Кара уже много лет назад приехала в Нью-Йорк со Среднего Запада и теперь неплохо разбиралась в городской жизни. Она сразу смекнула, что может означать слово «наставник», принимая во внимание то, что Бальзак четырежды разводился, а она на сорок лет моложе его. Тем не менее Бальзак был настоящим мастером, и его считали знаменитостью в Лас-Вегасе. Он десятки раз объездил весь свет и лично знал каждого из ныне живущих иллюзионистов. Кара питала страсть к фокусам и понимала, что такой шанс, как этот, выпадает лишь раз в жизни. Она сразу согласилась.
Во время первого сеанса Кара была настороже, готовая держать оборону. Урок огорчил ее, но абсолютно по другой причине.
Наставник морально уничтожил Кару.
После того как битый час критиковал каждое ее движение, Бальзак взглянул на бледную, плачущую Кару и рявкнул:
— Я говорил, что у вас есть потенциал. Но это не значит, что вы хорошо работаете. Если хотите, чтобы кто-то тешил ваше самолюбие, то вы ошиблись адресом. А теперь решайте — пойдете плакать к мамочке или вернемся к работе?
И они вернулись к работе.
Так начался полуторагодичный период их странных отношений — любви-ненависти. За это время Кара шесть или даже семь дней в неделю не ложилась спать до утра и тренировалась, тренировалась, тренировалась.
Друзья иногда спрашивали ее, откуда взялась эта любовь, точнее, страсть к иллюзии. Вероятно, они подозревали безрадостное детство с деспотическими родителями и учителями или по крайней мере с терроризировавшими Кару школьными хулиганами, от которых забитая девочка убегала в мир фантазии. Однако в детстве Кары ничего подобного не происходило — это была веселая, жизнерадостная девочка, состоявшая в отряде скаутов, отличница, гимнастка, участница школьного хора. Она впервые вышла на сцену вместе с бабушкой и дедушкой, а потом, совершенно случайно, оказалась в Вегасе, куда поехала с родителями на отцовский семинар по турбинам и где впервые увидела летающих тигров и загадочных иллюзионистов.
С этого все и началось. Учась в старших классах, Кара организовала у себя в школе имени Джона Кеннеди клуб магии, а вскоре все свои деньги, которые заработала как приходящая няня, стала тратить на журналы и видеокассеты, посвященные фокусам. Чтобы посещать представления цирка «Биг эппл» и «Сирк дю солей», ей даже пришлось подрабатывать уборкой снега.
Нельзя сказать, что у Кары не было мотива заняться изучением искусства иллюзии. Нет, побуждения Кары легко угадывала ее аудитория — два десятка родственников, собравшихся на ужин в День благодарения (полномасштабное представление с иллюзионной трансформацией и левитирующей кошкой — правда, без потайного хода, так как отец запретил ей пробивать дырку в полу гостиной), а также зрители, заполнявшие зал на смотре талантов в старших классах. Тогда Кару дважды вызывали на бис и аплодировали стоя.
Однако то, что проходило на уроках Дэвида Бальзака, сильно отличалось от этого триумфального представления. За прошедшие полтора года Каре иногда казалось, что она утратила даже тот талант, которым когда-то обладала.
Но именно в тот момент, когда Кара уже собиралась уходить, маэстро вдруг кивал и поощрял ее слабой улыбкой. Несколько раз он даже сказал: «Аккуратная работа».
В такие моменты мир казался Каре совершенным.
Во всем прочем жизнь утекала как песок. Кара проводила в магазине все больше и больше времени — торговала книгами и инвентарем, вела бухгалтерию, исполняла обязанности веб-мастера на сайте. Поскольку Бальзак платил Каре немного, ей приходилось подрабатывать, занимаясь тем, что хотя бы отчасти соответствовало ее квалификации, то есть английским языком и литературой. Она писала тексты для других «магических» и театральных сайтов. Примерно год назад состояние ее матери начало внезапно ухудшаться. Кара, единственная дочь, стала проводить с ней все свободное время.
Такая жизнь выматывала, тем не менее пока Кара справлялась. Если через несколько лет Бальзак наконец объявит, что она может выступать, Кара уйдет, получив его благословение и используя связи учителя с продюсерами всего мира.
Держись крепче, девушка, как сказала бы Джейнин, и твердо стой на крупе мчащейся лошади.
Сейчас Кара снова выполнила трабелловский трюк с тремя шелковыми платками. Стряхнув на пол пепел от сигареты, Бальзак мрачно сказал:
— Левый указательный палец держи чуть повыше.
— Вы видели узел?
