь на данный момент – уж это-то я тебе с удовольствием дам понять, но не скажу. Гадай, Бакс, настораживайся, безупречный!
– Как вы все тогда поужинали, Баскаков? Вкусно?
– А! Вкусно. Зря вы нам компанию не составили.
– Товарищ капитан, вероятно, желает намекнуть, – закуражился Юрия, профессионально прощупывая, – что, ужиная, мы наслаждались варьете и не могли не заметить интересующую его девочку. Только мы ужинали в этом кабинете. Так что девочки варьете нас не особенно и…
– Разве? Разве я на что-то намекнул? Хотя… будь мы в кино, а не в жизни, можно было бы… Этакий боевичок. Две группировки, одна не уступает другой свою территорию. Тогда та, другая, похищает и прячет человечка, чтобы дать понять. Ценного человечка, «звезду». А когда нужной реакции не следует, налетают крепкие ребята, крушат-громят. М-да… Но пострадавшая группировка тоже не промах, у нее всегда остается возможность ответить. По-своему…
– Кино! – неуязвимо, превосходяще хмыкают оба-два.
– Кино, кино… – соглашается Гуртовой. – А что, может, девочка и сама ушла на все четыре. И ничего страшного, ничего криминального.
– Уж чего нет, того нет! – подхватывает Юрия. – Ее ведь и в городе потом видели. Так, товарищ капитан?
– Видели, видели. А когда – потом? После чего?
– Потом… – мазохистски скользит по лезвию Юрия. Своеобразное наслаждение, утонченная натура, «маргаритка».
– Потом так потом. Не жалеете?
– О чем? Ложкин! Ло-ожкин! Пст' сюда! Ты не жалеешь? Вот тут капитан говорит: раньше, не при тебе, варьете было покруче нынешнего.
«Как скажете»… «Хозяин»-Ложкин на побегушках.
– Ладно-ладно, иди! – откомандовал Бакс. – Так что, Виктор Тарасыч, кофе подавать? А потом, если желание появится, варьете посмотрим. У нас новая «звездочка» – не хуже прежней. Ложкин! Ло- ожкин! Наш зайчик уже появился?.. – и состроил озабоченность, пока запыхавшийся Ложкин что-то такое прощептывал в ухо.
Балаган! Нет, не надо подавать кофе. Пойдет, пожалуй, капитан Гуртовой. Дела, дела…
– Да какие дела! Только-только разговорились! Когда еще свидимся!
– Скоро.
– А что так? – ис-с-скренний интерес и готовность немедленно помочь.
– Вас пригласят. На опознание. Трупа.
Он, капитан Гуртовой, демонстративно тянет паузы между словами, следя: тепло-тепло-горячо.
Бакс – тот просто неприятно удивлен.
А Юрия – тот, не сказать, испуган, однако… готов, что ли, был? К чему?
– Зарубин Валерий Сергеевич. В городском морге. А твой «мерседес», Баскаков, на площадке ГАИ.
– Алло! Москва! Глеб Леонидович! Баскаков…
Сколько лет, сколько зим! Нет, пока не в Москве. Я у себя. Но двадцать первого буду. Непременно. Телефонограмму принял. Да, буду. Если ничего непредвиденного не произойдет. Мало ли… Всякое. Палки в колеса… Вот-вот. Моя милиция меня бережет. Это у вас в столице. А у нас, грешных, все как было, так и по-старому… Да зачем я вас буду утруждать! У меня есть люди, которые умеют обижать… Да зачем вам: в общих чертах! Ну, Гуртовой. Капитан, Зам по оперативке. Он, понимаете…
Капитан Гуртовой – зам. У каждого зама есть начальник. У каждого начальника есть вышестоящее руководство. Аж в Москве, аж… жуть представить!
Так что ничего не остается Гуртовому, как получить нагоняй на ковре у местного начальства по сигналу, полученному из Москвы.
И ведь даже дверью в сердцах не хлопнуть! Только и отдушина – коллеги, прячущие глаза, малой Степа, по молодости-неопытности пробующий не спрятать, а выразить сочувствие:
– Товарищ капитан, а? Виктор Тарасыч?
– Что?! Да я на земле работаю! Все сроки переходил! Кафтан прожженный! А этот хрен московский!..
Телефон звякнул.
