Она почувствовала, как по телу медленно разливается желание быть с Гарри, и усилием воли отогнала его. Нет смысла страдать по ушедшему безвозвратно. Время – лучший лекарь. И слово «время» выпустило из закромов ее памяти одно из любимых стихотворений Гарри; лежа в теплом, наполненном запахом шампуня воздухе, она прочла его про себя, но не так, как учил Гарри, а стремительно, единым порывом: «Крылатое созданье – время. Пока хвалю я сиянье красоты твоей, пока зову ее лучистой, оно взмахнет крылами и оставит в глазах твоих туман едва заметный». Лили прочла все стихотворение и закончила словами, неизменно смешившими Гарри: «Джаспер Мейн, 1604-1672». И вдруг без всякой связи вспомнила, что у нее есть пять тысяч фунтов, а будет еще тысяча и даже больше, если Джонни найдет то, что нужно. У нее, Лили Стивенс из Акфилда, появится много денег, и она посоветуется с миссис Харроуэй, куда вложить их, чтобы удвоить или утроить состояние, – миссис Харроуэй знает толк в деньгах, беспрестанно рассуждает, как купить и выгодно продать акции, говорит, что женщина с деньгами никогда не останется без мужчины, и это правда; за время, проведенное с Лили, она отвергла предложения двух или трех богачей, шутила, что они хотят жениться не на ней, а на ее деньгах, и вообще мужчины нужны только в постели, а из-за этого выходить замуж не стоит. Боже, что она иногда говорила! Настоящие гадости! Гарри бы это пришлось по душе. Но нередко она переходила всякие границы. Все же есть вещи, о которых ни в коем случае нельзя говорить открыто.
Пока Лили наслаждалась воспоминаниями, Гримстер поставил машину на стоянку и в плаще, придерживая от налетевшего ветра шляпу, пошел вдоль реки. Прилив отступал, кофейного цвета морская вода перемешивалась с серой пресной. Кулики и черноголовые чайки кружились над лужицами, оставшимися после отлива, и Гримстер вспомнил о Билли. Только ли птицы, звери да старая дружба привязывали Билли и Гарри друг к другу? Билли, пожалуй, да. Но самого Диллинга? В этом Гримстер уверен не был. Теперь он знал о нем больше, но тайна оставалась неразгаданной. Свое открытие Диллинг спрятал, а ту злополучную пятницу превратил в головоломку. Но если Гримстер верно разгадал характер Диллинга, Гарри не мог не оставить хоть какой-то ключ к разгадке. Кому? Не Лили. Это было бы слишком просто. Нет, разгадка явно рассчитана на такого человека, как сам Гримстер или Билли Кто, и задумана в духе причуд Диллинга. Гримстер понимал, что Гарри и дружбу и любовь стремился использовать для собственного удовольствия. Но не терял при этом порядочности. Не любил оставаться в долгу, но умел склонить чашу весов в свою сторону, – за это уже Гримстер мог поручиться. Лили была у него под каблуком, и настолько, что можно с уверенностью сказать: если Гарри приказал ей лгать о чем-нибудь, она станет лгать, и дьявольски трудно будет отвратить ее от этой лжи из-за ее особой преданности Гарри, которую он заслужил тем, что льстил ее самолюбию и расширял ее кругозор. Какой мужчина откажется на таких условиях от красивой, сочной, услужливой любовницы? Гримстер подозревал, что характер Гарри имел несколько пластов. Нужно только отделить их друг от друга.
Гримстер пошел обратно. Теперь ветер дул в спину, и он остановился закурить сигарету. Прикуривая, заметил человека, идущего навстречу по тропинке вдоль реки. Когда расстояние между ними сократилось до двухсот ярдов, он узнал его. Это был Гаррисон, в кепке и тяжелом плаще, мокрые полы которого шлепали на ветру, – ни дать ни взять, ворона ковыляет. Гримстер, не моргнув глазом, двинулся к нему. Если дело касалось Гаррисона, Гримстер ничему не удивлялся.
Они сошлись, Гаррисон пошел рядом. Его лицо пылало, как предзакатное солнце, он тряс головой, пытаясь сбросить с козырька соленые брызги.
– Еще полсуток ненастья, и рыба перестанет клевать, – начал он.
– Где ты остановился? – спросил Гримстер.
– Там, где ты обедал. Я старался не высовываться. Удивительно, как это тебя выпустили с нашей мисс Стивенс. Классная баба. Думаю, она даже тебя расшевелит. Согреет твою постельку.
– «Нашей» мисс Стивенс?
– Более или менее. Ты за ней ухаживаешь, присматриваешь, но и мы на нее ставим. Говоря «мы», я считаю себя лишь посредником. Мальчишкой на побегушках.
– Чьим посредником?
