Раздался скрип тормозов, фургон остановился, и нас из него вытащили. Мы вошли внутрь какого-то высокого здания, и вдруг перед нами предстал Новый Порядок во всей своей суровой, монохромной нормальности: яркий свет, коридор, из которого открывались двери в залы суда, люди, принадлежащие к Новому Порядку, обычные, тривиальные, одетые в скучную одежду, как принято при Новом Порядке, сотовые телефоны с одинаковыми звонками на одной ноте. Повсюду портреты Того, Кто Избран. И черные на красном фоне эмблемы «Н.П.» на всех стенах. При виде всего этого дни и ночи, проведенные в тюрьме, показались нам почти раем. По крайней мере этого дерьма мы избежали.
Уит приблизил свое лицо к моему и прошептал:
— Если получится — мы убежим! Возьмемся за руки и убежим. И не оглядывайся, ни при каких обстоятельствах.
Охранник распахнул резную дверь с витиеватым узором, и…
Мы снова оказались в этом ужасном зале суда. Там сидел судья Иезекиль Злобс, вид у него был как у первого по старшинству и любимого двоюродного брата Смерти.
— Тот, Кто Судит! — объявил с искусственной улыбкой лакей Нового Порядка.
Будто мы успели забыть, как выглядит этот огромный мешок с дерьмом.
На сей раз перед нами не было ни присяжных, которые нас ненавидели, ни зрителей, склонных над нами насмехаться. Только Тот, Кто Судит, вооруженная охрана и… Посетитель. Увидев его, я тихонько застонала. Вероятно, он пришёл обвинять нас в недостаточно качественной чистке туалета или в том, что мы разлили ведро в коридоре Бешеных Псов.
Судья Злобс читал толстый отчет. Он лишь мельком посмотрел на нас — взгляд его при этом был полон отвращения, — после чего перелистнул очередную страницу и продолжил чтение.
— Уистерия Олгуд, — наконец произнес он, поднимая на меня свои безжизненные глаза. — Уитфорд Олгуд. — Каким-то образом в его устах корень «гуд», означающий в переводе «хороший», звучал как олицетворение абсолютного зла. — Полагаю, вам нравится в Больнице?
— Там фантастически здорово! — ответила я. Не могла удержаться. — Пять звезд.
— У меня данные ваших медицинских обследований, — продолжил он, не обращая на меня ни малейшего внимания, и помахал толстой папкой с такой легкостью, словно она ничего не весила. При этом глаза его прожигали нас, словно два лазера. — Ваши тесты показывают, что вы… нормальные. Все тесты до единого!
Сердце слегка подскочило у меня в груди. Слава Богу! Это все было ужасной, чудовищной ошибкой. А теперь мы вернемся домой, к родителям. Наконец-то кошмар окончен.
— Я хочу немедленно узнать, — продолжал судья, — кого вы подкупили. Вот его? Посетителя? Подозреваю, что именно его.
Уисти
— Подкупили? — выдавил Уит.
У меня возникло ощущение, будто макушка его вот-вот оторвется и начнет кружить по комнате. В этот момент я могла честно сказать: с нами случались и более странные вещи.
— Посетителя? — переспросила я. — Тут вам нечего бояться. Поверьте, он преданный и достойный садист.
— Конечно же, вы кого-то подкупили! — завопил судья. — Нормальные? Да вы настолько далеки от нормальности, насколько это возможно! Вы извращенцы, само зло, а это ненормально. Вы полны лжи, и это тоже ненормально. Вы опасны для общества, и это тоже ненормально.
Уит уже был готов взорваться.
— Безумие — это тоже ненормально. Чем мы могли кого-либо подкупить? Кашей? Мышиными какашками? Секретами красоты, почерпнутыми у жуткой Матроны?
Лицо судьи Злобса побагровело от ярости.
— Не ты здесь задаешь вопросы, милашка, — процедил он сквозь зубы. Гнев бил из него ключом, как струи воды из итальянских фонтанов. — Ты отвечаешь на вопросы. Итак, последний раз спрашиваю: кто это был? Я знаю, что не Матрона. Она — моя любимая сестра.
«Вот это да!» — подумала я устало и решила больше сегодня не шутить по поводу Матроны.
— И если, — продолжал он, — ты скажешь в ее адрес еще одно плохое слово, я предъявлю тебе обвинение в неуважении к суду. А за это полагается такое наказание, что все остальное покажется тебе детским садом.
«Ах ты, жалкий, подлый таракан», — подумала я.
Уит тем временем ответил:
— Прошу прощения. Ну может, ваши дурацкие машинки для тестов в тот день дали сбой?
