От страха боги бежали за Штосом в Египет и поспешили спрятаться на берегах Нила, приняв вид самых разных животных. Арес превратился в вепря, Аполлон — в ворона, Дионис — в козла, Артемида — в кошку, Афина — в рыбу, ты, Гермес — в ибиса, Посейдон — в дельфина, а Аид стал тенью и затерялся среди теней умерших в Тартаре… И я трусливо спрятался там же, Гермес, в снах спящего трехглавого пса Кербера. Найти меня сразу в трех снах было никому не под силу.
Только три богини — сама Гepa, Гестия и Деметра остались на Олимпе, ломая в отчаянии руки и не верили своим глазам: великий громовержец Зевс лежал на склоне Олимпа и из его страшной раны скопца текла вниз река горячей крови и впадала в Эгейское море, и страшной Гepce пришлось идти наверх против течения зевесовой крови, сначала — по щиколотку, затем — по колено, и наконец — по пояс. При этом она держала над своей головой, на вытянутых руках огромный священный камень из Дельф, завернутый в белые пелены, умащеный благовониями и увитый шерстяной куделью.
Гepa одна звала на помощь Зевсу бежавших богов, но ни Посейдон, ни Арес, ни Аполлон не откликнулись на ее зов и не пустили в ход трезубец, меч и лук. Каждый из них уже думал о том, что займет зевесово место и станет владыкой небес! Никто из них не понимал, что пришел конец не только Зевсу, а всем олимпийским богам, и никто не видел, что Гepce помогают в битве с языческим богом ангелы Нового Бога, великое Христово воинство света.
Тем временем вся кровь вытекла из Зевса на землю, и, когда Герса подошла к его ране, ее сандалии уже ступали по снегу, так силен был снегопад над Олимпом.
Она придавила грудь громовержца камнем, который побывал однажды в утробе Кроноса. Это был единственный камень в мире равный тяжестью — силе самого Зевса.
И раненный Зевс не смог сбросить с груди глыбу каменного кронида, потому что это была еще и тяжесть его вины перед отцом.
И тогда Гepca подобрала в глубоком снегу отрезанный серпом Крона горячий фаллос громовержца и погрузив свою левую руку по самое плечо в рану скопца, овладела вооруженной рукой титанидой Метидой в утробе павшего бога, и Метида тут же зачала плод от зевесова семени.
Так исполнились слова оракула о том, что все обещанное будет исполнено, и плата будет уплачена: и она родит сына, который будет сильнее отца. И что Слово стоит в начале мира, и его нельзя отменить.
И Терса вспорола фаллосом живот Зевса и вытащила на свет проглоченную Метиду.
Верная Гера склонилась над мужем, умоляя его обнять ее как прежде! Последним усилием воли Зевс обернулся пестрой кукушкой и, взлетев из-под камня, спрятался на груди Геры, и богиня отчаянно прижала птицу к телу, обернувшись снежным сугробом.
Но неумолимая Герса по локоть погрузила правую руку в снег, вытащила раненную кукушку и размозжила о титанический камень, и кинула теплые птичьи потроха голодному хорьку, и хорек съел птицу.
Таким был конец Зевса.
В руке Герсы осталось только холодное яйцо пестрой кукушки, весь античный мир — Ойкумену — можно было теперь разбить одним броском.
Когда тень громовержца не явилась в Аид, ужас охватил и все подземное царство. Только тут всем богам стало ясно, что вызов Элладе брошен неземным существом.
Спрятав беременную Метиду в священной роще на острове Патмос и привязав срам Урана, в котором жил тысячерукий безвидный Уранис, к высокому дубу — охранять титаниду, Герса отправилась купаться к любимому роднику Кана около Аргоса, в котором восстановила свою невинность.
Тем временем — сразу после гибели Зевса — олимпийские боги тут же вступили в борьбу друг с другом за господство над миром:
Арес убил воинственную Артемиду.
Гермес убил Немезиду.
Аполлон пронзил стрелами Гелиоса.
Посейдон трезубцем поразил Диониса.
Афина копьем заколола Деметру и девственницу Гестию.
Но победить без помощи Герсы друг друга они уже не могли.
Только один Аид да хромоногий Гефест не участвовали в битве богов за опустевший Олимп, скрываясь в подземном Тартаре.
Тем временем великая богиня Гера, вдова горомо-вержца, обернувшись волчицей, прибежала к Аргосу и, спрятавшись в лесу, стала выслеживать купальщицу Гер-су, которая вот уже все лето смывала кровь Зевса.
— Волчицей?!
