Она казалась взволнованной, но также и почувствовавшей облегчение, что вызвало у Нанги удивление. Он отправил ее утром в Сайгон с чемоданчиком с самыми необходимыми вещами на пару дней, пообещав послать остальные ее вещи как можно скорее. Она не протестовала, понимая лучше, чем многие, ту срочность, которую создала смерть Винсента Тиня. Все сомнения, которые пока еще имелись у него в отношении своих действий, улетучились после прибытия Кроукера и последующего его рассказа о событиях, имевших место в Соединенных Штатах.
Нанги внимательно слушал рассказ Кроукера о том, как Лиллехаммер привлек его к расследованию убийства Доминика Гольдони, о его растущих подозрениях, что Лиллехаммер является не тем, кем он хочет казаться, и что у Лиллехаммера есть свои собственные причины для преследования вьетнамского убийцы До Дука Фудзиру. Кроукер был удивлен, узнав, что Нанги уже знал о смерти Харли Гаунта и ее последствиях. Он, в свою очередь, удивил Нанги, рассказав ему о взаимоотношениях Маргариты с ее мачехой Ренатой Лота, с ее братом Домиником и о том, что Доминик оставил за ней все управление его империей.
Услышав о подозрениях Маргариты, что воина между семействами Леонфорте и Гольдони выходит далеко за рамки обычной кровной вражды между мафиозными семьями, Нанги повернулся к Маргарите и спросил:
— Вы сказали Кроукеру, что ваш брат открыл для вас доступ к секретной информации, которую он имел о высокопоставленных официальных лицах в правительстве и органах, следящих за исполнением законов. Откуда шла эта информация?
— От секретного источника. Его имя Нишики.
Маргарита внезапно забеспокоилась, поднялась и стала напряженно ходить взад-вперед по татами.
— Позволял ли вам ваш брат когда-либо видеться с этим Нишики?
— Нет. Я... Мне казалось, что Дом сам никогда не встречался с ним. Это был только голос. Но моя мачеха знает, кто это. Она послала нас сюда, чтобы мы защитили его от До Дука.
— Так и сказал мне Кроукер-сан. — Нанги проницательно посмотрел на Маргариту Гольдони де Камилло, раздумывая, можно ли ей доверять. Он доверял Лью Кроукеру, ближайшему западному другу Николаса, но это все, что он мог позволить себе без проверки. — Назвала вам ваша мачеха его имя?
— Да. Мы должны встретиться с человеком по имени Микио Оками.
Некоторое время Нанги стоял неподвижно.
— Оками — глава всех оябунов якудза, — сказал он наконец. — Но его враги уже выступили против него. Он исчез. И вы полагаете, что он сам и есть Нишики, источник информации Доминика Гольдони?
— Фэйс, кажется, уверена в этом, — подтвердила Маргарита. — Но что, если он уже мертв?
— Эта мысль и мне приходила в голову, — ответил Нанги, — пока я не начал сводить воедино разные данные. Что касается обвинений против Николаса и «Сато-Томкин», то я обнаружил предателей в этой компании. Один из них, Винсент Тинь, был убит на прошлой неделе в Сайгоне. Кажется, он занимался всеми незаконными делами, какие только можно представить. Но кто убил его? Сайгонская полиция не выяснила ничего. Но что любопытно, выдачи его тела потребовал человек, представившийся братом Тиня. Однако у Тиня не было родственников. Этот человек заявил, что работает в компании «Авалон Лтд». Я произвел проверку. Хотя в «Авалон Лтд» отрицают, что им знаком этот человек, сама компания является весьма странной и похожа на учреждение, занимающееся переброской валюты через международные границы. Теперь я узнал, что человек, который приходил за телом Тиня, японец и якудза. Становится ясным, что меня специально навели на «Авалон Лтд».
— Все эти факты, — продолжал Нанги, — заставляют сделать вывод, что Микио Оками жив и где-то скрывается, что он тайно посылает наводящие сведения о своих врагах тем, кто мог бы помочь ему. Видите ли, члены узкого совета Оками заставляли его против его воли вступить в союз с человеком по имени Леон Ваксман, человеком, которого я звал в Токио много лет назад и который впоследствии стал крупным политическим игроком в кулуарах Вашингтона. Я думаю, что Оками взбунтовался. Я сказал ему, что я считаю Ваксмана не заслуживающим доверия. Оками тайно отошел от Годайсю и стал организовывать другой союз, который он скрытно готовил годами... союз с вашим братом, миссис Гольдони. Доминик был убит из-за этого альянса, а Оками пришлось уйти в подполье.
— Но он в безопасности? — спросила Маргарита.
Нанги взглянул на нее.
— Против него ополчились такие силы, что я не знаю, как долго он сможет протянуть.
Когда Фэйс Гольдони открыла дверь, Лиллехаммер улыбнулся и сказал:
— Уилл Лиллехаммер, миссис Лоти. Очень приятно наконец встретиться с вами. Могу я войти?
