— Верно. «Авалон Лтд». Затем этот международный торговец оружием Тимоти Делакруа, о котором упоминал Харли Гаунт в материалах, доставленных Манни Манхаймом. Согласно Харли, Делакруа утверждал, что «Сато» была одним из его поставщиков. Это значит, что этим поставщиком был покойный Винсент Тинь.
Мужчины посмотрели друг на друга. Им не нужно было никаких слов, но вновь всплыли воспоминания.
— Ты посадил Маргариту на самолет? — спросил Николас.
— Вчера поздним вечером.
Он взглянул на Кроукера.
— Ты уверен, что сделал правильный выбор?
— Ничуть. — Кроукер улыбнулся ему, но тут же почувствовал фальшь и погасил улыбку. — Я не могу позволить ей уйти из моей жизни, Ник, но что еще я могу сделать? Я — полицейский, слава Богу. Я всегда стоял на стороне закона.
— А ты уверен, что она на другой стороне?
Кроукер с удивлением посмотрел на своего друга.
— О чем ты говоришь?
— Это же черт знает какая женщина, Лью!
— Она грозный мафиозо, приятель.
Николас, скрестив перед собой руки, мягко заметил:
— Микио Оками — Кайсё всех якудза. Месяц тому назад я с радостью выдал бы его, если бы у меня было хоть полшанса. А сегодня я не могу быть так же уверен. — Он перевел взгляд с заснеженного ландшафта за окном на мрачное лицо своего друга. — Позволь задать тебе один вопрос, Лью. Является ли Маргарита аморальным человеком?
— Я... — Кроукер остановился, не зная, что сказать. «В каком сумрачном месте скрывается правда?»
— Мы все носим маски, — продолжал Николас, — чтобы скрыть то, что всего важнее для нас.
Вновь наступила тишина, и два друга услышали приглушенный хруст шагов на улице. Николас слегка пошевелился и спросил:
— Ты знаешь, что тебе надо будет делать?
— Да. Нанги и Фэйс Гольдони уверены, что Оками и есть Нишики. Маргарита собирается узнать, как связаться с ним. Даже непрямой путь, который он установил с Домиником Гольдони, будет лучше, чем то, что имеем мы сейчас, то есть ничего.
Кроукер помешал кофе в керамической кружке.
— А что, если они ошибаются? Что, если Оками не является Нишики?
— Мы все равно должны попытаться найти Оками. Готов ты к этому?
Кроукер рассматривал свою биомеханическую руку, как если бы он никогда не видел ее раньше. Он понимал, что ему предлагают делать: следить за Маргаритой длительное время, с тем чтобы он смог выяснить всю тщательно разработанную цепочку до самого источника — Нишики.
— Я люблю ее, Ник. Но мы оба знаем правила. Мы знаем, кто мы и какие дороги мы избрали. — Он посмотрел в темные глаза своего друга. — Это все, что имеет каждый из нас.
Передняя дверь открылась, затем тихо закрылась. Кроукер встал и пошел на кухню.
— Ужин через час?
— Хорошо, — сказал Николас, беря свою утепленную куртку. — Не затрудняй себя уборкой. Сашико придет завтра рано утром.
Челеста дожидалась его в прихожей. Она молча смотрела, как он надел сапоги, затем взяла его за руку, и они вышли на сумеречную улицу.
Везде лежали синие тени. Внизу, под кедром, облепленным снегом, были видны кроличьи следы, яркий клочок шерсти. Следы убегали в ближайший подлесок.
Они прошли через группу призрачных мелкорослых гинкго, поднялись на небольшой холм, затем спустились к озеру. Оно почти полностью покрылось льдом, местами напоминающим цветные стекла.
— Весной, — сказал Николас, — я собираюсь понырять в озеро.
— Ты боишься, что его там не окажется?
— Нет. Но его душа нуждается в компании. У нее не было этого при жизни.
Челеста сжала его руку.
— Этот человек был хладнокровным убийцей. Я не могу понять твоего отношения к нему... или отношения к нему моей сестры.
— Я не смогу объяснить тебе этого.
— Не может и она. Как и ты.
Они повернули обратно, поднялись на вершину холма. Отсюда был виден противоположный берег озера. Домики теснились друг к другу, как бы в поисках тепла. Лаяла собака, а мужчины усердно трудились, подрезая деревья так, чтобы они выглядели как узловатые шары.
Японцы, как узнала это Челеста за короткое пребывание здесь, не любят оставлять что-либо на произвол судьбы.
— А что относительно кореку. Освещенной Энергии? — спросила Челеста. — Ты все еще считаешь, что это так важно?
