Он снова бросил взгляд через улицу. Подъехала машина, и к магазину засеменила женщина. Вскоре она снова появилась в дверях с пакетом в руках, села в машину и уехала. Тимо почувствовал укол чего-то, что не было связано с его недомоганием. Это была скорбь и траур по себе в прошлом: по дисциплинированному и прилежному студенту философии с ясными глазами. Тому, кем он был прежде, до наркотиков.
Тимо вышел из тени и, сгибаясь под порывами холодного ветра, направился к магазину, крепко сжимая в ладони рукоятку пистолета.
Покончив с любовными утехами, Фабель и Сюзанна перешли в гостиную и устроились перед окном. Какое-то время они сидели, глядя на темные воды Альстера и играющие на его поверхности блики. Затем Сюзанна склонила голову ему на плечо, он же постарался не подавать вида, что по какой-то непонятной причине ему это неприятно. Это его удивило. Он ощутил раздражение и беспокойство и на мгновение почувствовал непреодолимое желание броситься к машине и уехать, не важно куда, только бы из Гамбурга и вообще из Германии. Такое с ним уже случалось и раньше, но он всегда сваливал это на нервные перегрузки на работе и желание оказаться подальше от всего этого ужаса и напряжения. Но разве сейчас все не было иначе? Ему осталось доработать всего несколько недель, и он станет совершенно свободным. Тогда откуда это чувство паники? Почему он все время думает не о новой, прекрасной жизни, в которой не будет места убийствам, а о той папке, что лежит на столике под газетой?
— Как прошла встреча с Роландом? — спросила Сюзанна.
— Было много чего сказано. Барц стал очень разговорчив. Не знаю, умеет ли он так же хорошо слушать, но по болтливости ему нет равных.
— А мне казалось, что он тебе симпатичен. — В словах Сюзанны чувствовалась настороженность. Фабелю приходилось следить за собой при каждом упоминании о будущей работе — ситуация была такова, что любое сомнение в его голосе могло спровоцировать ссору.
— Так и есть. То есть так было в детстве. Но люди меняются. Сейчас Роланд Барц — совсем другой человек. Но с ним все в порядке. Просто он слишком возомнил о себе.
— Он предприниматель, а они все такие, — заметила Сюзанна. — Его фирма не стала бы преуспевающей и он не смог бы предложить тебе такой оклад, если бы его мучили сомнения. В любом случае совсем не обязательно любить того, с кем работаешь.
— Все в порядке, — заверил Фабель. — Честно. И не переживай — я не собираюсь оставаться в полиции Гамбурга. Я сыт этим по горло. — Он сделал большой глоток пино гриджио, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Он никак не мог выкинуть из головы печальное, растерянное и полное отчаяния лицо Георга Айхингера. Лицо, стоявшее у него перед глазами на протяжении всего ужина с Барцем.
— Что-то не так? — спросила Сюзанна, уловив его вздох.
— Никак не идет из головы Айхингер и весь тот бред, что он нес перед тем, как застрелиться. Он говорил, что понял, проснувшись, что он не настоящий. Что, черт возьми, он имел в виду?
— Деперсонализация. Мы все в какой-то мере ей подвержены. В основном через стресс и переутомление. В случае Айхингера, возможно, все было гораздо серьезнее. Не исключено, что у него развилась диссоциативная фуга.
— Мне казалось, что это происходит, когда люди теряют память. Просыпаются словно в новом городе, с новой личностью или при отсутствии таковой.
— Подобное иногда тоже случается. Сильное нервное потрясение может вызвать нарушение целостности личности. Защитная реакция на отрицательные эмоции проявляется у них в блокировке памяти, вследствие чего такие люди не в состоянии вспомнить, кто они такие. И они начинают осознавать себя как новую личность, пока без биографии.
— Но Айхингер не терял память!
— Да, это так. Но если бы он не покончил с собой, то мог бы выйти в дверь и просто исчезнуть. Не только для окружающих, но и для себя тоже.
— Видит Бог, сколько раз мне хотелось сбежать от себя самого. И когда я стоял перед Айхингером, нажимавшим на курок, был именно такой случай, — горько улыбнулся Фабель.
— Собственно, ты и пытаешься убежать от самого себя в определенном смысле. И это случится, когда ты в последний раз закроешь за собой дверь в своем кабинете и перестанешь быть полицейским.
— Понятно… — протянул Фабель и сделал еще глоток. — И оставить все на попечение брайденбахов.
— Кого?
— Нового поколения, — ответил Фабель, отпивая вино.
