В свитке, найденном Клио и ее отцом в древнем глиняном кувшине в Святой земле, говорилось, что это древнегреческое блюдо украшало некий щит, а позднее попало в сокровищницу Ирода Великого. В правление его сына, Ирода Антипы, оно хранилось во дворце в Махере, где в то время был обезглавлен содержавшийся там в темнице Иоанн Креститель. Позднее Антипа перевез это блюдо в Рим, и оно прошло через руки императоров Калигулы, Клавдия и Нерона.
Исследования Клио показали, что Нерон, убежденный, будто это блюдо обладает особыми магическими свойствами, перевез его из Рима в Субиако и спрятал в знаменитой пророческой пещере за долиной Анио, непосредственно перед своим летним дворцом. После его убийства блюдо спокойно хранилось в пещере почти пятьсот лет. Но в пятом веке в этой самой пещере поселился знаменитый маг и отшельник, позднее названный святым Бенедиктом. По мнению Клио, обнаруженное там блюдо попало в руки монахов бенедиктинцев, и благодаря этой священной реликвии они завоевали популярность в германских землях и стали влиятельным монашеским орденом в континентальной Европе.
Первая встреча Иеронима Бена и его давно пропавшей приемной матери Клио произошла не так, как каждый из них мог представлять. Она, не растерявшая в свои пятьдесят пять лет красоты, составила прекрасную пару ему — поразительно красивому сорокалетнему белокурому голландцу. Но Иероним быстро понял, что, подобно ему, Клио хотела восстановить справедливость по отношению к себе. В сущности, ей не в чем было оправдываться.
Клио рассказала, что в конце лета, как и обещала, вернулась в утопическую общину, но узнала, что община распалась из-за нехватки денег и что ее муж забрал детей и отправился в Голландию. После войны она связалась с голландским правительством и получила уведомление о том, что члены ее семьи, пропавшие во время войны, предположительно мертвы.
Пока Иероним Бен на протяжении тридцати лет лелеял свою ненависть к Клио, строя планы возмещения ущерба и отмщения, она жила в Швейцарии с цыганами, как прежде считая, что все Бены умерли. Недавно она даже удочерила девочку, заменившую ей единственного потерянного ребенка, и собиралась вскоре начать обучать ее древним языкам и методам исследования, к которым саму Клио с раннего возраста приобщил отец.
Узнав, что на самом деле ее родная дочь жива, но отдана тридцать лет назад в сиротский приют и что Иероним Бен за все это время не предпринимал попыток найти сестру, Клио поняла, что сын пошел в отца не только красотой, но и унаследовал его хладнокровный эгоизм. И тогда Клио решила заключить с ним своеобразную сделку.
Она сообщила ему, что поскольку Иероним не приходится ей кровным родственником, то она лично ничего ему не должна. Но если он благодаря своим связям в кальвинистской церкви выяснит, в какой приют отдали его сестру, найдет и привезет ее наконец к матери, то Клио выделит каждому из них приличную сумму из ее богатого состояния. Иероним с готовностью согласился на такое предложение. Но он едва ли ожидал, как дальше будут развиваться события.
Видя, что мы с Вольфгангом пребываем в ошеломленном молчании, Зоя продолжила:
— Давно пропавшая единокровная сестра, на поиски которой отправился мой отец, единокровная сестра, которую он, к большому несчастью для всех нас, все-таки нашел, была той женщиной, на которой он вскоре женился, — Гермионой.
Вольфганг смотрел на Зою с каким-то непостижимым для меня выражением. Потом прищурил глаза.
— Вы имеете в виду, что ваши родители…
— Были сводными братом и сестрой, — договорила за него Зоя. — Но я еще не закончила.
— Мне уже достаточно, — резко сказала я.
Значит, вот почему все эти годы наши родственные отношения держались в таком строгом секрете! Мне действительно стало как-то нехорошо. Я задыхалась. Мне хотелось выйти на воздух. Но Зоя словно ничего не замечала.
— В твои руки попала коллекция этих манускриптов, — сказала она. — Но ты не сможешь ни защитить, ни понять их, если не узнаешь все.
Уголком глаза я заметила, что Вольфганг взял бокал с вином и одним махом опрокинул его в себя. Во время ланча он пребывал в каком-то необычайном смятении и вел себя очень тихо. Я не могла понять, как он относится к рассказу Зои. В конце концов, она была ведь и его бабушкой. Я молила Бога, чтобы подобных сюрпризов больше не было. Что может быть хуже?