— Я собираюсь спросить это у Оками, когда увижу его, — ответил Николас. — Но, да, я считаю, что это еще более важно сейчас, чем когда-либо. — Он думал о том даре, который он нашел за Шестыми воротами. Вероятно, поэтому он и чувствовал себя так близко к До Дуку. До Дук дал Николасу и Маргарите очень ценную вещь, которая изменила их жизни. Сила, лежащая за Шестыми воротами, все еще в основном оставалась тайной. Что будет дальше, Николас не мог пока сказать. Было ясно только, что, как и предсказывала Сэйко, он уже не был больше таким, каким был раньше.
Он оторвался от своих мыслей и посмотрел на Челесту.
— Ты не останешься со своей сестрой?
— Мы — два разных типа Гольдони. Мне нужно найти Оками, чтобы успокоиться. — Порыв ветра с озера взлохматил ее волосы, когда она покачала головой. — Кроме того, я никогда не смогла бы жить в Америке. Я бы скучала по воде и свету... величию Венеции, ее истории. Теперь зимой все ее прекрасные краски теряют блеск из-за облаков и дождя, пока не наступит волшебный момент в конце дня, когда поток солнечных лучей прорвется через облака и превратит piazze в византийское золото. — Ее взор был устремлен вдаль. — Скоро наступит время карнавала и вновь появятся маски.
Они молча медленно направлялись к дому. Через некоторое время Челеста сказала:
— Я знаю, что ты сердишься на меня.
— Правда?
— Да. Ты считаешь, что мне следовало сказать тебе с самого начала, что я Гольдони. Но дело в том, Николас, что я сомневалась, станешь ли ты доверять мне, если узнаешь об этом. Оками знал твой характер, и он предупредил меня, чтобы я скрыла от тебя свое настоящее имя.
Они остановились около подъезда, чтобы отряхнуть снег с сапог. Николас открыл переднюю дверь, и они оставили там свою обувь.
— Пожалуйста, не сердись на меня, — попросила она. — Это причиняет мне такую боль!
* * *
Тени и ночи. Лунный свет, рассекаемый на части бамбуковыми занавесями, падал на Николаса, лежащего на своем футоне. Он мог бы спать уже несколько часов, но его тело подвело его, бросая то в жар, то в холод, — оно желало женщину, которая была в соседней спальне.
Он знал, что может встать, пойти и лечь рядом с ней. Он также знал, что она хочет этого, что они оба хотят, но он чувствовал себя парализованным. Образ Жюстины преследовал его. Он знал — не потому, что кто-то сказал ему, а потому, что он просто чувствовал это, — она умерла, так как его там не было, чтобы защитить ее. И если они разошлись в последние годы, если их любовь не выжила, то это также из-за него... из-за него и из-за Японии.
Он услышал легкий звук, когда гиодэи — экран из рисовой бумаги, загораживающий его спальню, медленно отодвинулся. Он заметил тень, почувствовал легкие бесшумные шаги в своей комнате. Она избегала полосок лунного света и держалась в глубокой тени по углам комнаты.
Фигура стояла неподвижно какое-то время, наблюдая за ним. Затем, как призрак, сбросила с себя кимоно и с легким вздохом проскользнула под покрывало его футона. Он почувствовал запах Челесты, такой же возбуждающий, каким он помнил его по Венеции и Парижу. Что бы ни произошло потом, он знал, что будет всегда помнить ее в тот первый насыщенный электричеством момент, в schola cantorum церкви Сан-Белизарио, полную загадки и власти, столь характерных для Венеции.
— Я не смогу быть ею.
— Я и не хочу, чтобы ты была ею, — сказал Николас.
— Это действительно так?
— Взгляни в мою душу.
— Я не хочу этого, никогда. — Это была одна из черт, которые он любил в ней. — Я вижу только тебя, когда я гляжу на тебя.
Она вздохнула снова, но на этот раз потому, что он сжал ее в своих объятиях. Его губы нашли ее губы. Он почувствовал, как они дрожат, когда Челеста раскрыла их. Они слились в страстном поцелуе. Их тела как бы были специально созданы друг для друга.
* * *
Николас встал на заре. Ему не хотелось оставлять Челесту, но его тело и ум требовали разминки. Был первый день нового года. Продолжал идти снег, тихо и густо, скрывая под собой все, кроме высоких деревьев, стоявших недалеко от дома.
Николас предался медитации, чувствуя себя более умиротворенным, чем когда-либо с момента, когда Нанги сообщил ему о смерти Жюстины. Он глубоко дышал: вдох-выдох, вдох-выдох. Прана. Он знал, что она не возражает против присутствия здесь Челесты, что она приветствовала бы эту привязанность, если бы была еще жива. Где бы была она в этом случае? Что сделало бы ее счастливой? Вдох-выдох. Это самое печальное, думал он, что он не помнил о всех тех вещах, которые делали ее счастливой.
Краем уха он слышал, как шодзи был поставлен на место, но не обратил на это внимания. Сашико приходила рано по праздничным дням, делала свое дело и уходила в полдень к своей семье.