Стефан остановил машину у круглосуточного магазина при бензоколонке. Он закончил работу всего час назад и чувствовал себя просто отлично: побрился, принял душ, надел новую рубашку и надушился лучшим одеколоном. Он позвонил Лизе и получил приглашение прийти и остаться на ночь. Из магазинов, работавших так поздно, причем всегда имевших хороший ассортимент вин, он знал только этот.
Они встречались уже пару месяцев. Лиза была просто восхитительна. С ней было весело. В меру умная и к тому же хорошенькая. Их связь совсем не обременяла, и Стефану нравилось ее общество, однако в последнее время ему все чаще стало казаться, что Лиза подумывает о переводе их отношений на более серьезный уровень. А этого ему как раз и не хотелось. Во всяком случае, в данный момент. Ведь все и так хорошо, так зачем что-то менять? Хотя иногда он признавал, что в этом есть свой смысл. Однако пока единственное, чему Стефан относился серьезно, была работа. Он старался объяснить Лизе, как для него важно быть полицейским. Через пару месяцев ему предстояло сдавать экзамен на чин комиссара, и подготовка к нему требовала серьезных усилий. Но уж только не сегодня. Сегодня он будет отрываться и вообще оттягиваться. Но сначала надо прикупить винца.
Едва переступив порог магазина, Стефан понял: что-то не так.
Внутри было всего два человека, и оба посмотрели на него, услышав, как звякнул колокольчик на двери. У стойки замер худощавый длинноволосый парень в грязной одежде, за прилавком застыл средних лет турок. Оба мужчины напряженно молчали. Молодой человек резко повернулся, и Стефан увидел в его глазах испуг, а в руках наведенный на него пистолет.
— Спокойно… — стараясь сохранять хладнокровие, прошептал он.
Лихорадочно вспоминая инструкции, он быстро оценил уровень опасности и постарался заметить как можно больше деталей, чтобы выстроить правильную линию поведения. «Вальтер Р8» представлял собой, в сущности, антиквариат. Хотя нет, для Р8 ствол был коротковат. Значит, Р4, принятый на вооружение в полиции Гамбурга сразу после войны. Как бы то ни было, пистолет был старым, и, судя по внешнему виду, за ним не следили. Однако из этого отнюдь не следовало, что ствол находится не в рабочем состоянии.
— Не надо нервничать, — нарочито равнодушно обратился он к парню с затравленным взглядом и грязными волосами, понимая, что тот был более всех испуган создавшейся ситуацией. Стефан вспомнил, как вел себя обер-комиссар Фабель во время инцидента в Йенфельде. — Будем сохранять спокойствие.
Стефан видел, как дрожали у грабителя руки. Вокруг безумных глаз красные круги. Наркоман. Отчаявшийся и напуганный. И Стефан знал, что оружие в руках испуганного человека намного опаснее, чем разозлившегося. Стефан прикинул, каковы шансы на то, что пистолет даст осечку или что наркоман промахнется, если все-таки ему удастся произвести выстрел.
— Стойте на месте! — крикнул наркоман Стефану.
— Я так и делаю, — спокойно заверил его Стефан.
— Ты, — обратился наркоман к турку, — переложи все деньги из кассы в пакет.
Турок и Стефан обменялись взглядами. Он много раз обслуживал Стефана и знал, что тот был полицейским. Турок достал все деньги из кассы и сложил в пакет. Наркоман протянул за ним свободную руку, продолжая держать под прицелом Стефана.
— Хорошо. Теперь — с дороги! Я ухожу. — Юноша попытался придать своему голосу уверенность.
— Я не могу этого позволить… — тихо произнес Стефан.
— Какого черта?! Убирайся с дороги!
— Я не могу этого позволить, — повторил Стефан. — Я полицейский. Мне наплевать на деньги. И я даже не стану препятствовать твоему уходу. Но я не могу допустить, чтобы ты ушел с пистолетом и, таким образом, и далее представлял собою угрозу для общества.
— Ты коп? — Юноша разволновался еще больше. Его буквально трясло. — Чертов легавый? — Он повернулся к турку и направил пистолет на него. — А как насчет этого члена общества? Что, если я пристрелю его прямо сейчас, потому что ты не даешь мне уйти?
Стефан посмотрел на турка. Тот стоял с поднятыми руками, но Стефан видел, что со своим страхом он справляется намного лучше наркомана с оружием.
— Тогда ты лишь укрепишь меня в моем решении: тебя нельзя отпускать. То есть мне придется уложить тебя.
