— Все. Для меня сейчас важна любая мелочь о нем. Я был бы очень благодарен, если бы ты откопала для меня все, что есть по этому делу во всех деталях.
— Хорошо. Сделаем. Когда тебе это нужно?
— Мне это нужно на прошлой неделе, — пошутил Эйхорд. — Но если не можешь сделать так скоро, то хотя бы вчера.
Эйхорд читал одно, слушал другое, думал о третьем. Даже не совсем так. Читал одно, слушал другое, а думал о двух различных вещах, которые совершенно не вязались с тем, что он слышал и читал.
— В окружном суде... — звучал голос Марва Пелетера.
— Да, он абсолютно законченная задница...
Когда Джек услышал слово «задница», он читал слово «Венера». «Венера невооруженным глазом. Подтверждению сотрудников Военно-морской обсерватории США сегодня можно увидеть появление планеты Венера рядом с Луной. Это эффектное зрелище можно наблюдать незадолго до захода Солнца», — прочел он предложение в третий раз.
— ...он дал письменные показания о подслушанном телефонном разговоре...
«Для невооруженного глаза планета покажется просто белым пятнышком, но в хороший бинокль можно будет различить серп». Он думал о приемном сыне. Потом об убийстве. Прочитав три раза подряд начало фразы «Освоение космического пространства должно...», Джек понял, что не имеет представления, о чем же он, черт побери, читает, и закрыл газету. Негромко гудел голос Дана.
— Опять налакался, — бормотал толстяк.
— Так ведь не без причины.
— Сядь у окна и пяль глаза в небо, будто звезды разглядываешь, может, никто и не догадается, в каком неприличном состоянии суперкоп Фил Марлоу.
— Представляешь, температура на поверхности Венеры четыреста сорок градусов!
— Идиоты, — сказал Туни, копаясь в куче газет, разбросанных по поверхности того, что он называл столом, но мысль его заблудилась прежде, чем он закончил свое изречение.
Прошло несколько дней с тех пор, как Эйхорд получил старое дело «Мороженщик-убийца» и вытянул все, что было можно, из Главного департамента полиции. В службе правопорядка работали настоящие профессионалы, но, как говорится, из дерьма не сделать яблочной водки. В Главном департаменте был накоплен огромный справочный материал. Его компьютерный центр, этот безукоризненно работающий мозг, мог моментально выдать исчерпывающий ответ почти на любой запрос, но даже этот колоссальный объем информации сейчас был бесполезен для Эйхорда.
Убийца предпочитал женщин обычной внешности. По статистическим данным, пять женщин, убитых за семь месяцев 1960-го года, были в возрасте от 36 до 43 лет, в среднем — 39,6 года, и имели доходы чуть ниже средних. Лишь одну из них можно было назвать обеспеченной. Заурядная внешность, средний возраст, средний доход, средние американки, обитающие в дешевых районах.
Ничего общего с нынешними жертвами ни по возрасту, ни по доходам. Те нераскрытые убийства совершались в радиусе 50 миль от Амарилло штата Техас.
Тогда установили было по каталогу личность подозреваемого несовершеннолетнего, но его алиби подтвердили двое: выпускник десантного училища и еще один девятнадцатилетний белый парень.
Эйхорд тщательно перебирал старые дела и распечатки ЭВМ, ища в них сходство с теми преступлениями, которые он расследовал сейчас. Внимание его привлекло дело о преступнике, который предпочитал женщин среднего возраста. Ему удавалось войти к ним в доверие, а потом он убивал их. Двух женщин он задушил, а в трех последних случаях приспособил для убийства пестик для колки льда. В деле нашелся даже полный отпечаток большого пальца убийцы. Он втыкал пестик в ухо жертвы в момент семяизвержения. Своеобразное стальное семяизвержение Но несмотря на пресловутый пестик, повадки преступника по многим параметрам не совпадали с почерком убийцы Тины Хоут. Но у Эйхорда не было привычки выплескивать ребенка вместе с водой. Если это, конечно, не случайное совпадение, то старый газетный отчет об убийствах, или старый полицейский журнал, или телевизионный фильм могли навести преступника на мысль скопировать убийство двадцать лет спустя. А может быть, рецидивист пребывает в добром здравии и живет в Бакхеде? Но если так, почему он все эти двадцать лет ничем себя не проявил? Может быть, он был изолирован все эти годы?
Эйхорд решил проверить последнее предположение. Он поднял досье всех осужденных условно, всех освобожденных из заключения за последние месяцы, всех подходящих по профилю душевнобольных из психиатрических заведений. Изучив протоколы арестов в Амарилло и документы на лиц, находящихся на учете в психиатрических лечебных учреждениях, он наконец составил список подозреваемых, который принял за основу.
Отправив ребят в ночной объезд на полчаса, он набрал номер домашнего телефона. Донна сняла трубку.
— Это я, — сказал он.
— Привет.
— Я только хотел предупредить, детка, что приеду поздно.
— Понятно. Хочешь загадку?
