Когда Паспорт-Тюремный наконец-то смог стремглав, бегом выскочить на «блестящую» площадь, Томмазо Кампанелла и след простыл… В какую сторону он побежал, угадать было практически невозможно, так как к этой площади, как ручейки и речки к озеру, со всех сторон сходились многие маленькие улочки и переулки…
Немало прошло времени, прежде чем Паспорт-Тюремный сумел разыскать в этом незнакомом городе Томмазо Кампанелла…
Глава XLI
Удостоен «гордого» звания
В тот момент, когда Таборский уже был отведен от барной стойки студентками, чьи лица были скрыты масками поросяток, он увидел, как туда от проема, отделявшего зал от узкой гардеробной, подходят двое – Томмазо Кампанелла и какой-то еще, незнакомый Таборскому, человек, которого тем не менее он уже один раз видел, когда Таборский вернулся в подвальчик «Хорина», чтобы взять забытый чемоданчик-дипломат, этот человек вошел туда вместе с Томмазо Кампанелла и повесил свою яркую куртку на ту же вешалку, на которую и Таборский набросил свое пальто.
Сейчас ни Томмазо Кампанелла, ни его спутник Таборского в толпе посетителей кафе не заметили, хотя тот стоял совсем недалеко от барной стойки. Тот, конечно же, не мог знать, что прямой эфир из кафе, где как раз в этот момент шла речь о «Хорине», Томмазо Кампанелла и Паспорт-Тюремный увидели на экране телевизора, стоявшего на первом этаже международного аэропорта. Знали об этом вечере в кафе уже и в самом зальчике самого необыкновенного в мире самодеятельного театра.
Таборский расслышал, как Томмазо Кампанелла сказал своему приятелю, посмотрев на наручные часы:
– Невероятно!.. Такое ощущение, что мои часы стоят! Если судить по моим часам, то на то чтобы съездить в центр Европы и обратно нам понадобилось столько же времени, сколько надо, чтобы сходить в соседнюю булочную за хлебом!..
– Ты же сам сгущал сказочную атмосферу. Вот она и сгустилась. А время, ты же знаешь, может идти очень медленно, а может утекать быстро, как песок между пальцев, – сказал в ответ на слова Томмазо Кампанелла его приятель.
Глядя по сторонам, Томмазо Кампанелла сказал:
– Вот яркий мир для меня: была блестящая вечерняя Прага, теперь – веселое молодежное кафе!
Не успели Томмазо Кампанелла и его приятель как следует осмотреться в кафе, как ведущий этого вечера, сынок Лас-саля, заметил их и сказал в оранжевый меховой микрофон:
– Что я вижу!.. К нам в кафе пожаловал один из самых выдающихся представителей того странного театра, про который я вам рассказывал. Что ж, попросим его рассказать про «Хорин». Пусть он нам сам что-нибудь расскажет.
Томмазо Кампанелла вздрогнул.
– Просим!.. Просим!.. – загалдели студенты, с восторгом глядя на того, кого сынок Лассаля представил как одного из самых выдающихся представителей «Хорина». Видимо, еще до того как Таборский оказался в этом кафе, сынок Лассаля успел многое порассказать посетителям кафе и одновременно участникам игры про «Хорин» и хориновскую революцию в настроениях.
Томмазо Кампанелла, который в первое мгновение растерялся, сумел взять себя в руки и проговорил:
– Смысл моего отношения к жизни весьма прост – это своего рода максимализм.
– Поясните… Поясните, пожалуйста!.. – начали упрашивать многочисленные посетители кафе.
– Охотно!.. – ответил Томмазо Кампанелла, поднимаясь на возвышение – сцену, сооруженную посреди зала кафе, на которую жестом пригласил его сынок Лассаля.
– Я хочу много событий!.. – он сказал это как-то очень буднично, очень просто, как что-то, что на самом деле является вещью, в общем-то, простой и никому особенно не интересной и ничем таким невероятным не выделяющейся из ряда других вещей.
– А-а!.. Понятно!.. – как-то с разочарованием заметил один из студентов.
– Все понятно: жизнь богатая событиями… Все понятно… Чего же тут не понять?.. Все очень просто – жизнь богатая событиями. Слыхивали такое… И не раз! – загалдели вразнобой остальные.
Было заметно, что ответ Томмазо Кампанелла показался им слишком простым. Видимо, они ожидали чего-то гораздо более невероятного и потому даже почувствовали себя разочарованными.