— Да, волчицей, Гермес… Наконец кровь смылась, и Герса вышла на берег отдохнуть. Гера волчицей бросилась на спящую, и вцепилась ей в горло. Но ангел-хранитель пригвоздил Геру копьем к земле и разбудил спящую истребительницу языческих богов. Узнав под волчей шкурой богиню Геру, Герса отправилась к трем мойрам, владычицам судьбы, и спросила: «Чью нить жизни вы сейчас ткете?» Та, что пряла нить — мойра Клото — ответила: «На моем веретене — нить жизни Геры». «А сколько вы отмерили еще ей жить?» — снова спросила Герса. Та, что отмеривала жребий — Лахосис — ответила: «Ей осталось совсем немного, хватит птице перелететь с одной ветки на другую».
Но Гера, которая слышала весь разговор, перебила мойру: «Боги бессмертны, — сказала она, — а вы мойры все дочери Зевса и вам подвластна только жизнь простых смертных, но не бессмертных богов».
— Это правда? — спросила Герса.
— Нет, — ответили хором все три мойры: — мы не дочери Зевса, мы — дети великой богини Необходимости — Ананке, — даже боги не спорят с ней, потому что она сама могучая судьба, повелительница последней черты.
— Это, наверное, я! — сказала Герса и дала повелительный знак самой младшей и самой ужасной из трех: — Антропос — режь.
И мойра перерезала нить бессмертной Геры и та сразу околела, как околевает лесной хищный зверь, кусая землю, дергая лапами, и высовывая язык между зубов наружу. Волк сдох, и ангел-хранитель вытащил из холки зверя свое копье…. Так Герса победила Геру.
Узнав о том, что неотвратимой, неодолимой, ужасной Гepce подчиняются сами мойры, боги окончательно поняли, что в одиночку им никогда не занять место Зевса, и каждый решил про себя заручиться помощью Гёрсы и склонить неземное существо на свою сторону. И боги встрепенулись в Египте: вепрь снова стал Аресом, богом войны, ворон — Аполлоном, рыба — Афиной, дельфин — Посейдоном, богом морских глубин, а Эрот так и остался золотым колечком на лапке ибиса, в которого превратился ты сам, Гермес. Ты единственным— из богов не стал менять свой облик в далеком Египте и первым — птицей — примчал к Гepce, предложив себя в союзники против бога войны, непобедимого Ареса.
Герса не успела ответить, как мальчишка Эрот спрыгнул с ноги Гермеса на землю и тоже храбро предложил себя в союзники против Ареса, чем рассмешил ужасную Герсу.
— Я согласна, — ответила Герса.
Только она успела дать слово, как третьим появился Арес.
— Ты опоздал, — сказал ему Гермес, — готовься к смерти.
При свете звезд — а дело было ночью — Арес вынул свой страшный меч и разрубил Гермеса пополам. Бог войны ничего не боялся: ведь его бессмертие подкреплялось пророчеством оракула о том, что Ареса не убьют ни люди, ни боги. И поэтому он не боялся Герсы. Но истребительница Олимпа не стала вступать с ним в бой, а вытащила из своей сумки из овечей кожи, с которой никогда не расставалась, — роковое зеркало и, отступив от ударов меча, заслонилась своим зеркалом, словно щитом воина.
И снова зеркало показало свою магическую природу: с каждым ударом от него откалывались отражения Ареса и вскоре бог войны был плотно окружен сотней своих подобий и каждый из них, как две капли воды был похож на Ареса, и каждый был так же вооружен заветным мечом, и так же взмахивал и ударял лезвием. Тысячи зеркальных ударов обрушилось на Ареса, и тот замертво рухнул на землю. Теперь он был не сильней мертвой мыши…
— Вспомнил! — перебил я рассказчика, — кот прыгнул на мышку и сожрал Людоеда.
— О чем ты, Гермес? Какая мышь?
Я смешался не зная, как объяснить свое поведение, водка сделала свое черное дело — я был пьян и язык отказывался произносить слова.
— Продолжай, — махнул я безвольной рукой.
— Когда душа Ареса, как и тень Зевса, и Геры, и Афродиты не явилась в подземное царство, в Тартаре воцарилась глубокая тишина — все мертвые замолчали, понимая со страхом, что теперь и после смерти им не будет пощады…
— А что было со мной? — потребовал я.
— Гермес, ты всегда был эгоистом, — усмехнулся Гип-нос, — Так вот, ты остался лежать на песке. Тело, разрубленное на две половинки. Ты был мертв, а Эрот, играя золотой сандалией, которую снял с твоей неподвижной ноги, ждал своей участи.
Герса ласково отняла у божка его опасный лук и колчан с любовными стрелами и сказала, что отныне первой любовью станет любовь к богу, суть которой в том, что она всегда бестелесна, и что уже никогда Бог не будет делить ложе со смертным, потому что это противно его природе.
Она приказала Эроту охранять твое тело, а сама стала спускаться к Эгейскому морю, готовясь к расправе с теми богами, кто пока уцелел.