— Заткнись! — рявкнул судья. — Очевидно, вы испортили аппараты для тестов. Применив свое колдовство. Вы задали им неверные результаты!
«Таракан! Ты — таракан! — кричала я мысленно. — Если б только я могла превратить судью Злобса в таракана! Я ведь ведьма, верно? Так почему же я не могу этого сделать? Почему? Почему? Почему?»
— Превратись в таракана, — пробормотала я потихоньку. — Превратись в таракана!
От напряжения у меня заболела голова. Ведьмы колдуют при помощи заклинаний. А я не знала никаких заклинаний. Помнила только несколько стихотворных строф — с детства. Интересно, знаю ли я какие-нибудь стихи про тараканов?
А вспомнилась мне только вот такая песенка:
Мухи на кухне, мелкие, шустрые,
Мухи в ночи летают, жужжат.
Мухи на речке, мелкие, шустрые.
Мухи на зорьке летают, кружат.
И кто мне скажет, что, черт возьми, это значит?
Судья по-прежнему орал на Уита, но лицо моего брата оставалось каменным: он очень старался сохранить самообладание.
Вдруг мое внимание привлекло громкое жужжание, и я отвернулась от Уита, чтобы задрать голову и посмотреть вверх.
Возможно ли?..
Звук становился все громче, а потом один из охранников прохрипел:
— Что за… Эй! О Боже, о Господи, о Господи, Боже мой!
Зал суда внезапно наполнился огромными кусачими слепнями.
Я накликала беду.
Уисти
Слепни. Они пикировали на нас отовсюду, насколько хватало взгляда, — обезумевшие твари, намеренные напиться нашей крови. И это я создала их. Ну и дел я натворила!
Если бы кто-нибудь в ту минуту забросал зал суда диверсионными бомбами со зловонным газом или фейерверками М-80, это не вызвало бы большего смятения. Крутые парни-охранники неистово размахивали руками над головой и кричали, словно мальчишки, наступившие ногой на гнездо шершня.
У судьи Злобса отвисла челюсть: он находился в состоянии ужаса и оцепенения. Но он быстро захлопнул рот, когда несколько огромных насекомых, словно камикадзе, устремились к нему в пасть со смертоносной миссией.
Мы с Уитом нырнули под стол.
— Что происходит? — спросил он. — Это ты?..
— Гм… — начала я виновато, — ну типа того. Может быть. Да.
— Уисти, что конкретно ты сделала? — прошептал он мне на ухо.
— Точно не знаю. Просто напевала песенку про мух: мухи на речке, мелкие, шустрые, и все такое.
Жужжание внезапно смолкло.
«И все? — подумала я. — И конец бедствию?»
Уисти
Я выглянула из-под стола и увидела, как Посетитель мечется из стороны в сторону, беспомощно хватая воздух своими тонкими, словно палки, руками. Судья Злобс время от времени высовывал голову из-под мантии, и глаза у него были размером с мячики для игры в бейсбол.
А потом один из охранников воскликнул:
— О Господи!
— Господи, нет! — завопил второй. — Это еще хуже! Гораздо хуже!
Я глазам своим не верила. Все слепни куда-то пропали. Зато у всех на лицах и на руках — на каждом участке голой кожи — появились какие-то… маленькие черные пятна.
И они шевелились!
— О Боже! — выдохнул Уит. — Слепни превратились в пиявок.
— Я ничего не говорила про пиявок, — оправдывалась я шепотом.
Судя по всему, эти отвратительные маленькие кровопийцы были чертовски эластичными. Один из охранников попытался оторвать насекомое у себя от губы, а оно все растягивалось и растягивалось — до тех пор, пока не превратилось в мерзкую желтоватую кашу. А еще пиявки сидели на стенах, на столах, на стульях — тысячами. Они шевелились повсюду, эти гигантские кровососущие червяки. Некоторые падали с потолка.
— Пожалуй, это самое отвратительное зрелище, какое я когда-либо видел, — вздохнул Уит. — Даже учитывая все то, через что нам пришлось пройти в Больнице.
— Эй, — возразила я, — если ты не заметил, на нас они, кажется, не забираются.
А потом в комнате раздался громоподобный голос:
— Прекратите! Прекратите этот детский сад! Больше никаких мух, никаких пиявок, никаких варварских пакостей!
Я вдруг ощутила вялость и слабость в коленях. Меня будто парализовало. Я вспомнила это чувство — ну как я могла его забыть?
Он стоял там — только что появился — и уже успел все разрушить. Все вернулось на свои места: скучные декорации, Новый Порядок, нудное однообразие.
— Я — Тот, Кто Избран. Это на случай, если вы забыли или, быть может, подавили в себе воспоминания.
