— Вот вы… право, как-то вы все это нестандартно повернули… — с сердитой растерянностью пробормотал заведующий. — Не думаю, что это вызовет бурю восторга у сотрудников — даже тех, кто действительно пострадает с уходом Салыкова… Однако мне нужно пообщаться с людьми, я сразу так не готов вам…
— А сразу и не надо, — великодушно разрешил Александр Евгеньевич. — Завтра на совещание ко мне не надо — я сам к вам подскачу. Собери в 9.30 весь филиал, поговорим. Только мне без агитаций там, смотри! Дело сугубо добровольное, никакого принуждения. Насчет суда и не заикайся — я проконсультировался с нашим юристом (тут президент, мягко говоря, несколько преувеличил — сами понимаете, идея пришла к нему совершенно спонтанно, какие могут быть консультации!). Хочешь порадеть за товарища, веришь, что он оступился ненароком, — пиши. Не веришь — пошел товарищ в жопу, премия дороже. А то смотри, может, мы и разговор зря ведем и тебе уже перехотелось за Салыкова просить?
— Я, право, затрудняюсь… — признался заведующий.
— Ты мне это «право» брось — это слово-паразит, — назидательно пожурил подчиненного Александр Евгеньевич. — В любом случае — если передумаешь, позвони завтра до 9.00 Чтобы я не тратил время на езду в ваши края. Все — бывай, не кашляй…
Вот так мимоходом расправившись с делами, Александр Евгеньевич резко крутанулся в кресле к небольшому плакатику, пришпандоренному на стене сбоку от рабочего стола — чтобы не бросался в глаза посетителям. И, завершая рабочий день давно сложившимся ритуалом, с удовольствием озвучил содержание плакатика, стараясь подражать некогда слышанному в тайшетском поселковом клубе суровому социалистическому поэту, с надрывом вещавшему ужратым в дрезину бамовцам о сказочной романтике железных магистралей, гармонично сочетающейся с необходимостью ударно трудиться во благо Родины.
… Нервы в кулак — чувства в узду, работай — не ахай!
Выполнил план — посылай всех в п…ду! Не выполнил — сам пошел на х…и!
В. Маяковский
Многие, кто имел в фирме право голоса, сильно сомневались в подлинности авторства В. Маяковского и вообще за плакатик этот скандальный Сашу порицали. Но он упорно боролся с такими порицателями и снимать плакатик не желал: там был, помимо текста, карикатурно изображен расхристанный мужлан сельскохозяйственного типа с шалыми глазами, молотком в одной руке и бутылкой водки в другой. И знаете, глядя на изображение, у каждого сразу создавалось поразительное впечатление, что мужик закончил работать, молоток собирается упрятать в ящик с инструментами, а водку выпить — с глубоким чувством исполненного долга. Плакатик за пять минут накатал большой друг Саши — какой-то безвестный столичный карикатурист, который всегда говорил ему что-то типа: «От тебя прет первобытной силой, здоровьем и чистотой. Храни это. Не давай окружающим урбанизировать твою самобытную натуру…» Карикатурист тот вскорости помер. Теперь снимать плакатик — вроде как предать память о хорошем человеке. Вот и пусть себе висит, напоминает о смысле бытия.
Солидарно подмигнув мужлану на плакатике, Александр Евгеньевич в предвкушении полноценного отдыха потер ладони, подвинул к себе мобильник и занялся организацией предстоящего вечера.
Сначала позвонил коммерческому директору — Назаряну, который третий день грипповал без выезда на работу. Как раз в этот период по столице прошуршал какой-то вздорный вирус, избирательно зацепивший преимущественно почему-то рыхлотелых толстяков, страдавших чревоугодием и малой подвижностью.
— Я болею, — с ходу начал качать права Назарян, услышав в трубке голос шефа. — Да и рабочий день уже — того. Ты мне еще пару дней дай поваляться, в пятницу буду — как огурчик.
— Мне нужно алиби на сегодняшний вечер. Выручай, Карен, — пропустив тираду коммерческого мимо ушей, попросил Александр Евгеньевич.
— На какой период? — несколько настороженно уточнил Назарян — тертый хитрован в житейских делах, все схватывающий с полнамека, но вечно опасающийся каких-либо подвохов. Согласитесь, если человек звонит и просит организовать алиби, значит, есть все основания предполагать, что он планирует заняться какими-то неблаговидными делишками и косвенно собирается втянуть тебя туда же.
— От семи вечера и до полуночи. Для Ирины. Понимаешь — ее предки опять званый ужин устраивают…
— А-а, вон что, — облегченно вздохнул Карен — он прекрасно знал о непростых отношениях президента фирмы с номенклатурным окружением Ирининых родителей. — Ну, заметано. И где мы?
— Поехали к нужным людям, которые могут помочь с землей для расширения районного филиала, — простецки выдал Александр Евгеньевич. — Настолько нужные люди, что пришлось больного из дома вытаскивать. Угу? А детали сам придумай, мне завтра скажешь. Только вот с Анжелой — как?
