"...они больше не сидят на своей скамье в парке, солдат. Где же они? Чем они заняты? Чем занимаются? Я попытался узнать это для тебя, но мне не удалось. Они встречаются около восьми возле их скамьи, но затем исчезают. Иногда он провожает ее домой около двенадцати, иногда позже. Где они находятся в этом промежутке времени?
"Она тебе изменяет, солдат! Пошли ей прощальный поцелуй..."
Его командир ел за завтраком копченую селедку. Она пришлась ему по вкусу. Его командир имел мозоль на левой ноге, и сегодня она особенно беспокоила его из-за перемены погоды. Командир не ударил лицом в грязь. Бэкки имел угрюмый вид. Он ненавидел солдат с любым лицом... вообще ненавидел солдат. Вообще был ненавистником.
Лет десять назад от него ушла жена. С тех пор он желал, чтобы всякого мужчину оставляла жена. Он завидовал всем мужчинам, жившим в счастливом браке.
Он выслушал все благосклонно.
– Ну, естественно, – успокаивающе сказал он. – Для этого мы и существуем. Выслушаем вашу персональную проблему и поможем вам. Мы охотно прекратим для вас войну... или, по крайней мере, на короткое время приостановим ее... пока ваши личные дела не придут в порядок. Я немедленно пошлю телеграмму в Вашингтон... Я уверен, что для такого случая получу согласие... Двух недель будет достаточно? Или вы предпочитаете четыре?.. – А потом словно ударил плеткой: – Убирайся вон! Заявление отклонено! Разойдись!
– Есть, сэр!
Солдат Пэдж отдал честь, повернулся на каблуках и вышел. На улице он был вынужден на минуту прислониться к стене. У него закружилась голова.
Рано на рассвете лагерный туалет был безлюден и пуст, от стен струился ледяной холод.
Он вошел в умывальню в брюках и нижней сорочке. Осмотревшись кругом, он убедился, что поблизости никого нет. Затем он вынул из кармана брюк пистолет и положил его на край раковины. От его дыхания в воздухе поднималось небольшое облачко пара. "Ну, надо поторопиться. С этим надо поскорее кончать".
Он закурил сигарету, которую приготовил именно для этого момента, и стал ходить взад и вперед, как дикий зверь в клетке.
Бросив сигарету, он придавил ее ногой, затем схватил пистолет. Он решил покончить с собой. Он хотел немного покоя.
Рассохшаяся дверь, которая несколько раз тихо приоткрывалась и закрывалась, вдруг резко распахнулась. Его товарищ Робин бросился к нему. Он схватил поднятую руку Пэджа и вывернул ее за спину. Пистолет упал на пол. Затем он прижал Пэджа к умывальнику и ударом ноги отбросил подальше оружие.
Они возились недолго.
– Я так и знал, что здесь что-то неладное, – с яростью сказал запыхавшийся Робин. – Я все время наблюдал за тобой.
– Иди ты к черту! Кто тебя просил помогать мне?
– Когда ты прочитал это письмо и сидел, закрыв лицо руками, уже нетрудно было догадаться, что ты замышляешь.
– Оставь меня в покое! Ты не сможешь меня удержать!
– Успокойся! Лучше умойся холодной водой.
Он заставил Пэджа подставить голову под струю воды.
– Ну, так, – сказал он, когда его товарищ пришел в себя, – как ты теперь чувствуешь себя?
– Я больше не могу, Робин, – устало ответил он. – Я не могу этого вынести. Я уже не могу спать по ночам...
– Все это очень хорошо, но тогда повидай этого мужчину. Съезди туда и выясни все сам. Убедись сам. Но только больше так не поступай.
Он сделал энергичный жест и пожал плечами.
– Кто знает? Может, все это брехня.
Пэдж вынул из кармана скомканный лист бумаги и показал тому.
"Они встречаются около 8 часов возле своей скамьи, затем куда-то уходят. Иногда он провожает ее домой около двенадцати, а иногда и позже..."
– Все это правда, – с горечью сказал он.
– Тогда все равно поезжай. Для чего в конце концов ты имеешь кулаки? Отвоюй ее. Надо обязательно бороться за женщину, если хочешь ее сохранить. Со мной случалось подобное. Я дал одному парню отличный удар в подбородок и на этом дело было закончено. С тех пор, – он щелкнул зажигалкой, – больше не было ни малейших неприятностей. Она сидела дома с раннего утра до позднего вечера и присматривала за детьми.
– Мне не дали отпуска.
– Что еще за отпуск? У тебя есть ноги или нет? Можешь ты ходить по улице или нет? Ты должен твердо для себя уяснить: хочешь ли ты ее сохранить?
– Зачем же тогда я хотел лишить себя жизни? – произнес Пэдж.