— Давай.
— Отгадай, что наш сын сделал сегодня!
— Даже пробовать не буду.
— Он сказал «папа».
— Что?!
— Ты не ослышался. Он произнес слово «папа».
— Не может быть.
— Я клянусь, — взволнованно говорила Донна, — да так звонко, как колокольчик. Он сидел в гостиной на полу с Блэки и совершенно внятно сказал слово «папа». Я просто подпрыгнула.
— Ты уверена? — Непроизвольная улыбка расползлась по его лицу. — Может, он сказал «Блэки» или вообще какую-нибудь бессмыслицу?
Блэки они назвали приблудную дворняжку.
— Джонатан, — ее голос зазвучал глуше, видимо, она отвернулась от телефонной трубки, — подойди сюда, к маме, миленький. Иди ко мне. Отгадай, мой сладкий, кто там в трубке? Иди же сюда. Вот хороший мальчик. Слушай. Приложи трубку к ушку и скажи «папа». Скажи для меня. Скажи скорей: «Па-па».
— Га-та, — прозвучало в трубке.
— Что? — спросил он, не расслышав и сильнее прижав трубку к уху.
— Га-га.
— Слышишь? Слышишь! — Донна почти кричала. — «Папа» — его первое слово из двух слогов.
— Боже! Какое счастье! Ребенок заговорил! Скажи еще раз, сынок, скажи «папа». Па-па.
— Га-а.
— Поразительно. Ребенок говорит.
— Совсем недавно это звучало совсем как «папа», — радовалась Донна. — Он заговорил. Он любит папу. Он повторил слово раз четыреста. А теперь скажи: «До свиданья, папа». — Она пошумела трубкой, но больше Джек ничего от сына не услышал. — Не важно. У него есть для практики еще несколько лет.
— Конечно. Это замечательно. Я не могу дождаться, когда приеду домой.
Она почувствовала в его голосе неподдельную радость и волнение. Они наспех прошептали друг другу слова любви и простились.
Эйхорду не терпелось оказаться дома. Он всю дорогу гнал машину на предельно допустимой скорости, и по лицу его блуждала счастливая улыбка. Он уже представлял себе, как будет зимой учить ребенка кататься на коньках. Славный мальчишка! Мысли о работе покинули его.
Он до сих пор обожал Донну, и сейчас предвкушал, как будет счастлив, когда приедет домой, к ней; эти мысли согревали его. Ему вспомнилось, как хороша она была утром: стройная, в летнем платье. Думая о жене, он часто вспоминал кадр из старого фильма: блондинка в белом платье, ветер треплет ее одежду и волосы, и яркие манящие чувственные губы Мэрилин произносят: «Боже! Какое счастье!»
Наливая холодный чай на кубики льда, Диана поглядывала на свою подругу, сидящую в маленькой нише гостиной. Светлые тени от деревьев лениво перемещались по стенам, словно стараясь не попадать под жгучие лучи солнца, этого полуденного бедствия, которое выжарило квартиры, расплавило мозги и довело всех до изнеможения, граничащего со слабоумием.
Сначала засуха, потом дожди, потом пекло.
— Говорят, что каждый следующий год хуже предыдущего, — произнесла гостья. — У нас на работе кто-то сказал: «Сейчас настолько жарко, что можно поджарить яйцо на...»
— Да-да, на капоте машины, я знаю, — раздраженно закончила Диана. Потом улыбнулась, чтобы смягчить впечатление от, несвойственной ей грубости. Поистине эта жара несносна, если она не сумела сдержать себя, слишком хорошо понимая, какие последствия это может иметь в замкнутом обществе небольшого Мосс-Грова. И стараясь, чтобы ее слова звучали тепло и непринужденно, весело спросила: — Почему бы нам не сконцентрироваться и не пригнать сюда тучку? Говорят, воля человека может творить чудеса. — Почувствовав, что это звучит как жалкая претензия на остроумие, она смолкла.
Но Бонни подхватила:
— Может, мы что-то сделали с атмосферой? — И она пустилась в пространные рассуждения об окружающей среде. Это дало Диане возможность сделать новый стакан ледяного чая и вернуть себе обычное спокойствие.
Но эта жара... Впрочем, даже не жара, а влажность. Именно это сочетание жары и влажности переносить тяжелее всего.
День походил на другие, как две капли воды: ни к чему не обязывающие разговоры, обрывки слов и обмен пустыми фразами встречающихся на улицах малознакомых людей. Расслабленные обессиленные жарой и не способные ни на чем сосредоточиться люди как заводные куклы автоматически выполняли привычные обязанности. Нигде нельзя было найти желанной прохлады. Нечем было дышать в нагретых солнцем автомобилях с горячими сиденьями и даже в тени пешеходных дорожек. Через несколько минут после выхода на улицу одежда становилась мокрой от пота, появлялось раздражение против всех и вся. Начинал болеть затылок и взор невольно начинал искать хоть одно облачко в пылающем небе.