— Благодаря своим связям в кальвинистской церкви, — сказала Зоя, — Иероним нашел нужный сиротский приют и выяснил, что его сводную сестру Гермиону в шестнадцать лет отправили вместе с другими сиротами в Южную Африку в качестве невест, заказанных бурами. Война уже закончилась, поэтому он добрался по морю до мыса Доброй Надежды, продолжая поиски. — Пристально взглянув на меня, она добавила: — Кристиан Александр тогда только что умер от полученной на войне раны. Гермиона унаследовала его состояние вместе с обширными рудниками и горнодобывающими концессиями, но одновременно она ждала второго ребенка. Перепуганная и несчастная женщина с двумя детьми осталась одна во взрывоопасной стране. И вдруг появляется потрясающий красавец, Иероним Бен, и заявляет, что он ее кузен…
«Не так быстро!» — мысленно взмолилась я, пытаясь сообразить, что все это значит. Чего-то еще явно не хватало для воссоздания всей картины. И на сей раз все окончательно прояснилось.
— Двое детей? — в ужасе сказала я. — Вы клоните к тому, что Кристиан Александр был отцом обоих сыновей Гермионы — Лафкадио и Эрнеста? Разве такое возможно?
— Да тут и притаился главный обман, — сказала Зоя. — Эрнест единственный сумел разузнать правду о прошлом нашей семьи, хотя ему понадобилось много лет, чтобы понять, какое предательство совершили по отношению к ним с Лафкадио, разделив их в детстве ложью об отцовстве Эрнеста. А на самом деле они были родными братьями, детьми одних и тех же родителей: Гермионы и Кристиана Александра. Эрнест приехал в Европу незадолго до смерти Пандоры и встретился с ней. Он спросил: почему же она не открыла ему правду, которую наверняка знала?
— Мне кажется, вы тоже должны кое-что нам рассказать, — перебила я Зою. — Для начала, как Пандору втянули в нашу историю.
И она так и сделала. Скромный кальвинистский проповедник, сорокалетний Иероним Бен прибыл в Южную Африку летом 1900 года с единственной жизненной перспективой — найти сводную сестру, доставить ее к давно пропавшей матери Клио и получить от своей приемной матери наследство, которое, по его мнению, и так принадлежало ему.
И он нашел свою красивую белокурую сестру — недавно овдовевшую тридцатидвухлетнюю владелицу огромного состояния. В ее распоряжении находились горнодобывающие предприятия и поместья, а также шестимесячный ребенок (дядя Лафкадио) и ожидаемое пополнение (дядя Эрнест). В данной ситуации Иероним увидел для себя огромные потенциальные возможности. Не раздумывая, он вознамерился безжалостно убить разом двух зайцев.
Заявив своей сводной сестре, что искал ее многие годы, Иероним убедил Гермиону в своей страстной любви к ней. Поскольку она осиротела в два года от роду, то не успела понять, что за человек на самом деле ее сводный братец. Он буквально потряс ее воображение: они поженились уже через несколько недель, и он взял на себя управление всем состоянием ее покойного мужа.
Но Иероним понимал, что до привоза Гермионы в Европу следует скрывать, какие именно родственные отношения их связывают, иначе он не сможет заполучить обещанное Клио наследство. Могли возникнуть и еще кое-какие проблемы: если Гермиона расскажет своей вновь обретенной матери об их семейном положении, то обещанное наследство уплывет из-под самого его носа. Более того, как только откроется обман, Гермиона может попытаться разорвать их брак по причине кровного родства. Но Иероним осознал, что ей будет трудно сделать это, если у них появится общий ребенок.
Однако, учитывая то, что они, возможно, не смогут родить совместного ребенка, единственную гарантию полного успеха, придуманную Иеронимом, ему пришлось убедить Гермиону — под предлогом укрепления союза любви — записать его как законного отца в свидетельстве о рождении Эрнеста. И только много лет спустя сам Эрнест, порывшись в документах, обнаружил, что он всего на год старше Лафкадио, а не на два, как ему всегда говорили, — это усилило его подозрения, и он стал копать дальше.
В свете этого нерадостного открытия все начинало вставать на свои места. Понятно, к примеру, почему достигший школьного возраста Лафкадио был отослан в такое место, как Зальцбург, где он никого не знал. Оставшись в Южной Африке, рано или поздно он мог бы услышать от кого-то подробности о смерти его отца, поспешной новой женитьбе его матери и о странном времени рождения Эрнеста. Также понятно, почему, когда Гермиона ждала Зою, Иероним собрался и перевез всю семью в Вену, где никто не знал об их прошлом — и где, согласно рассказу Лафа, его мать стала заключенной в своем собственном доме.
