— В чем дело? — сердито спросил Уоркмен.
— Алек Хайделл. Это одно из прозвищ.
— Чьих?
— Освальда.
Все устремились к другому убитому.
У того бумажник лежал в заднем кармане и хорошо прощупывался, но достать его, не переворачивая тела, было невозможно.
— Оставьте, — буркнул Уоркмен. — Для меня это слишком.
— Хуже не будет, — пробормотал кто-то в ответ.
Но хуже стало. Почти сразу же.
— Я нашел оружие стрелка, — доложил по рации один из агентов.
— Оставайся там. Сейчас поднимемся.
Уоркмен ступил на крышу научного центра так осторожно, словно боялся затоптать следы.
Наконец он подошел к агенту, склонившемуся над оружием. Это была винтовка с самодельным ремнем.
— Черт! Старье, — заключил Уоркмен, разглядывая винтовку.
— Поглядите на ствол.
— Что-нибудь особенное?
— Там отштампована марка.
Уоркмен повертел головой и наконец разобрал буквы.
— "Ман..."
— "Манлихер-каркано", — досказал агент.
— Иди ты! — удивился Уин.
— Тим так написано. Клянусь.
На стволе было выбито: «Манлихер-каркано. Калибр 6.5. Изготовлена в Италии».
— Из «манлихер-каркано» и стрелял Освальд в Далласе, — хмуро сказал Уоркмен. — Если только стрелял Освальд.
— Как это понимать? — спросил агент.
— Мы нашли стрелка. Если Освальду прибавить тридцать лет, стрелок будет точной его копией.
— Есть и еще кое-что, — произнес агент. — Посмотрите на стреляную гильзу.
— Ну?
— Вон, нацарапано...
— Что именно?
— Две буквы. Кажется, RX.
— RX?
— Да.
— Что это может означать, черт возьми?
В довершение всего из теплицы высунулся еще один агент.
— Тут женщина, хочет узнать об утаивании.
— Каком утаивании?
— Говорит, что она Пепси Доббинс.
— Гони ее к чертовой матери! — крикнул Уин Уоркмен. — И заприте все здание. Это место преступления согласно федеральному уголовному праву, черт возьми!
В международном аэропорту города Фуриозо Римо взял билет на ближайший рейс до Вашингтона и отыскал телефон-автомат.
Набрал номер своего телефона в Массачусетсе. Услышав три гудка, Римо нажал на рычаг, снова набрал номер и после трех гудков опять повесил трубку. На третий раз после четвертого гудка ему ответил мастер Синанджу.
— Римо? — раздался ворчливый скрипучий голос.
— Скверные новости, Чиун. Ассасин ликвидировал Президента.
— Толстого принца? Обжорливого?
— Да. Его.
— Это сделал ты? — спросил скрипучий голос.
— Нет, конечно.
— В таком случае, не ассасин. Убийца. Называться ассасинами достойны только мы с тобой.
— Кончай хвастаться. Его уложил снайпер.
— Хорошо.
— Что значит «хорошо»?
— Император Смит, которому мы с тобой служим, поймет по грубому использованию грохочущей палки, что ни ты, ни я здесь ни при том.
— "Ни при чем", я говорил тебе уже тысячу раз. И произошло это в Бостоне, меньше чем в трех милях от нашего дома.
— Римо! Это неправда.
— Правда.
— Почему мне не сообщили, что этот Президент-марионетка был в нашей провинции?
— Смит захочет узнать, почему ты не остановил убийцу.
— Я понятия не имел ни о Президенте, ни о его убийце, — печально проскрипел Чиун.
— Это мы с тобой знаем. Но Президент был убит во время дозора Смита, а это твой дозор.
— И твой тоже.
— У меня дозоров больше нет. Я просто хочу завершить несколько дел, помнишь?
— Из-за твоего упрямства нас обвинят в злосчастной смерти этой марионетки, — прокаркал Чиун.
— Не обвинят. Слушай, я вылетаю в Вашингтон, чтобы охранять нового Президента.
— Есть новый Президент?
— Вице-президент.
— Эта страна обречена.
— Пожалуй, если существует заговор. Я буду наблюдать за вице-президентом. Помощь была бы мне весьма кстати.
— Если существует заговор, мое место рядом с законным императором, Харолдом Безумным.
— Да ведь о существовании Смита никто не знает! — воскликнул Римо.
— Ты звонишь из аэропорта?
— Ну и что?
— Аэропорт — место общественное, а ты выкрикиваешь тайны своего императора, и их может услышать любой оказавшийся поблизости шпик.
Римо тут же прошептал в трубку:
— Я официально прошу твоего присутствия, идет?
— Рассмотрю твою просьбу, когда получу ее в письменном виде, — негромко ответил Чиун. — До тех пор мое место рядом со Смитом.
Телефон умолк.