– Да! – рявкнул Гуртовой. – Нет!
14
А в квартирке с зашторенными окнами тоже надрывается телефон. Но никто трубку не снимает. В той самой квартирке, где окна в окна показывала «кино» обитателям Теремка нимфоманка с фригидным взглядом, Зайчик, Зоя Лапиньш.
Есть ли кто в квартирке?
Вроде лежит кто-то на тахте, голова под подушкой, поза – эмбрион, высунувшийся было на белый свет и туг же обратно спрятавшийся. Шли бы вы все!
А в квартире у Боди – колотун. Уже вечер, уже свежо. А окно нараспах, занавеска привидением мечется. И вообще разгром еще тот. И телефон валяется кое-как – трубка, пружинящая на шнуре, коротко попискивающая мышью.
– Не отвечает. Зайчик не отвечает. А у Боди занято… – докладывается Юрия.
– Что с этой… Ким? – пристрастно требует Бакс.
– Баксик, все нормально. Ба-аксик! Ну что я, себя буду подставлять?! Или тебя? Ты же сам сказал…
– Что я сказал?! Я сказал: позаботьтесь о ней!
– Ну?
– Что – ну?! Что – ну?! Где она?! Юрия, ты меня знаешь, я тебя спрашиваю очень редко. Мне и Зайчик звонила… Где она, кстати? Эта-то тварь куда подевалась?! Если она свою пасть минетную раскроет, то… гляди, Юрия… Я-то… – и умыл руки. С гуся вода.
– Баксик, ты же сам сказал…
– Позаботьтесь о ней! – надавил Бакс. Он только это имел в виду, когда сказал: «Позаботьтесь о ней».
– Ну? Зайчик ее прихватила. Потом Бодя ее принял… Может, и увлекся, не исключено…
– Ув-лек-ся. Это как?
– Ба-аксик! Без проблем, клянусь. Бодя ее вывез и Члену сдал с рук на руки в полном порядке. А Член сказал, что высадил ее почти у общежития. Ее ведь потом видели, Баксик. У меня разведка. Видели ее.
– Ее?
– А кого?! Ты же знаешь, если я что-то планирую…
– Член, говоришь?..
Пауза повисла. Да-а, теперь и не потрясешь… хм. Членом… чтобы допытаться: верно ли, довез? верно ли, высадил? невредимую ли?
– Бодя, говоришь? Где Бодя?! Что за бардак вообще?! Никого не найти! Член! Зайчик! Бодя! Черножопые снова зашевелились! Где бойцы?! Загривки наедают в кабаке?! К хренам у-во-лю! Понял меня, Юрия?! Звони! Звони, пока не дозвонишься!
– Какой ты гру-убый и… Занято там.
Уставился Бакс на Юрию тем самым прозрачнопронизывающим взглядом: может, мне самому еще и на станцию сбегать, чтобы номер проверили, неполадки на линии устранили?!
Понял. Все понял Юрия:
– Я «жигуль» возьму?
– Пшел! И учти… – напоследок еще раз умыл руки, еще раз подчеркнув свою полную непричастность, если что.
А что?
К мышиному попискиванию трубки в квартире Боди добавился зуммер – в дверь.
Никто и никак не шелохнется. Только занавеска.
Юрия утомился нажимать на кнопку и прислушиваться. Закопошился в карманах – ключ-то у него есть! Все-таки они с Бодей не чужие друг другу.
Открыл. Встал на пороге. Накатило. Холодно, жутковато, странновато, чужо.
Кавардак неимоверный. Темно к тому же. Того и гляди споткнешься-навернешься.
Да, споткнулся. Повалился с грохотом на… на что- то. На что? Зашлепал ладонью по полу, нашарил шнур опрокинутого торшера, щелкнул. И…
… лицом к лицу, глаза в глаза с Бодей. В обнимочку. Напоследок. Глаза у Боди – уже пленочные, уже мертвые. И давно.
Сложная гамма чувств. Не заорал Юрия благим матом, только айкнул и заныл-заныл, всхлипнул. Бодя! Бо-о-дя! Ы-ы-ы…
– Примите вызов. Труп в квартире. Бордюрная, восемь. Квартира четырнадцать. Пятый этаж. Я. Чилингаров Юрий Аврумович. Да, ничего не трогаю. Я знаю. Жду.
