— Твою мать, — ошеломленно прошептал Билли.
Прямо перед ними на стене висел плакат: трое солдат с винтовками, марширующие слева направо, и надпись:
TAG DER WEHRMACHT
17 MARZ 1942
KREIGSWINTERHILFSWERK
Рядом с плакатом к стене была прикручена большая металлическая табличка с названием станции:
«ПИКАДИЛЛИ-СЕРКУС».
Толпа на платформе состояла из мужчин и женщин, одетых по моде сороковых годов. Некоторые держали в руках зонтики, другие — газеты или свертки. Среди них затесалось несколько человек в военной форме. Немецкой форме. В эту минуту раздался громкий свисток, которому тут же ответил второй, донесшийся от головы поезда. Толпа двинулась вперед, а голос, несомненно принадлежащий англичанину, громко объявил:
— Осторожнее, леди и джентльмены, не свалитесь с платформы! Пожалуйста, осторожнее, mein Herren! Auflachen der Kluft bitte!
— Черт-те что, — пробормотала Финн себе под нос.
За спиной она слышала приближающийся топот пассажиров.
— Что будем делать? — спросил Билли.
— Садиться в поезд.
Толпа подхватила их и внесла в вагон, не дав времени на раздумья. Через минуту двери закрылись и поезд медленно тронулся с места.
— Какой-то бред, — прошептал ей в ухо Билли.
Прямо перед ними, держась за кожаную петлю, стоял мужчина в мягком кепи и форме сержанта полиции вермахта. Под мышкой он держал номер «Сигнала» — немецкой версии журнала «Лайф». На стене вагона над его головой была приклеена рекламная листовка: «Доктор Морковка» обещал крепкое здоровье тем, кто будет употреблять его ежедневно. На боку у полицая висел «люгер» в кобуре, а на лице мужчины застыло скучающее выражение.
— А они тоже сели? — спросила Финн.
— Я не видел.
— Интересно знать, куда идет поезд?
— Я знаю только, что идет он не с Пикадилли, хоть там и висела табличка.
Немецкий полицейский уже некоторое время настороженно рассматривал их. Он даже начал говорить что-то, но потом отвернулся.
— У меня от всего этого даже поджилки трясутся, — пожаловался Билли.
Рядом с «Доктором Морковкой» он обнаружил еще один плакат, на этот раз черно-белый. На нем был изображен могучий и хмурый мужчина в кепке и рубашке с закатанными рукавами. В руке он держал огромную кувалду. Подпись, кажется, призывала помогать солдатам на передовой, что показалось Билли довольно странным, поскольку мужчине с такой мускулатурой самому следовало бы отправиться на передовую. Конечно, у него может быть больное сердце, но в таком случае вряд ли он стал бы размахивать кувалдой… «Прекрати! — мысленно приказал себе Билли. — Так и свихнуться недолго». Поезд начал тормозить, и Финн сжала ему руку:
— Недалеко же мы уехали.
— Кажется, у нас проблемы.
Билли предостерегающе толкнул ее локтем.
На другом конце вагона со скрежетом раздвинулась дверь. Двое азиатов лишились своих зонтов, но зато к ним прибавился третий бандит. Раздвигая толпу, они двинулись в их сторону. Один из преследователей заметно хромал и, похоже, здорово злился.
Мгновенно развернувшись, Финн шагнула к полицаю и одним движением вырвала у него из кобуры пистолет. Тот оказался странно легким. Бутафория! Тем не менее она навела его на приближающуюся троицу. Ближайшие к ней пассажиры завизжали, и все, включая и азиатов, инстинктивно пригнулись.
В ту же секунду поезд выехал на ярко освещенную станцию. «ЛЕСТЕР-СКВЕР», — гласила табличка.
— Ни черта это не «Лестер-сквер», — возмутился Билли.
Двери открылись, и Финн, отшвырнув пистолет, двумя руками уперлась ему в спину и вытолкнула на платформу.
— Какого черта?! — Мужчина в наушниках едва успел отскочить. — Кто вас пустил?! Что за костюмы?! Дерьмо! Они испортили нам дубль! Шон! Кто, черт возьми…
Финн по-прежнему толкала Билли в спину. Они обогнули площадку с аппаратурой, перепрыгнули через рельсы, по которым двигалась камера, и бросились к выходу, бесцеремонно расталкивая операторов, осветителей, реквизиторов, первых, вторых и третьих помощников режиссера, звукооператоров, декораторов, художников и всяких будущих, настоящих и бывших звезд — словом, всю ту толпу, что неизбежно присутствует на натурных съемках большого кино.