Гаррисон расхохотался:
– Какой смысл отвечать тебе, если мне самому, скорее всего, правду не сказали. Ничего не поделаешь – со мной откровенничают редко. Я ниже, чем просто связной. Мне платят, а до остального – никому нет дела. Я могу работать и на египтян, и на русских, и на американцев, и на южноафриканцев. Знаю только, что ваш профессор Диллинг, заключая сделку с Ведомством, прощупывал контакты с моими работодателями.
– Имя и фамилию Лили ты узнал от них?
– Естественно.
– Тебе известно, что он хотел продать?
– Этого мне не сказали. Да, честно говоря, старик, я и знать не хочу. Уверен только, что его изобретение не прибавит миру ни спокойствия, ни благосостояния. – Гаррисон остановился, полюбовался, как под мостом плещется вода. На миг его лицо смягчилось. – Не забыл, как мы впервые пошли на рыбалку? Вода только начала спадать, и какой-то бакенщик научил нас насаживать червяка. Я тогда поймал рыбину весом двадцать фунтов – это в первый-то раз! А ты чуть ее не отпустил, потому что не умел снять с крючка. Кое-чему ты до сих пор не научился. Как твоя мать?
– Благополучно стареет.
– Нам до такого возраста не дожить. И доживать не стоит. Однако вернемся к нашим баранам. У тебя есть шанс прилично заработать. Или тяни время, пока не окажется, что дело труба – тогда они от тебя сами отстанут, – или передавай мне все, что попадет под руку. Плата и условия – на твое усмотрение. Безопасность тебе, конечно, гарантируется. Пока нужно узнать только одно: куда ездил Диллинг в пятницу, двадцать седьмого февраля, и что он там делал. А мелким шрифтом в углу контракта дописано: если тебе удастся достать то, что Диллинг спрятал, получишь жирный, очень жирный куш.
Гримстер засмеялся:
– Ты – мой друг, а хочешь меня уничтожить. Зачем?
– Не знаю, старик. Сальери убил Моцарта, сам не понимая почему, хотя пытался оправдаться красивыми фразами. Каждый разрушает то, что любит, – кто мечом, кто словом. Ведь если бы Ведомство приказало тебе расправиться со мной, ты бы сделал это. Проповедовать добродетель давно не в наших силах. Берешь у Сатаны деньги, отдаешь ему душу, а взамен получаешь работу до конца дней своих… Конечно, если их не прервут раньше времени. Но я кандидатом в мертвецы не стану еще долго. Я слишком нужен каждой стороне. Что скажешь?
– Только то, что человек майора Кранстона скорее всего следит сейчас за нами и доложит о нашей встрече. Я тоже доложу. А ты зря тратишь время и прекрасно понимаешь это. На самом деле тебе нужен не я. Не слишком мудрено выражаюсь?
– Как всегда, Джонни. Значит, не сговоримся?
– Нет.
– Тебя соблазнит только одно, так?
Маленькая птичка пронеслась сквозь дождь, зависла в воздухе, подобно ястребу, нырнула в реку и тут же вынырнула с серебристой рыбкой в клюве.
Глядя на нее, Гримстер немного помолчал и ответил как никогда откровенно:
– От твоих людей я этого никогда не дождусь. Да и кто им помешает сфабриковать для меня улики?
Гаррисон выбросил прослюнявленный окурок, поковырял в сыром песке тупым носком поношенной замшевой туфли и сказал:
– У тебя чутье слишком развито. Но как знать? Когда-нибудь они возьмут да и раскопают настоящие доказательства.
– Не они, а ты. Именно тебе хочется продать меня с потрохами. Они пообещали хорошо заплатить тебе, если я достану бумаги, верно?
– Может быть. – Гаррисон вздохнул. – В общем так: если передумаешь, обращайся ко мне – я останусь здесь на целую неделю. – Он обернулся, посмотрел туда, откуда они пришли. – Надо бы заняться зарядкой. Не для здоровья, сам понимаешь, а чтобы убить время между едой, питьем и вербовкой тебя. – Он сделал шаг прочь, остановился, сунул руку в правый карман пальто и вынул конверт. – Вот это тебе. Думаю, пригодится. Тут, конечно, не улики, просто сведения о том, кто на самом деле была Вальда. Вальда, которую считали милой, невинной простушкой.
Гаррисон двинулся по песку вдоль следов, которые они оставили, когда шли сюда. Гримстер глядел ему вслед, держа конверт в руке. Потом положил его в карман и пошел обратно в Барнстепл за Лили.
Вернувшись в Хай-Грейндж, он изложил майору Кранстону тщательно продуманное резюме о своей встрече и беседе с Гаррисоном, зная, что оно пойдет прямо к Копплстоуну и сэру Джону. Но о конверте не сказал ни слова, хотя понимал, что, утаивая эту информацию от Кранстона, он играет на руку Гаррисону, возможно даже, делает первый шаг навстречу его планам.
И все же…
– Не исключено, что против мисс Стивенс затевается заговор, – высказал свое мнение Кранстон. – Возможно, ее попытаются похитить. Не стоит ли приставить на ночь охрану к ее комнате?