– Не-ет!.. Вы не понимаете!.. Все дело в степени богатства событиями. Я же не случайно сказал «максимализм». Богатство – богатству рознь. Насыщенность событиями насыщенности событиями – рознь! – взорвался Томмазо Кампанелла. – Я вовсе не случайно и не просто так сказал «максимализм». Я не так просто это сказал, не потому что просто мне подвернулось понравившееся слово. Максимализм!.. Понимаете вы это?! Это очень значащее слово! Но даже это очень значащее слово не передает всего того значения, которое я хочу в него вложить. Поэтому вы в своей голове помножьте значение слова «максимализм» на десять…
Тут Томмазо Кампанелла задумался и закатил глаза, точно бы прикидывая в уме так и эдак, словно бы соображая что-то…
– Помножили!.. Помножили!.. – радостно воскликнули студенты, которые, конечно же, были под некоторым, вполне определенным хмельком и потому воспринимали любое сказанное предложение с большущим энтузиазмом и восторгом.
– Помножили!.. Помножили!.. – воскликнул сынок Лассаля, ведущий сегодняшнего вечера. – О!.. Это должна быть очень… Очень большая насыщенность жизни событиями. Очень большая насыщенность!.. Просто груда!.. Просто море событий.
– Нет!.. Лучше помножьте на сто! – после некоторого колебания сказал Томмазо Кампанелла.
– Помножили!.. Помножили!.. – с восторгом загалдели подвыпившие студенты. – Уже помножили!.. Дальше!.. Дальше!..
– Да… Что же дальше? Мы уже перемножили, – это ведущий вечера Лассаль-младший. – Что же дальше?
– А дальше, пожалуй, помножьте на тысячу. Да-да!.. На тысячу!.. Именно на тысячу, – зрачки Томмазо Кампанелла расширились, он очень сильно побагровел от волнения. Похоже, он входил или уже вошел в раж. – Помножьте на тысячу!..
– О!.. На тысячу?! На тысячу?! Неужели уж так-то?!. – загалдели со всех сторон студенты. – Прямо-таки на тысячу?!
– На тысячу?! Да он обалдел!.. Такого не бывает!.. Такого напряжения событий, такой интенсивности не бывает!.. – воскликнул ведущий этого вечера сынок Лассаля. – Это уже слишком!.. Такого не бывает!..
– Но именно такое богатство событий мне и нужно!.. – с торжеством в голосе воскликнул Томмазо Кампанелла. Казалось, он был удовлетворен произведенным впечатлением.
– Именно в этом заключается мой максимализм, – продолжал он с большим воодушевлением. – Я хочу так много событий, чтобы они наслаивались, наскакивали друг на друга, чтобы следующее событие начиналось еще до того, как закончится предыдущее, чтобы всем этим событиям не хватало ни времени, ни места, чтобы уместиться, чтобы они уподоблялись огромной толпе, толпище, массе, груде людей, которые пытаются вломиться, набиться в одну маленькую, малюсенькую комнатку. Эти люди – это события. Комнатка – моя жизнь. Нет, теперь – это не только моя собственная жизнь – это еще и жизнь «Хорина». Теперь моя жизнь – это жизнь «Хорина»!.. Люди-события набиваются в малюсенькую, совершенно не предназначенную для этого каморку, вот уже сорвана толпой с петель и отлетает в другую сторону дверь!.. Вот уже звенят стекла и трещат оконные рамы, качается лампочка под потолком. Мигает в ужасе от такого наплыва событий эта лампочка! Скрепит и трещит пол!.. Вот какого богатства событий я хочу!.. Вот в какой насыщенности событиями заключается мой максимализм!..
В этот момент сынок Лассаля посмотрел куда-то наверх, под высокий потолок зала этого кафе (а интерьер состоял из двух ярусов), – туда где над зальчиком висел маленький балкончик на одного человека, на котором были укреплены многие из осветительных приборов, – и сделал едва заметный взмах рукой. Тут же по всему зальчику кафе погас свет, погасли даже маленькие светильники, укрепленные над барной стойкой, только светились маленькие неоновые рекламки пива, виски и сигарет. Впрочем, в следующую секунду освещение заработало вновь, но это уже был немного другой «свет» – сильно приглушенный, багровых, мрачных тонов. Без сомнения, это по сигналу сынка Лассаля постарался человек, сидевший на малюсеньком балкончике под потолком.
– Что же он говорит? Что же он говорит?!. – всплеснули руками толстенькие студентки в масках поросяток, явно имея в виду Томмазо Кампанелла. – Ведь такой интенсивности событий не бывает! Такой интенсивности событий не бывает никогда!.. А он уже поверил в такую интенсивность событий. Он уже поверил!.. Что же он теперь станет делать? Ведь вскорости правда вскроется. Правда жизни обязательно вскроется!.. Что же он тогда станет делать?!.
Завершив на этом свою речь, Томмазо Кампанелла ловко соскочил со сценки, подошел к стойке, и, разглядывая напитки, расставленные за спиной бармена, взял протянутый ему Паспортом-Тюремным бумажник, собираясь заказать выпивку.
– Он – вор!.. Вор! – громко раздалось в этот момент в зале кафе.