Фэйс уставилась на дуло пистолета, которое было направлено ей в сердце:
— Да, конечно.
Когда они проходили через большое фойе в прихожую, он заметил:
— В доме больше никого нет, миссис Лоти. Я проверил.
— Не сомневаюсь, что вы это сделали.
Лиллехаммер подтолкнул се пистолетом.
— В кухню, затем через черный ход.
Она понимала и без его пояснений, что они направляются в конюшню. Фэйс знала, что у него на уме. В какой-то степени она удивлялась, что этот момент не наступил еще раньше. Только недавно, когда любовный партнер Лиллехаммера Дуглас Мун продал ей видеопленку и она просмотрела ее, она признала в человеке, наблюдающем за ними, Джонни Леонфорте. Он, конечно, выглядел совсем другим по прошествии столь длительного времени. Но она узнала сразу же человека, с которым была в интимных отношениях много лет тому назад. Ей казалось, что это было не так давно. В те дни во время оккупации в Токио создавалась основа всех последующих событий. Те дни были как бы врезаны в ее память лазерным лучом.
Как давно узнал Джонни, кем она была? Она не жила в тени, как должен был жить он, хотя и сделала искусную пластическую операцию в Лос-Анджелесе. Джонни, очевидно, узнал ее.
Джонни жив!
Вначале это показалось ей невероятным. Но ведь она сама осталась в живых, несмотря ни на что. Почему бы не выжить и ему? И, кроме того, у него было преимущество от рождения — он был мужчиной.
— Откройте дверь!
Она открыла. Едкий запах лошадей, навоза и силоса ударил в нос. Животные, всхрапывая, повернули головы в их сторону.
— Не беспокойтесь, — заявил Лиллехаммер. — Я не собираюсь стрелять в вас. Возникнет слишком много вопросов. — Она остановилась у стойла. — Вас убьет копытами одна из них. — Он жестом показал на лошадей.
Фэйс почувствовала, что за ее спиной находится сбруя. Она немного отодвинулась от перегородки.
— Этому никто не поверит, — сказала она. — Я слишком хорошая наездница.
Левой рукой Фэйс схватилась за кожу и сталь сбруи.
— Они вынуждены будут поверить этому, — произнес Лиллехаммер, приближаясь к ней и к лошадям, — потому что таким будет заключение следователя. Не будет никаких сомнений. — Он улыбнулся. — Поверьте мне. Я мастер таких дел.
— Зачем вы делаете это?
Она не ждала ответа, ей хотелось только, чтобы он чувствовал свою власть над ней.
— Вот крупный жеребец. — Он ткнул в его направлении пистолетом. — Откройте дверь стойла.
Этого и дожидалась Фэйс. Она открыла дверь стойла правой рукой, а левой сняла сбрую с крюка и бросила ее поворотом кисти. Эффект был, как от удара хлыстом. Толстая кожа и сталь сбруи ударили сбоку по лицу и шее Лиллехаммера. Потекла кровь.
Он взревел, зашатался и ударил ногой, попав в бедро Фэйс. Она вскрикнула, упала на одно колено. Напуганные лошади столпились у краев своих стойл, заржали. Их глаза были широко раскрыты, ноздри раздувались, вдыхая в себя ее страх и боль.
— Сука! — заорал Лиллехаммер, освобождаясь от сбруи и бросаясь на нее. Он оказался как раз напротив открытой двери стойла, и Фэйс ударила плечом по его коленям со всей силой, какую только могла собрать. Лиллехаммер потерял равновесие и упал назад в стойло с паникующим жеребцом.
Он ударился о бок жеребца с такой силой, что лошадь попятилась и поднялась на дыбы. Жеребец, явно напуганный до смерти, опустил копыта прямо на Лиллехаммера, который начал подниматься на ноги. Он врезался в стенку стойла. Раздавшийся треск и беспорядок еще больше напугали жеребца, он стал бить передними копытами по напавшему на него человеку.
Фэйс поднялась на ноги. Чувствовался запах крови.
— О, мистер Доминик, — обратилась она к лошади. — Бедный, бедный напуганный ребенок.
Жеребец, продолжавший свирепо вращать глазами, уловил знакомый тон голоса. Он повернул свою большую голову, его левый глаз уставился на нее. Она продолжала успокаивать его ласковыми словами. Наконец он встал на все ноги, храпя и помахивая головой. Как и она, он не обращал внимания на запах крови.
Фэйс подошла к открытой двери стойла и стала гладить жеребца по голове, чуть повыше носа. Она положила ему в рот кусочек сахара и прижалась к его шее. Ее ласки успокоили жеребца. Только тогда она посмотрела влево и увидела у стены стойла красную бесформенную тушу, бывшую когда-то Уильямом Джастисом Лиллехаммером.
