Некоторые из друзей Батлера говорили, что судя по стандартному характеру обвинения, парня на самом деле арестовали за его политические убеждения.
– Чепуха, – сказал Батлер. – Просто вы не знаете, как делаются такие дела: этот парень – самая подходящая кандидатура на образ врага. Он не представлял для правительства никакой опасности. Более того – он ему помогал.
– Он поднимал уровень самосознания своего народа, – сказала сестра Батлера.
– Каждый раз, когда этот мальчишка открывал рот, десять тысяч белых сдвигались вправо.
– Это искаженный образ мыслей, – сказала сестра. – Не знаю, как ты, а я устала валять дурака.
– А я устал от неудач. Мы отталкиваем тех, кто поддерживает нас на севере, да и на юге.
– За нами Третий мир. Нас больше, чем этих белесых.
– Количество уже не играет прежней роли, – возразил Батлер. – Любая армия состоит из людей, которые могут действовать вместе и, что самое важное, быть в нужное время в нужном месте. Если бы я возглавлял революцию в этой стране, я бы дал каждому парню не ружье, а часы.
– А это крепко застряло у тебя в голове, мистер «вам разрешается быть только защитником». И не повторяй мне разговоры белесых о том, что мы будем стерты с лица земли. Нас стирают с лица земли каждые сто лет, а мы – вот они!
– Нет, – печально сказал Батлер, – я не считаю, что нас сотрут с лица земли, потому что не думаю, что мы сможем сейчас заварить настолько крутую революцию, что нас сотрут в порошок. Мы задохнемся в нашей собственной глупости.
Его сестра ответила, что Батлер слишком высокого мнения о белокожих. Ответ Батлера сводился к тому, что хотя белокожий не так уж хорош, и даже изрядно глуп, но по сравнению с его сестрой самый последний белый босяк выглядит интеллектуальным гигантом.
Отчаяние Батлера становилось все глубже с появлением все новых газетных статей с невыполнимыми требованиями черных активистов: о единстве Третьего мира и языке пуль. Когда Уильям Форсайт Батлер узнал о создании по всей стране сети департаментов африканских исследований, он чуть не заплакал от чувства бессильной досады: «Вы, проклятые ублюдки, нам нужны школы профессиональной подготовки! – кричал он в тишине своей комнаты. – Не эти идиотские департаменты, а школы профессиональной подготовки, слышите? В этом наше спасение».
Естественно, большинство друзей перестали с ним разговаривать – он был трусливым дядей Томом. Он был тогда затаившим месть защитником, и у него был план. В один прекрасный день этот план сработал: Батлер перешел в другую команду, «Нью-Йорк Джайнтс», и получил обещание, что ему дадут возможность продвинуться в следующую линию.
В день открытия нового сезона он занимал место защитника в последней линии обороны. В конце сезона он занимал то же место.
Вот тогда-то Уильям Форсайт Батлер и подумал, что, может быть, его сестренка права.
Движение за укрепление этнического самосознания набирало силу в футбольных клубах, и Батлер стал одним из его руководителей. Он проанализировал статистические данные о футбольной лиге, которые показывали, что черных игроков значительно чаще, чем белых, вытряхивали из первых – более престижных и лучше оплачиваемых – линий в задние – защитные.
Он потребовал от руководства ответа на вопрос: почему за такую же игру черный получает меньше, чем белый? Батлер назвал это рабством двадцатого века. Он заявил, что именно расизм является причиной того, что среди полусредних нет ни одного черного, и объявил, что в следующем сезоне потребует, чтобы его перевели в полусредние.
Вилли Батлер продолжал задавать свои вопросы, а владельцы футбольных клубов продолжали хранить молчание. Вскоре имя его исчезло со страниц спортивных газет, не желавших подрывать всеамериканский дух этой игры.
И вот пришел день, когда на последней странице газеты «Нью-Йорк Дейли Ньюс» Батлер увидел занимавший всю полосу заголовок, который вызвал у него приступ ярости. Прочитав его, Батлер поклялся никогда не забывать о рабстве, которое привело его предков в эту страну.
Заголовок гласил:
«Вилли Батлер продан».
О том, что его собираются продать в другой клуб, Батлер впервые узнал из этой газеты и, чтобы не быть проданным кем-то куда-то, – ушел из футбола.
Он был еще молодым парнем, и его занесло в Корпус мира. Он был направлен в Бусати, чтобы попробовать осуществить ирригационный проект, который помог бы поднять плодородие небольших земельных участков хотя бы до уровня достигнутого аборигенами две тысячи лет тому назад. Батлер, довольный тем, что находится так далеко от Америки, с увлечением работал, пока однажды к нему не обратился представитель ЦРУ, приписанный к Корпусу мира в Бусати. Человек из ЦРУ сказал: он возвращается домой, он наблюдал Батлера в работе и понял, что тот – настоящий американец, и как насчет того, чтобы поработать на ЦРУ?