Римо с силой швырнул трубку, разбил ее, перешел к другому автомату и позвонил Смиту в Фолкрофт.
— Смитти, я только что разговаривал с Чиуном. Он не хочет присоединяться ко мне в Вашингтоне.
— Почему?
— Я допустил оплошность, упомянув про заговор, и он счел за лучшее охранять тебя.
— Ладно, я ему позвоню. Ты где?
— В международном аэропорту Фуриозо. Через десять минут вылетаю.
— Я думал, к этому времени ты уже будешь в Вашингтоне.
— Мне пришлось добираться до шоссе пешком. Первая дюжина машин меня не подобрала, но все равно повезло.
— Как это?
— Кто-то угнал машину, которую я брал напрокат. Он как раз проезжал по шоссе.
— И остановился?
— Нет. Я догнал машину и вышвырнул мерзавца из-за руля на скорости семьдесят миль.
— Надеюсь, свидетелей не было.
— Навстречу ехал автобус компании «Грейхаунд», и угонщик угодил ему под колеса, если ты это имеешь в виду.
— Хорошо. Держи меня в курсе.
Смит положил трубку.
Римо нашел в зале ожидания свободное место. Большинство пассажиров стояли у телевизоров, компании все еще передавали специальное сообщение.
Пленку, на которой был заснят смертоносный выстрел, прокрутили восемнадцать раз примерно за такое же количество минут. Римо, который бессчетное количество раз сам нес смерть тем, кто ее заслуживал, с отвращением отвернулся от экрана.
До ушей Уильямса то и дело долетал приглушенный шепот ожидающих пассажиров.
— Опять политическое убийство. И когда это кончится?
— Я хорошо помню, как убили Кеннеди. Прямо как вчера...
— Он был хорошим Президентом, потом, правда, пошли разные разговоры...
— Нет, я имел в виду Роберта Кеннеди.
— А. То-то мне показалось, что выглядите вы слишком молодо, чтобы помнить Джека.
— Нет на свете более мерзкой твари, чем ассасин.
Рыжеволосая женщина в очках поставила сумку на ноги Римо и уселась с ним рядом.
— Схватили того, кто стрелял? — спросила она. Национальная трагедия придала ей смелости заговорить с незнакомым мужчиной.
— Не слышал.
— Просто не верится, что мы лишились еще одного Президента.
Уильямс промолчал.
— Трус, — злобно произнесла женщина.
— Кто? — спросил Римо.
— Ассасин. Нет никого трусливее ассасинов. Что только заставляет человека становиться такой бездушной тварью?
— Откуда я знаю, — растерялся собеседник. — Возможно, он был профессионалом.
— Будто это оправдание, — фыркнула женщина. — Мерзавец и есть мерзавец.
— Послушайте, — сердито буркнул Римо, — мне сейчас не до этого!
Сочувственно потрепав Уильямса по руке, женщина попыталась его утешить:
— Я понимаю, вы расстроились. Все мы расстроены.
Римо встал и пересел на другое место. К нему снова кто-то подсел и поинтересовался новостями. Не отвечая, Уильямс снова пересел.
Впрочем, куда бы он ни садился, везде со злобным шипением произносили слово «ассасин».
Объявили посадку, и, когда самолет поднялся в воздух, Уильямс покинул свое кресло над крылом и сел на свободное в хвостовой части салона, чтобы не слышать этих несмолкаемых разговоров об ассасинах.
За двадцать с лишним лет работы в КЮРЕ у Римо возникали свои проблемы. Иногда казалось, что Америку невозможно спасти. Иногда за человека, сидевшего в Белом доме, не стоило сражаться.
Уильямс не раз чувствовал полное ко всему отвращение и уходил. Но всегда возвращался. Теперь он не сомневался, что дошел до последней черты.
Он отдал КЮРЕ много лет жизни. Это было время движения вперед.
Но к чему? Он об этом особенно не размышлял, но, глядя на проплывающий внизу пейзаж Флориды, задумался, в каком месте ему хотелось бы жить.
Единственная его профессия — если можно так сказать — быть ассасином. Римо ни за что не вернулся бы в полицию. Хорошо, конечно, ловить преступников, но мешает этому очень многое. Он не смог бы снова играть по правилам.
Уильямс уже свыкся со своей новой ролью. Строго говоря, он никогда не считал себя таким ассасином, как Ли Харви Освальд и Сирхан Сирхан. Они были психопатами-одиночками. Уильямс — профессионалом высшего класса.
Когда мастер Синанджу впервые сказал ему, что он овладевает искусством ассасина, Римо подумал не о Сирхан Сирхане. О Джеймсе Бонде. Спокойном, умелом человеке, который смело ввязывается в разные переделки и выходит из них победителем, разделываясь с преступниками.
Казалось, его определенно готовят именно к этому.