Кто-то сердито выкрикнул фразу, которая звучит каждый раз, когда какой-то непосвященный случайно вмешивается в процесс создания хрупкой и дорогостоящей кинематографической реальности:
— Эй, вы что, не видите, что здесь идут съемки?
Наверное, они все и вправду уверены, что их иллюзорный мир куда важнее, чем настоящая жизнь.
Билли опрокинул высокий осветительный штатив, и лампочка лопнула со звуком, похожим на выстрел. Краем глаза Финн еще успела заметить табличку извещающую, что компания «Дримс уоркс» снимает здесь фильм по роману Лена Дейтона «СС — Великобритания», а в следующую секунду они с Билли уже выскочили через широко открытые двери на действующую станцию «Холборн» и бросились к эскалатору. Перепрыгивая через две ступеньки, они бежали мимо спокойно едущих наверх людей, потом пронеслись через вестибюль и наконец вылетели на Хай-Холборн. Оказалось, что они снова вернулись к Британскому музею и конторе Талкинхорна, с которой все и началось. Дождь к этому времени уже прекратился. Преследователей пока не было видно. Билли, не теряя ни секунды, шагнул на проезжую часть и энергично замахал рукой. Рядом с ними почти сразу же остановился черный кеб. Они прыгнули внутрь, и Финн поспешно захлопнула дверцу. Когда такси тронулось с места, она оглянулась и увидела, что из дверей станции показались их враги. Они опоздали на какие-то секунды.
— Может, все-таки скажете, куда мы едем? — не оборачиваясь, осведомился таксист.
— На Конвей-айленд, — ответил Билли, поудобнее устраиваясь на широком сиденье.
— Черт возьми, это же в Эссексе, приятель! — возмутился водитель.
— Я заплачу.
— Да уж не сомневайтесь, заплатите! Туда ехать миль двадцать.
— Скорее тридцать, — вздохнул Билли.
Водитель пожал плечами и прибавил газу. Через десять минут они уже выбрались из Лондона и поехали вдоль Темзы, направляясь к проливу.
— Что ты там такое кричал, перед тем как начал ругаться на латыни? — поинтересовалась Финн.
— Не помню. Вроде бы какое-то корнуоллское ругательство. Насчет их матери, козлов и сексуальной связи между ними.
— А что на этом Конвей-айленде?
— Дом, — объяснил Билли. — Там «Дутый флеш».
Спросите какого-нибудь случайного прохожего, например, в Цинциннати, где находится Маривелес, и он, скорее всего, недоуменно пожмет плечами. Это и понятно: Маривелес стоит на самых задворках мира или в преддверии ада — тут мнения расходятся. Это маленький прибрежный городок, выросший у входа в Манильский залив, на краешке заросшего джунглями полуострова. Над небольшой бухтой с хорошей якорной стоянкой возвышается гигантский конус вулкана. Обычно он бережно прикрыт туманом и будто дремлет, но на самом деле терпеливо дожидается своего часа. В этих местах извержения случаются нередко.
В давние времена в бухте Маривелеса останавливались на отдых суда, идущие в Манильский залив, и по слухам именно здесь запасался пресной водой и провизией знаменитый китайский пират Лимахон перед штурмом Манилы в тысяча пятьсот семьдесят пятом году. В годы правления Фердинанда Маркоса Маривелес стал центром так называемой экономической зоны, и старый рыбацкий поселок снесли, чтобы освободить место для новых фабрик, причалов, правительственных зданий, ныне пустых и заброшенных, и даже для атомного реактора, который, впрочем, так никогда и не заработал. Как не заработали ни огромные элеваторы, ни «город пластика» — завод для изготовления полиэтиленовой пленки. Если вспомнить, что главной страстью супруги президента, Имельды Маркос, была дорогая обувь, можно углядеть некоторую иронию в том, что одна из немногих уцелевших в городке фабрик производит фальшивые кроссовки «Найк». В большом мире Маривелес известен только тем, что именно отсюда в годы Второй мировой войны начался печально известный Батаанский марш смерти, и еще тем, что здесь делают теннисные мячи для Уимблдона. По официальным сведениям, в Маривелесе проживает семьдесят пять тысяч человек, но на самом деле его население почти в два раза больше. В основном его составляют безработные, ютящиеся в трущобах на восточной оконечности полуострова, далеко за пределами «экономической зоны». Это многонациональный город иммигрантов, съехавшихся сюда из еще более нищих и обездоленных уголков мира, — город, в котором работы и надежды никогда не хватает на всех. Единственная отрада для местных жителей — это шабу, филиппинская разновидность метамфетамина. Наркотик в огромных количествах производят в подпольных лабораториях тут же, в трущобах на склоне холма.