— Если бы я не видел, то не велел бы тебе держать палец повыше. Давай еще раз.
Проклятый указательный палец нужно, черт побери, поднять чуть повыше.
Шшш… запутанные платки разделились и, словно знамена, победоносно взлетели в воздух.
— Угу, — слегка кивнул Бальзак.
Не слишком щедрое поощрение. Но Кара уже привыкла обходиться и этим.
Убрав реквизит, она встала за прилавок и начала просматривать список товаров, поступивших в пятницу в конце дня.
Бальзак же вернулся к своему компьютеру, на котором писал статью для сайта, посвященную Джасперу Маскелайну. Этот британский фокусник создал в годы Второй мировой войны специальное воинское подразделение, использовавшее иллюзионистскую технику для борьбы с немцами в Северной Африке. Бальзак писал по памяти, не прибегая ни к каким статьям или заметкам! У Дэвида Бальзака были две характерные особенности: глубокое знание искусства магии и вспыльчивость.
— Вы слышали, что к нам приезжает «Сирк фантастик»? — спросила его Кара. — Сегодня первое представление. — Старый иллюзионист хмыкнул. — Вы не пойдете? — настаивала она. — По-моему, нам нужно пойти.
«Сирк фантастик» — конкурент более старого и крупного «Сирк дю солей» — принадлежал к новому поколению цирков, объединявших традиционные цирковые номера, древнюю комедию дель арте, современную музыку и танец, искусство авангарда и уличные фокусы.
Но Дэвид Бальзак принадлежал к старой школе — Вегас, Атлантик-Сити и тому подобное.
— Незачем менять то, что и так хорошо работает! — отрезал он.
Поскольку Каре нравился «Сирк фантастик», она твердо решила затащить своего учителя на представление. Но не успела она что-либо сказать, как входная дверь открылась и на пороге появилась приятная рыжеволосая женщина в полицейской форме. Войдя, она спросила владельца магазина.
— Это я. Меня зовут Дэвид Бальзак. Чем могу служить?
— Мы расследуем одно дело, в котором замешан человек, возможно, имеющий квалификацию фокусника. Мы обходим все магазины, торгующие театральным реквизитом, надеясь, что нам помогут.
— То есть кто-то жульничает или что-то в этом роде? — осведомился Бальзак. В голосе его звучал вызов, и Кара разделяла чувства учителя. В прошлом фокусников слишком часто отождествляли с преступниками — причиной тому было поведение некоторых жонглеров, ловко очищавших чужие карманы, или тех, кто выдавал себя за ясновидящих и, используя приемы иллюзионистов, заставлял безутешных родственников поверить, будто они общаются с духами усопших.
Однако визит женщины-полицейского был вызван совсем другой причиной.
— Вообще-то, — сказала она, переводя взгляд с Кары на Бальзака, — речь идет об убийстве.
— У меня есть список вещей, найденных нами на месте преступления, — пояснила Амелия Сакс, — и мы предполагаем, что их продали именно вы.
Взяв поданный ему лист бумаги, Бальзак начал читать, Сакс же рассматривала его магазин, располагавшийся в Челси — квартале фотографов. Напоминавший черную пещеру, он весь провонял плесенью и химикалиями. Ощущался здесь и запах пластмассы: он исходил от многочисленных костюмов, висевших на расставленных повсюду вешалках. На грязных стеклянных витринах, разбитых и кое-как скрепленных, лежали колоды карт, «волшебные» палочки, фальшивые монеты и пыльные коробки с реквизитом. Рядом с маской и костюмом Дианы стояла выполненная в полный рост копия инопланетянина из фантастического фильма «Чужой» («Будь на вечеринке принцессой!» — будто никто из покупателей не знал, что Диана погибла).
Постучав по списку пальцем, Бальзак кивнул в сторону витрин.
— Едва ли смогу помочь вам. Конечно, кое-что из этого мы продаем. Но эти товары есть во всех магазинах типа моего.
Сакс про себя отметила, что на список он потратил лишь несколько секунд.
— А как насчет этого? — Она показала ему снимок старых наручников.
— В эскапологии я ничего не понимаю. — Бальзак едва взглянул на него.
— Значит, вы не узнаете их?
— Нет.
— Но это очень важно, — настаивала Сакс.
— Я узнаю, — сказала молодая женщина с потрясающими голубыми глазами и черными ногтями. Мужчина посмотрел на нее с неодобрением. — Это «дарбис» — табельные наручники Скотленд-Ярда, применявшиеся в девятнадцатом веке. Многие эскаписты пользуются ими. Их очень любил Гудини.