Немного не доходя до деревни, он сменил военную форму на костюм, который раздобыл ему Робин, и надел шляпу. Наступил рассвет. Он дошел до железнодорожной станции и посмотрел расписание поездов. Ближайший поезд отходил в шесть вечера, значилось там. Он вышел на шоссе и остановил грузовик, на котором доехал до ближайшей станции. Там он сел на утренний поезд.
– В котором часу мы прибудем? – спросил он проводника.
– В 20.15, – последовал ответ.
– В котором часу ты должна с ним встретиться? – спросила Рыжуха.
– В 20.30, – ответила Зарон.
Рыжуха выглядывала из-за спинки кровати и смотрела на Зарон, которая молча укладывала вещи в чемодан. Она внимательно наблюдала за ней.
– Итак, ты уходишь навсегда, – заметила она наконец.
Зарон кивнула.
– Так будет, пожалуй, лучше всего.
– Я надеялась на что-то лучшее, – пробормотала Рыжуха.
Зарон повернулась.
– В чем дело? Ты имеешь что-нибудь против этого?
– Это твое дело.
– Значит, ты находишь это неправильным? – Она захлопнула чемодан. – Не ожидала услышать это именно от тебя. От женщины, которая каждую неделю заводит себе нового любовника.
– Наверное, потому, что я кое-что понимаю в так называемой любви... Ты же ничего не понимаешь. Меня это так глубоко не трогает. На следующее утро я встаю такая же, как и прежде. А ты? Ты совсем потеряла голову.
Зарон подняла чемодан и пошла к двери.
– Почему ты так все воспринимаешь? – настойчиво спросила Зарон Рыжуха.
Зарон открыла двери.
– Не спрашивай меня. Я не могу по-другому.
Рыжуха последовала за ней вниз по лестнице.
– Видно, это единственный способ отделаться от него, не так ли, Зарон?
– От него? От кого?
Затем она опомнилась.
– Ах, да. От НЕГО!
– Однажды я прочитала твое письмо. Не нарочно. Просто ты его куда-то положила, а я случайно нашла. Как ты можешь так поступать с этим мужчиной?
Зарон поставила чемодан и глубоко вздохнула, как бы желая раз и навсегда как-то объяснить.
– Слушай. Когда-то я вышла за него замуж. Теперь он чужой для меня. Сейчас я только помню имя этого человека. Это бессмысленно. Теперь я даже не могу вспомнить его лица. Я не могу иметь сочувствия к тому, кого я действительно совсем забыла...
– Зарон, сделай мне еще одно одолжение. Последнее одолжение. На прощание, а?
– Нет, если из-за твоей просьбы мне придется все бросить.
– Нет, нет, но подожди еще полчаса. Дай ему этот маленький шанс. Может быть, он где-то задержался или случилось что-нибудь непредвиденное. Сделай это ради справедливости.
Зарон посмотрела на нее, потом отодвинула ногой чемодан к стене.
– 15 минут, – равнодушно сказала она. – И только ради уважения к тебе. Я правда, не знаю, приведет ли это к чему-нибудь хорошему, поскольку ты просишь таким дрожащим голосом, то я не могу тебе отказать. Пойдем в холл, послушаем пластинку. Но предупреждаю тебя, я буду считать секунды.
Она внимательно посмотрела на свои часы.
– 15 минут ради любви, а потом пусть она умрет и не воскреснет.
Поезд остановился теперь у какого-то полустанка.
Стремясь продолжить свой путь с максимальной скоростью, он открыл дверь вагона и выскочил на платформу.
– Что случилось? – спросил он. – Долго мы будем стоять? Мы уже стоим 14 минут.
– Откуда я знаю! Я только машинист. Если я вижу красный свет, то я должен стоять.
Затем машинист осмотрел его с ног до головы, его старую шляпу, засаленную куртку, брюки.
– Вы могли бы, пожалуй, подождать... Другой в вашем возрасте служил бы в армии.
– Заткни пасть! – крикнул он и пригрозил кулаком своему собеседнику, изумленному таким поворотом дела.
Затем внезапно перемахнул через перила, сбежал по лестнице и исчез в темноте. Машинист посмотрел ему вслед и пожал плечами.
– Поищи себе другой транспорт, – проворчал он.
Темная машина, перевозящая товары, монотонно тарахтела по шоссе. Ее фары освещали обочину, на которой лежала непроглядная ночь. Двое мужчин в кабине застыли в молчании друг возле друга. Их лица вырисовывались бледными овалами на ветровом стекле.
Мужчина за рулем не выказывал никакого желания завести разговор со своим попутчиком: он уже пытался сделать это, но тщетно. Педж сидел с окаменевшим лицом, лишенным всякого выражения. Трудно было догадаться, о чем он думает и что ощущает.
– Не можешь ли ты ехать быстрее? – сквозь зубы спросил он.
– Могу, – холодно ответил шофер, – но я этого не сделаю. Это все же моя машина и это наивысшая скорость для меня по шоссе ночью. У меня жена и дети. Если хочешь быстрее ехать...