«Почему бы не подработать?» – подумал Батлер и согласился, решив, что как-нибудь выкрутится, направляя нелепые сообщения о высосанных из пальца событиях и взятые с потолка прогнозы о возможном ходе развития событий.
Однако в жаркой Бусати сбывались любые прогнозы. Батлера зачислили на полное довольствие в ЦРУ, положив ему тридцать шесть тысяч долларов в год и поручив содействовать приходу к власти тогда еще полковника Ободе, который придерживался в то время прозападной позиции.
Примерно тогда же Уильям Форсайт Батлер побывал в горах у лони. Войдя в первую же деревушку, он почувствовал: это его дом.
И он устыдился за свой дом. Разбившись на немногочисленные группы, лони прятались в горах; низкорослые трусливые мужчины рылись в земле, отыскивая съедобные корешки и беспрестанно оглядываясь, не появился ли сзади хауса, слон, или еще что-нибудь крупнее ящерицы. В Империи Лони, видимо из-за трусости мужчин, установился матриархат. Три наиболее многочисленные группы лони возглавлялись тремя сестрами-принцессами. Батлер встретился с одной из них и сказал ей: он – тоже лони.
А почему мы должны верить? – спросили его.
Раздосадованный Батлер невольно произвел гортанью шипящий с прищелкиванием звук – у него это было с самого детства. Принцесса неожиданно обняла Батлера и пригласила его в дом.
Батлер смутился.
Принцесса объяснила ему, что мужчины лони, рассердившись, всегда издавали этот звук. Но ей уже давно не приходилось его слышать.
Батлер забыл и об Ободе, и о поручении ЦРУ. Он провел в деревушке две недели и впервые услышал там легенду лони. Он рос и воспитывался в обществе, в котором не верили в такие вещи, но в этой легенде, думал он, многое относилось лично к нему.
Возвращающиеся домой дети лони. Разве он не был одним из этих детей?
А человек с Запада, погибший, но, в конце концов, победивший того, кто поработит лони. Ну, а разве он, Батлер, не с Запада? И разве его нельзя назвать умершим, в том смысле, что он отказался от своей прошлой жизни, чтобы воссоединиться с лони? А человек, который поработит лони? Кто еще как не Ободе?
Он не очень-то понял, что там говорилось о каком-то азиате, который якобы возродит дух лони в ритуальном огне, но кто сказал, что в легендах все должно сходиться с жизнью до последнего слова?
Да, эта легенда здорово подходила ему. И чтобы показать лони свои братские чувства, отплатить тем, кто поработил их, а заодно доставить небольшое удовольствие себе самому, Батлер решил кое-что добавить к легенде – пусть в нее войдет человек, который заставит белых оплатить грех многовековой давности.
Он открыл лежавший на соседнем кресле «дипломат» и вгляделся в потемневший по краям пергамент – грузовую декларацию корабля на партию рабов из Восточной Африки. Другой старинный пергамент представлял собой свидетельство об их продаже. Была здесь и пожелтевшая справка с плантации. Еще на одном документе было изображено родословное дерево. Во всех этих документах значились фамилии Липпинкоттов, Батлеров и Форсайтов – трех американских семей, наживших свои состояния на работорговле.
Он вытащил из небольшого конверта стопку газетных вырезок. Самая последняя – он натолкнулся на нее недавно в газете «Норфолк Пайлот» – чудесное маленькое сообщение о помолвке Хиллари Батлер с Хардингом Демстером Третьим. Надеюсь, подумал он, что Хардинг Демстер Третий не будет слишком опечален, если ему придется подождать у алтаря.
В аэропорту Бусати царило смятение. В донесении, полученном от армейского подразделения, приданного компании «Эйр Бусати», основная задача которого состояла в том, чтобы не допускать краж авиационных покрышек и колес, говорилось, что из багажного отделения исчезли семь больших лакированных сундуков, а в самом подразделении не досчитались четырнадцати солдат.
Был разграблен также газетный киоск. В связи с размерами нанесенного ему ущерба было высказано предположение, что в этом киоске начался бунт, но для такого бунта в аэропорту было маловато людей. На самом деле, если уж придерживаться истины, в аэропорту, кроме нескольких человек обслуживающего персонала, находились в то время один белый американец и один престарелый азиат, которые потом исчезли вместе с солдатами и лакированными сундуками.