— Давай уберем, — понизив голос, предложил Карен. — Она в последнее время слишком много болтает. Сколько сейчас стоит «заказать» толстую вредную армянку с тремя фарфоровыми зубами?
— Армянские шуточки, — оценил Александр Евгеньевич. — А серьезно?
— Серьезно? — коммерческий как будто призадумался, затем с воодушевлением выдал:
— Ага! Прокачусь-ка я в «Апэнддаун»! Три дня валяюсь — со скуки чуть не сдох. А Анжеле скажу, что с тобой — к людям. Если что, подтвердишь. Давай я сейчас пройду на кухню, а ты позвони еще раз. Анжела как раз на стол собирает — мы ужинать будем. А я повозмущаюсь — поужинать не дал, больного из дома вырвал. Идет?
— Вот черт… ну, ладно, давай, — без особого энтузиазма согласился Александр Евгеньевич — возможная перспектива общения со своенравной женой коммерческого, патологически не переносившей нарушителей домашнего распорядка, совсем не вписывалась в атмосферу маленького мужского праздника, обещанного шестичасовой свободой и грядущими приятными приключениями. Но, как известно, бесплатные пирожные бывают лишь в гуманитарной помощи слаборазвитым регионам — такое алиби, как Анжела, следовало заработать.
Алиби удалось вырвать без особых эксцессов — общаться с Анжеликой не пришлось. Хитромудрый Назарян чего-то наплел своей супружнице, сердито буркнул в трубку: «Сейчас выезжаю», — и отключился.
— Ну, слава богу, — возрадовался Александр Евгеньевич, однако не преминул ворчливо добавить:
— В «Апэнддаун», видите ли, ему приспичило. Мерин старый…
Второй звонок был по существу: Ибрагиму. Вот тут получилась небольшая заминка, чреватая срывом тщательно спланированного мероприятия.
— Извини, дорогой, сегодня не получается, — виноватым голосом сообщил Ибрагим. — Понимаешь — друзья попросили. Хорошие друзья, никак нельзя отказать — обидятся. Я же не знал, что ты сегодня захочешь. Почему заранее не предупредил? Я бы что-нибудь придумал.
— Вот так номер… — озадаченно пробормотал Александр Евгеньевич. Ибрагим с утра инспектировал пригородные АЗС, в головном офисе не появлялся, а специально вызванивать его для решения такого интимного вопроса было как-то недосуг, неудобно, небезопасно. Кроме того, в течение дня Александр Евгеньевич еще не мог поручиться, что удастся уговорить повелительницу избавить его от присутствия на ненавистном званом ужине. Да и сложившаяся за полгода установка подвела — до сего момента «блатхата» Ибрагима в любое время была готова верой и правдой послужить президенту «Иры». — Вот так ничего себе… А тебе Адил ничего не говорил?
— Я его уже три дня не вижу, — печально доложил Ибрагим. — Молодой, ветер в голове — сказал же, приходи каждый день кушать, обедать, ужинать. Не приходит. Бывает, на неделю пропадет — потом говорит, что занят — экзамены там, зачеты, туда-сюда… Что с этой молодежью творится — вообще головы на плечах нет!
— Ну и что мне теперь — номер в гостинице снимать? — сердито воскликнул вконец растерявшийся Александр Евгеньевич — до сих пор ему ни разу не приходилось опускаться до решения таких, казалось бы, мелочных и незначительных вопросов, которые требовали наличия определенного житейского опыта и специфической практики. — Ну… хоть подскажи, куда там поехать, чтобы… Чтобы никто не знал и прилично было… Вот черт!
— Зачем гостиница, дорогой? — обиженно воскликнул Ибрагим. — Место всегда есть, это не проблема. Просто обидно, что так получилось, нехорошо как-то получилось, неожиданно… А место есть — тоже, между прочим, неплохое место, тихое, спокойное, приличное…
— Адрес давай, — буркнул Александр Евгеньевич, вытягивая из органайзера карандаш и доставая блокнот — потом нужно будет запомнить и стереть, как бы Мамочка не залезла ненароком.
Ибрагим продиктовал адрес. Александр Евгеньевич, хорошо знавший расположение улиц ставшего родным города, несколько просветлел лицом: имелось затаенное опасение, что экстренно обнаружившаяся «явка» Ибрагима будет располагаться у черта на куличках — где-нибудь в Южном Чертаново або в Северном Бутово, и окажется каким-нибудь гнусным вертепом, набитым венерическими малолетками и обкуренными казбеками (так Саша, слабо разбиравшийся в национальных особенностях кавказских народов, навеличивал всех подряд кавказцев, включая и соплеменников Ибрагима — ингушей. А хитромудрого Назаряна, между прочим, кавказца тоже, он к данной категории и не думал относить, потому как столичные армяне давненько перестали быть для всех явно выраженными носителями этноса и трансформировались в коренных москвичей). Против ожидания адрес оказался в районе Крымского Вала — двадцать минут езды от головного офиса «Иры», если по прямой и без автопроисшествий.
